Вот и настал очередной Новый год. Как и прошлые два новых года в нашей совместной жизни, мы встретили его в одном из шикарных ресторанов. «Статус обязывает» - коротко ответил Иван на моё предложение остаться дома с оливье и мандаринами. Впрочем и того, и другого, и ещё десятка два деликатесов на новогоднем столе было в изобилии. Особого аппетита у меня не было, меня клонило в сон и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не зевать за столом, а лучезарно улыбаться коллегам мужа и приветливо официантам. Тем более странно, что утром я почувствовала симптомы отравления. Прижимаясь лбом к ледяному фаянсу раковины и перебирала в мыслях съеденное накануне. Отравление алкоголем я отмела сразу — весь вечер я сидела я одним бокалом шампанского, да и тот не допила. Салаты? Так, поковыряла вилкой. Выбирала из своей порции «греческого» помидоры и оливки. Что ещё?.. Иван уговорил меня попробовать устрицу. Воспоминание о скользком и шевелящемся во рту «изыске» заставило мою диафрагму рефлекторно сократиться.
- Лиечка, с тобой всё в порядке?
Обеспокоенный Лаптев постучал в дверь ванной комнаты.
- Вань, я отравилась кажется...
- Иди, приляг! Сейчас чайку сделаю.
Я послушно побрела обратно в спальню, по дороге заглянув на кухню, чтобы взять из холодильника бутылку с водой, а из аптечки таблетки угля. Иван задумчиво смотрел на закипающий чайник, увидев меня рассеянно улыбнулся и легонько шлепнул ниже спины.
- Иди, иди, ложись...
После угля и чая, мне вопреки ожиданиям лучше не стало, пришлось снова идти в ванную, потом снова и снова. В конце концов я перенесла на диван в гостиной подушку и одеяло, потому что от туда до ванной путь был в два раза короче. Только к вечеру я обессиленная задремала. Сквозь сон я слышала, как Иван звонит кому-то, извиняется, что не сможем прийти. Ах, да, нас ведь ждали в гости... В сумерках он зашел в гостиную, погладил меня по голове, сел рядом в кресло...
А утром началось всё с начала. Когда я бледно-зелёная очередной раз вернулась в гостиную, Лаптев не выдержал и позвонил Якову Семёновичу.
Тот пришёл невероятно свежий с мороза, строго поинтересовался, почему его не позвали раньше. Я вяло ответила, что легкое, как я думала, отравление не вызвало у меня беспокойства, я сделала всё, что положено в таком случае и надо было просто подождать результата.
- Эх, молодёжь! Никакого уважения к своему здоровью... Вань, выйди-ка, мы побеседуем с пациенткой.
Он долго расспрашивал меня о моём детстве, о перенесённых болезнях, попутно нажимая то там, то сям. От детства перешли к моей интимной жизни, о «женском календаре» и прочем, о чём при муже я бы, наверное, постеснялась говорить.
Подытоживая осмотр, Михельсон уверил меня, что я совершенно здорова, жизни моей ничто не угрожает, но он настоятельно рекомендует мне купить... тест на беременность.
Пока я лихорадочно переваривала полученную информацию, подсчитывала дни и соображала, где и когда мы могли так «проколоться», он скрылся в кабинете Лаптева. Минут десять из-за закрытой двери доносился равномерный гул мужских голосов, а потом, уже у самой двери «Ну, ты знаешь, что делать». И оба они вошли в гостиную. Иван присел рядом со мной и обнял.
- Лиечка, всё в порядке. Сейчас ты поедешь с Яковом Семёновичем, палату для тебя уже готовят. Через пару дней вернёшься, как новенькая! Ни тошноты, ни сонливости. Всё сделают в лучшем виде!
Мой мозг отказался воспринимать услышанное. Я отстранилась от мужа и совершенно по-идиотски переспросила: «Что сделают?»
Он снова попытался меня обнять, но я уперлась ладонью в его грудь.
- Вань, а моё мнение тебе не интересно? Может, я не хочу «в лучшем виде»? Может я хочу, чтоб меня тошнило!
- Лиечка...
- И не называй меня Лиечкой!
Лицо Лаптева стало холодным и непроницаемым. Такое лицо у него бывает, когда он ставит «двойки». Какой чужой взгляд... Я съёжилась под ним.
- Эмилия. Время Якова Семёновича стоит очень дорого. Не трать его понапрасну. Мы не один раз обсуждали — никаких детей. Даже от такой прелестной женщины, как ты. Я. Не. Хочу. Никаких. Детей. Будь добра одеться, собрать необходимое и проследовать в клинику. У тебя десять минут.
