Можно закрыть глаза на то, что видишь. Но нельзя закрыть сердце на то, что ты чувствуешь. (Фридрих Ницше)
А преамбула рассказа, граждане с гражданочками, такова…
Было сие несколько лет назад, точно уж… и не помню, но если верить погоде — тот день был, как 31 февраля високосного года, так как холодно очень было. Этот анекдотичный случай приключился в жизни со мной под налитый всклянь стакан. Губастый.
Гостям же, говорят — дважды рад…
Отож… верно.
Теперь я точно то знаю — почему. Научен… горьким опытом, да и вас сим повествованием хочу предостеречь от обмана.
Согласно Закона Подлости — едут в гости не те, кого каждый раз ожидаешь с нетерпением, чтоб покалякать о насущном — за столом, поделиться о сокровенном, а те, кто надоедает каждый раз, аки горькая редька… Едут то, скажи, не просто навестить, повидаться, да повеселиться за рюмашкой, а непременно, с просьбой: то права, ишь, на вождение автомашиной им приобрести помоги, то мясо у них закончилось, то денег им занять приспичит.
А в тот день прибыли сродственнички, чтоб поросят на откорм я им, по блату, выписал в одном из уездных колхозов.
Приняв для лучшего бега крови грамм сто пятьдесят коньяка с этой роднёй… по седьмому колену, позвонил я знакомому мне председателю колхоза и тот по старой дружбе помог таки… в том, выписав свинство и, даже бесплатно. После чего, желание продолжать беседу с гостями, ни о чём, пропало… так же внезапно, как и появилось. Стало понятно, почему я люблю гостей, так как испытываю радость и удовольствие, когда нежданные гости прощаются со мной, покидая жилище и уезжая домой.
Тогда-то у меня на лице сразу начинала вырисовываться улыбка, словно я попал на круизный лайнер — до берега Турецкого.
И повезли десять молочных поросят в небольшой городок Мокроус. Красивы были те розовенькие поросятки с ног — до головы. Главное же заключалось в том, что никто из нас не тянул родственника за язык, что двух свиней он откормит, именно, для моей семьи… и к зиме я, якобы, сумею полностью заполнить оба холодильника и морозильную камеру свежим свиным мясом.
Так, жизнь продолжала катиться, разматывая череду радостных и грустных событий, но известий от моей родни о состоянии оного свиного поголовья не поступало. Изначально… я был спокоен, как павлин в Райском саду, что в зиму таки будет семья обеспечена мясом и на охоте не придётся страдать и морозиться. Затем же меня стали посещать сомнения в их честности. А демонстративное с их стороны молчание показалось мне тогда уж… и совсем зловещим.
К концу осени я уже был до крайности обескуражен нелепостью всей сложившейся ситуацией. Притушить мне пришлось тогда радостью наполненные очи свои по поводу обещаний и конкретных обязательств.
Не стерпел я… и в начале зимы поехал сам проведать сохранность свинопоголовья, так как родня меня уже мало интересовала. Приезжаю инкогнито… и у сродственницы моей чуть очи из орбит не выскочили, а её жлоба-супруга, вообще, чуть «Кондратий не хватил»…
Даже смешно, как никогда, мне тогда стало…
Смотрю на него, а глазоньки бесстыжие его, как два арбуза на выкате… и рот ещё открыл так, что аж… челюсть у него отвисла, оказавшись в районе пуповины. Гордыбачиться ещё наглец стал, но щёки выдали его обман и рдели они, вишь ли, у шалопая, что хоть прикуривай от них. Видимо, не совсем совесть свою к тому времени растерял, да и придавило всё же его чувство вины за содеянное им мошенническое действо.
— И где, – вопрошаю, – две мои свиные головы!? Показывай-ка… мать твою! – требую я, поводя кулаком подле его шнобеля.
И с верой в Небеса и чудо, захожу за хозяином в хлев, типа сарая и в праведном гневе открываю дверцу, а там, мать честная, упитанные свиньи, кило эдак… под сто пятьдесят каждая, в количестве восьми голов.
Однако, две свиньи и впрямь отсутствовали.
