Мочёный козёл

Владимир Рогач
            Живу я в сельской глубинке, в костромской области. Зовут Семён  отчество Александрович,  фамилия Батурин.  Прозвище деревенское Сенька Цыган. В нашей деревне почти  у половины жителей фамилии Батурины. Вот такие пироги с черникой. Несмотря на то, что все кто может,  уезжает из наших деревень   либо в Кострому, либо в саму Москву намыливаются, будто там мёдом намазано, я уезжать никуда не собираюсь и точка. Мне и в нашей деревне прекрасно живётся. Утром встанешь пораньше по весне, от пения соловьёв голова кругом.  Воздух у нас  «сладкий»,  леса дремучие, грибы  по осени можно косить косой, целый день собирай  боровики,  не ленись только. Про ягоды я уже и не говорю,  завались этих самых ягод,  сами в лукошко прыгают, просятся.  Лет мне восемнадцать , девятнадцатый пошёл не потерялся. В армию хочу  идти,  когда срок  подходит, так председатель наш чуть ли не на колени передо мной встаёт и просит слёзно отработать ещё годок на тракторе, и  клянётся, что у меня в долгу не останется. С военкомом договориться обещает.  Я соглашаюсь,  думаю,  уважу председателя,  да и деньги  в семье пригодятся. Дело в том что я несмотря на молодость, в сельской нашей технике разбираюсь - на раз.  Не пью на работе, как наши остальные горе труженики.  Председатель на меня, как на икону молится. Всем в пример ставит. Живу с матерью,  отца не помню и думать о нём не хочу. Исчез он после моего рождения из  дома и сгинул на просторах необъятной страны только его и видели.
    Правда сельчане говорят, что я на своего отца похож, как две капли воды, не отличить. Высокий, жилистый, смуглый, глаза же как васильки, что в полях с рожью цветут темно синие с поволокою томной. На голове копна волос вьющихся кольцами крупными.  Девки  наши, что в нашей деревне, что в двух соседних, от меня без ума. Только мигни, улыбнись,  готовы беспрекословно,  идти за мной когда и куда угодно. Вечерами, по субботам, собираемся после рабочей недели за околицей, там у нас лавочки - столики для посиделок и «обнимашек» председатель велит шабашникам заезжим сделать . Мишка Зефир, дружок закадычный, выпьет стопку самогона залакирует пивком и давай наигрывать душевные песни про любовь -  морковь.  Попоём,  попляшем, посидим у костра. Я затем подхожу  к Аньке Солдатке, что на год меня старше обнимаю её,  нежно и властно  говорю:
                -  Пойдём голубка к тебе в сарай, закрутим нашу любовь.-
  И мы уходим обнявшись;  идём  по дорожке к деревне,  луна над нами сырной головкой  катит по небу,  подсвечивает дорожку к нашему гнёздышку любовному, в сарае на сеновале. Кроме Аньки,  в каждой деревне у меня по подружке любимой имеется, так что и с работой и любовью  - морковью у меня полный порядок .  Мои девки меня ревнуют друг к дружке,  иногда разнимать приходится,  до рукоприкладства у них доходит. 
Меня моя жизнь  полностью устраивает. Девкам своим пикнуть  не даю, чуть что проваливай, я себе вмиг другую сладкую найду и все дела.
Председатель  в понедельник даёт мне задание вспахать и засеять самое дальнее поле. Работы дня на три - четыре не меньше. Обещает заплатить по царски. Я соглашаюсь и иду в наш  магазин купить кваса, чтобы в горле не пересыхало, работы много и пыльная.  Захожу в магазин,  с ходу говорю привет  тёте Зине продавщице и владелице в одном лице. И вдруг замираю, как кот перед прыжком на мышку. Тетя Зина щебечет о чём - то с девицей красоты неописуемой.  Правда поначалу  её разглядываю только со спины, но и этого оказывается достаточно для начала.  Стройная, как молоденькая берёзка на весеннем косогоре, белоснежное платье коротенькое, зеленым "горохом" усеяно.  Талию осиную,  жадными руками обхватить несложно. Перевожу взгляд на попку упругую, пышную,  два роскошных каравая из русской печи под платьем таятся до поры, до времени.  Ножки длинные,  сметанные, крепкие, туфельки на каблучках высоченных. Стоит красавица болтает с Зиной, на меня ноль внимания, кило презрения, будто и нет меня вовсе в магазине.
Я  время зря терять не хочу, раз счастье рядом надо брать, пока кто другой не заграбастает. Подкатываю к незнакомке, придаю себе самый приветливый вид и представляюсь:
                - Здравствуй красавица, разрешите познакомиться.  Семён Батурин  собственной персоной.  –
Девица поворачивается ко мне, чуть сознание не теряю, так лапушка хороша, выше всяческих похвал. Лицом до того красива, что бабёнки из западных журналов, что по заказу привозит нам почтальон тётя Клава  из райцентра, просто старые заезженные клячи, на которых воду возят. Глазищи изумруды чистой воды,  грудь высокая, при каждом вздохе, рвётся наружу из тесного выреза платья, губы резные просто созданы для поцелуев   нежных.  Куда там до неё красавицы, нашим сельским девицам, в подметки не годятся. Создание небесное свой прелестный  ротик с зубами белоснежными приоткрывает и мило улыбаясь,  говорит:
                - Приятно встретить такого видного юношу. - Вы  очень на Бонда похожи молодой человек. Не родственник  ли невзначай. –
 С трудом отвечаю, что в деревне нашей Батурины в основном, а Бондов нет вовсе.