Я сидела в остолбенении. Это сейчас Иван говорил со мной? Мужчина, которого я люблю больше жизни?
- Восемь минут.
Глотая слёзы я побрела в спальню.
Когда я уже полностью одетая стояла у входной двери, Иван сделал попытку «примирения».
- Лиечка, поверь, так будет лучше. Я навещу тебя завтра...
Я не видела его лица из-за слёз, стоящих в глазах... Отвернувшись, я молча вышла вслед за Михельсоном.
До клиники доехали в молчании. Там Яков Семёнович сдал меня на руки пожилой санитарке, вполголоса отдал распоряжения и попрощался со мной. Санитарку так и подмывало расспросить меня, но «хлебное место» в частной клинике — хороший стимул держать язык за зубами.
Женщина проводила меня до палаты, больше напоминавшей номер хорошей гостиницы, повесила мою дублёнку в шкаф, предупредила, чтоб я переоделась, «потому что через пятнадцать минут осмотр» и оставила меня. Я, наконец, осталась одна. Тошнота, до этого уступавшая место слезам накатила с новой силой.
Через пятнадцать минут в палату вошла другая женщина, помоложе — медсестра.
Вручила мне баночку для анализа, потом проводила на анализ крови, потом на осмотр гинеколога, потом на УЗИ. Я с интересом вгляделась в черный экран, покрытый серой рябью. Вот рябь приняла очертания. Врач стала показывать «голова», «ручка». Мои глаза вновь наполнились слезами. И этого меня хотят лишить? Ну нет. Не дождётесь. Слёзы высохли.
-Я передумала. Я немедленно ухожу домой.
- Но это невозможно, на ваш счет даны определённые распоряжения...
Врач был обескуражен.
-Я разве в тюрьме?
- Ннет...
- Вот и прекрасно. Всего доброго.
Я стёрла липкий гель, одёрнула халат и решительно встав с кушетки прошла мимо врача.
- Постойте!
Окрик прибавил мне сил. Я почти бегом вернулась в палату и стала одеваться. Так. Чёрт с ними, с вещами. Главное — сумочка, там мои документы, телефон, карты (наверное, Иван их заблокирует...), немного наличных. Хорошо, что сапожки и дублёнка здесь же, в шкафу. В коридоре послышался топот и голоса. Мой желудок скрутил очередной спазм. Как не вовремя! Отдышавшись, я раскачала шкаф, так что он упал поперёк коридора, перекрыв вход. Что ж, мне остался один путь — через окно. Цокольный этаж, не так и высоко. Я распахнула раму и влезла на подоконник. Да, всё-таки высоковато... Но зима в этом году радует снегом и под окном намело приличный сугроб. Сзади меня раздались удары по двери и крики. Наконец решившись, я сделала шаг.
Приземлившись, я увязла в снегу выше колен. Ну, хоть ничего не повредила. Я легла на бок и, перекатившись, освободила ноги. Ползком выбралась на дорожку. Отряхнулась. И, хоть сердце колотилось, как у зайца, непринуждённо пошла по главной аллее к выходу. Миновала проходную, у меня ещё хватило наглости с улыбкой попрощаться и вышла на улицу. Там обессиленно прислонилась к забору. От корпуса послышались крики. Видимо, медперсонал всё-таки попал в палату и обнаружил открытое окно. А, мне уже всё равно. Не будут же они бегать за мной по улице. Далась я им.
Так, рассуждая я не спеша вышла к трамвайной остановке. Место оказалось знакомым и, дождавшись нужный мне номер, я поехала к «себе» домой.
Выйдя на остановку раньше купила две большие упаковки томатного сока и чёрный хлеб — больше ничего не показалось мне привлекательным. Вот и мой подъезд. Лифт, как всегда сломан, но не беда, мне всего на третий этаж. Ключи сданы на хранение соседке, она и присматривает за квартирой.
Вот я и дома. Скинула сапоги, прошла открыла форточки в комнате и на кухне, воткнула в розетку телефон, нашла и поставила на зарядку свой старый ноутбук. Достала из серванта хрустальный фужер и от души плеснула в него сока. Чокнулась со своим отражением в зеркале - «Ну, что, Рыжая, с началом новой жизни!»
Потом, конечно надо будет решать, как жить дальше. Но только не сейчас. Сейчас надо закрыть форточки, застелить диван и спать, спать, спать... Ещё сока, и корочку черного хлеба. Я нашла фланелевую пижаму, купленную в припадке безумия, не иначе, но такую тёплую и уютную. Надела её, забралась под одеяло и тут же уснула.