В самом деле.
— Дык, сказывай — где мои то здесь!? – вопрошаю я.
— Так они пали, то есть издохли! – высказался, вдруг, родственник, который откликался лишь на погоняло «Фитя». И только.
— Мать–перемать! – кричу громко, удивляясь такой наглости, что меня накрыл Великий Тролль!.. Даже белка иногда может с дерев срываться, да и поросята могут пасть по болезни, но другой вопрос застрял у меня в горле. – Почему пали именно мои хрюшки, а не твои? – вопрошаю я. – Внемлю тебе, что врёшь, но не до такой же степени! – говорю. – И почто же, именно, мои!
— Бред сивой кобылы!.. Смотри, вон какие ряшки стоят откормленные! А почто не у тебя падёж!? Да с чего ты, ишь, взял, что, именно, мои сдохли, разве у них мета была особенной!.. Так, не было!.. Ты умница, как Энштейн! – убеждал я нахала, а сам с расстройства чуть не сожрал свою сигарету во рту.
Так уж… я был зол, так зол и, даже на гинеколога, принимавшего роды у обманувшей меня мошеннической морды.
Сложилась патовая для меня ситуация, а хозяин всё дефилировал предо мной, как вошь на гребешке, подыскивая оправдания.
— У твоих поросят я уши прокалывал, а потому знаю, что твои пали, а не мои! – старался таки… убедить меня сродственник.
— Вот те… на те — хрен в томате!.. Я хочу, чтобы все враги и проблемы мои сдохли, а я лишь радовался жизни! – сказал я, при том истерически хохоча.
— Ух ты, чёртов инопланетянин!.. Ты что же людские законы и людскую мораль не приемлешь и не блюдёшь! –высказался я, кипя благородным гневом, в адрес полуродственника. – Как же ты на такой обман пошёл — рассудительный ты наш!? Когда же ты, работая шофёром, сумел приобрести приёмы обмана!.. Когда же ты сумел продать душу дьяволу!.. Покажи-ка мне акт на падёж свиней от ветеринара! – не мог успокоиться я, а самому уже: не злилось, ни смеялось, ни плакалось и не курилось.
Просто я давился от вранья воздухом…
Чувство всем знакомое, бо… в тот момент я находился, как на электрическом стуле.
— О, Ёлкин ты сук!.. Кто меры не знает, того жизнь наказывает!.. Потому и фамилия твоя — Неижсало! Что же ты, мурло, будто украинский нанаец и националист, говоришь то, чему сам, поди, не веришь! – заключил я. – Хохол ты и есмь… хохол!..
Боже, какое безумное время, будто с ума стали сходить даже те, у кого никогда того ума и не было. Он верещал, оправдываясь предо мной так громко, что все блудливые коты в школьном парке с черепичных крыш попадали. Так трясся весь в конвульсиях, доказывая мне недоказуемое, словно обалдевший воробей бился о стекло, сдуру залетевший в мою квартиру.
Шла у меня как раз полоса — чернее некуда, хотя жил по Закону Господа... Голова шаром после его вранья опухла. Мурашки бежали по ляжкам. Получалось совсем плохо, а мой рассудок находился в панике… Как такое, вообще, возможно им сотворить было со своими сродственниками.
Обидно же, когда твои мечты сбываются у других, которые пренебрегают Законами Божьими и действуют им же вопреки…
Идиотизм, говорят, не лечится, ибо это одна из последних степеней глупости. Все вокруг в дерьме, а сродственнички мои — все в белом… Я же, как пума, готов был загрызть того плута и мошенника ко всем чертям собачьим.
— Мы не виноваты в падеже твоих свиней! – сказал контуженный на всю голову сродственник, этот довесок к мужику, распуская розовые предо мной слюни.
— Э… нет, братец, хрена тебе лысого! И будьте так любезны, твою мать, так... перетак, более не являться ко мне домой!.. Я вас с сего момента не знаю, да и знать не желаю! – сказал я напоследок.
Обложил я тогда того сродственника–подлеца по матушке, да и покинул это Гиббоново племя.