Разбудил меня звонок в дверь. Несколько секунд и жмурилась, не желая просыпаться, но звонили настойчиво. Пришлось вставать. Желудок тут же отозвался на мои движения. Стиснув зубы я доползла до двери и посмотрела в глазок. Димка. Я повернула защелку. Дверь стремительно распахнулась, так, что я едва не вылетела на лестницу. Димка ворвался, как ураган.
- Эмилия!
Вот это да! На моей памяти это первый раз, когда он назвал меня по имени. Да ещё с такой обвиняющей интонацией.
- Эмилия! Ты что творишь вообще!
- Ну...
Я вернулась в комнату и, взяв с кровати одеяло завернулась в него. Димке ничего не оставалось, как скинув в прихожей ботинки сердито протопать следом.
- Вообще-то я борюсь за своё право стать матерью. Кого это не устраивает — может быть свободен!
Я театрально махнула рукой в сторону двери. Чёртовы гормоны! Раньше я не замечала за собой подобных жестов, да и истерики — не мой конёк. Димка чуть сбавил напор, но не сдался.
- Рыжик, я не знаю, что у вас произошло... Лаптев в реанимации с обширным инфарктом. А ты... здесь.
Я с размаху села на кровать. Сердце сжалось, на плечи опустилась невероятная тяжесть. Но, спустя несколько мгновений, пронеслось воспоминание о том, как он смотрел на меня, отправляя в абортарий, как холодно цедил слова. Я плотнее завернулась в одеяло, встала и подошла к Димке.
- Ты знаешь, Дим. Я лучше буду считать, что он уже умер. Для меня он умер! Ясно?
- Рыжик, ты что! Нельзя же так... он ведь и правда может умереть.
- Я не хочу ничего слышать. Уходи.
Я вытолкала ошеломлённого Димку из квартиры и легла в кровать. Значит, Лаптев в больнице. У него, оказывается есть сердце и оно может болеть. Чёрт, это же мой Ваня! Мой муж, который пылинки с меня сдувал! Угадывал мои желания, подсмеивался над капризами и … отправил меня убить нашего ребёнка. Я укрылась одеялом с головой и завыла. Злость и обида боролись с любовью и нежностью.
Немного успокоившись, я пошла к входной двери, открыла её и выглянула на лестницу. Димка нахохлившись сидел на подоконнике.
- Дим, иди сюда.
Он спрыгнул и поднялся на площадку.
- Ты, готова к конструктивному диалогу?
Это прозвучало настолько неуместно, что я фыркнула. Спохватившись, пожала плечами и молча пропустила его в квартиру.
Димка также молча снял куртку и ботинки и, пройдя на кухню, тут же поставил чайник. Захлопал дверками шкафчиков в поиске заварки, сахара и кружки. Я проковыляла вслед за ним, села на свою любимую табуретку у холодильника и, отломав от лежащей на столе буханки чёрную корочку, сунула её за щёку. Димка открыл холодильник, обозрел его пустые внутренности — лишь два пакета томатного сока, захлопнул дверцу и сел напротив меня.
- Что, всё так плохо, Рыжик?
Я только молча кивнула и отломала ещё одну корку. Извернувшись, влезла в холодильник и достав сок, сделала большой глоток прямо из пакета.
- Диим, тошнит всё время... не могу...
- Давай, рассказывай, как дошла до жизни такой. И мужа довела.
- Дим, он ребёнка не хочет. Категорически. А мне как Михельсон сказал «купите тест», так у меня всё перевернулась. Я вдруг поняла, что хочу этого ребёнка... Дим, а Лаптев, он ничего не спросил у меня даже... Так цинично сказал, поезжай в клинику, через два дня, как новенькая будешь. Дииим, ты бы видел, с каким лицом он это говорил... Я просто возненавидела его в этот момент. Все хорошее, что между нами было, вся нежность, всё в один момент похоронил этот его взгляд.
Я расплакалась. Димка протянул мне салфетку и на несколько секунд отвлёкся, чтобы налить кипяток в чашку.
- Дим, я поехала. Я думала, ладно, я сделаю это ради него. Но, Дим, я увидела на экране — такой маленький человечек... И я поняла — нет, не смогу! Пусть к чертям собачьим катится Лаптев, но этот ребёнок будет жить... Я сбежала. Через окно. Так просто... и приехала сюда. Вот и всё.
Он протянул мне очередную салфетку. Сидел и молча размешивал сахар в чае. Наконец, я решилась.
- Дим, а... как Иван?..Почему?
- Я приехал. Научную работу привёз на рецензию. Смотрю, дверь приоткрыта. Я заглянул осторожно, смотрю он лежит, бледный... Я «скорую» вызвал, потом этому вашему доктору позвонил. Ну, сердце смогли запустить... повезли в больницу. Реанимация, состояние тяжёлое, нестабильное... Никаких прогнозов. Михельсон дал распоряжение тебя на пушечный выстрел к нему не подпускать, мне разрешил звонить. Ну, и он позвонит, если что...
Когда я представила себе это «если что», сердце опять сжалось, но снова я вспомнила его взгляд и слова. Слёзы высохли.
- Да я и не собиралась туда подходить! То же мне, ещё распоряжения будет давать, мясник!
- Рыжик, ну какой он мясник. Он Лаптеву друг и он его врач.
- А я?
Слова сами собой сорвались и я снова залилась слезами. Димка подошел ко мне и, усевшись на пол, обнял мои колени и прижался к ним лбом.
- А ты мой друг. Мой Рыжик. Ты сделала свой выбор... Мне остается только поддержать его.
- Дим. Спасибо.
К сессии я готовилась кое-как. Да, даже если бы и хотела, лучше бы не подготовилась — мои учебники и конспекты остались в квартире Лаптева, а возвращаться туда было выше моих сил. Нет, скажи я Димке хоть слово, он поселился бы у меня вместе со всеми тетрадками. Но не сказала. Хотелось спать, пить литрами томатный сок и пялиться в телевизор, а готовиться к экзаменам не хотелось.
На экзамены я всё-таки пошла. Ко мне отнеслись на удивление лояльно, видно весть о тяжелом состоянии моего мужа облетела всех, а вот о проблемах нашей семейной жизни не знали. В общем, получив свои «тройки», я решила доучиться следующий семестр, а потом оформить «академку». Хорошо ещё, что мама продолжала аккуратно переводить мне деньги. Несколько лет я не трогала их и накопилась неплохая сумма. По крайней мере, не надо думать на что жить.
Пока шла сессия, а потом и каникулы, мой токсикоз немного отступил. То есть, теперь он не преследовал меня неотступно, но случалось, что внезапно напоминал о себе, стоило некоторым запахам донестись до моего носа. Ну, в общем жить стало можно. О Лаптеве я думать себе запретила. Я видела, что Димку иногда так и распирает от желания поделиться новостями о нём, но я не спрашивала и он молчал.
Увидела Ивана я только в конце апреля. Я шла по длинному коридору на последнюю пару и буквально столкнулась с ним нос к носу. Осознав, кто передо мной, я в испуге отпрянула и застыла глядя на него. Заметно похудевший и постаревший, но всё также одетый с иголочки и пахнущий дорогим парфюмом. Я молчала. Он тоже молча разглядывал меня. Ну, да. Я тоже изменилась. Я не из тех счастливиц, кого беременность делает прекрасной. Отвратительные пигментные пятна на лице, волосы тусклые, ноги-руки отекли неимоверно и живот огромный, как наша страна. Всё это я прочитала в его глазах. Жалость и... легкую брезгливость? Внезапно я ощутила довольно сильный удар изнутри живота и моментально пришла в себя. Вздёрнув подбородок, продолжила свой путь по бесконечному коридору. Да, нелегко уходить с гордо поднятой головой, когда идёшь, переваливаясь, как утка. По-крайней мере я попыталась.
Через несколько дней я получила короткое письмо. «Дорогая Эмилия. На днях тебя посетит мой юрист с документами по бракоразводному процессу. Делить нам нечего, поэтому надеюсь, на твоё благоразумие. Ребенка признаю своим и буду ежемесячно переводить алименты на твой банковский счёт. Обязательное условие — никаких личных контактов. Это же касается и твоих посещений университета. За сессию не беспокойся, тебе всё поставят как надо». Ну это ж надо же! Наверное, ночи не спал, сочинял письмо. Да, плевать! Я написала в поле «ответить» «Ок» и отправила письмо.
Уже через неделю я была свободной женщиной.
Ещё через две недели я, собрав одну сумку и отдав Димке ключи от квартиры улетела в Пьяченцу. Почему-то казалось, что там легче начать жизнь с чистого листа.
Когда пришёл срок я родила дочку. Увидев её и прижав к груди, я поняла, что сделала единственно правильный выбор.