Прелестное создание представляется:
                -  Мила меня зовут.  Из Москвы приехала навестить свою родственницу  бабушку Агафью. - 
 Стою неваляшкой, помалкиваю, меня словно быка перед убоем,  как кувалдой  глушат.  Мила смотрит на меня ласково, улыбается и предлагает:
                -  Проводите меня до бабушки, продукты нести  тяжело.- 
 Я продукты хватаю, ноги ватные, так  и выходим с Милой из  магазина и идём по улице.  Любовь меня захлёстывает по «самое не могу», и даже выше.  Обычно я с девицами общаюсь расковано и дерзко. Ни в чём отказа никогда не знаю, а тут робость странная накатывает, слово изо рта вытолкнуть не  могу. Потряхивает меня,  от большой и страстной любви к Миле прекрасной. Дорогой постепенно прихожу в себя понемногу, отвечать начинаю, часто невпопад, но в молчанку уже не играю.
Мила рассказывает,  что живёт  в Москве, работает  в около киношных кругах. Так и говорит  «около киношных.»  Работа заявляет с улыбкой интересная, творческая и успехом у зрителей пользуется. 
                - А вы молодой человек, чем в жизни промышляете? –
  Я кашляю от волнения и отвечаю, что я лучший тракторист в  наших колхозных трёх деревнях, хорошо зарабатываю,  жизнью доволен.  Затем опомнился и добавляю, что вот только любовь свою любушку пока не встречаю,  но очень надеюсь, что вот  - вот встречу. Мила смотрит на меня проницательно и отвечает, что для  такого  красавца,  большая любовь  не за горами. Прощаемся у калитки;  я не иду, а просто лечу к себе домой молнией,  словно ястреб тетеревятник.
Вечером отмываю дневной пот рабочий в баньке домашней,   надеваю всё самое лучшее  и отправляюсь к Миле пригласить её на наши вечерние посиделки в беседках за околицей. Мила соглашается «влёгкую». Очень интересно говорит увидеть своими глазами, как молодёжь развлекается  в сельской глубинке.  В субботу у нас на посиделках всё по заведённому порядку.  Мишка на баяне, играет;  поём,  пляшем. Миле всё в диковинку головой вертит, из стороны в сторону улыбается милой улыбкой.
Я рядышком пристраиваюсь, плечом к Миле жмусь -  прижимаюсь. Тут Анька Солдатка не выдерживает. Подходит к нам,  наклоняется ко мне и довольно громко заявляет:
                - Скучно становится здесь Сеня, пойдём в сарай нашу любовь крутить, а то завтра вставать на «дойку»  на ферму,  не свет ни заря. –
 И непривычно,  дерзко так,  на меня смотрит,  ответа ждёт.  Я на Анькину наглость, наглостью отвечаю
                - Иди Аня в свой сарай вместе  с Борькой Хромым  -  развлекайтесь, а ко мне   гостья  из самой  Москвы приезжает.-
 Тут Анька начинает плакать навзрыд,  поворачивается и убегает прочь в темноту ночи. Всем своими выкрутасами настроение портит. Скоро расходимся по домам.  Я Милу провожаю. Идём по ночной деревне, у меня смелости прибавляется, прямо,  как кто - то мне эту смелость в штаны горстями подкладывает. Я Милу обнимаю крепко за плечи, заглядываю в глаза и проникновенным самым ласковым голоском  ей на ушко выпеваю:
              -  Мила, любовь моя ненаглядная пошли к тебе сарай крутить любовь. –
Сам  уверен, что отказа не получу, на то я Сенька Цыган лучший парень  в  колхозе. Мила улыбается райской улыбкой, ручкой своей божественной по моим волосам проводит  и заявляет:
              - Вот что я тебе Сеня милый скажу, а ты слушай и не перебивай. -
             - Согласна  я в сарае на сеновале бабушки Агафьи с тобой поиграть в любовь – морковь, правда, согласна, только у меня есть одно условие. -
Я,  её  красавицу перебиваю,  слова дальше произнести не даю.
               - Согласен Милочка на всё  беспрекословно.   Всё,  что скажешь,  всё выполню, ни в чём не отступлю. Зуб даю наперед, вот моё последнее слово.
Тут Мила льнёт ко мне на мгновение, касается моих губ своими медовыми губами,  обдаёт запахом духов  "фантазийных" и шепчет:
              -  Смотри Сеня,  даёшь слово - держись, не разочаруй меня милый дружок.-
               - Приходи завтра к обеду в наш сарай на сеновал. Бабушка после обеда спать ляжет, так что нам помехой никто не будет. Только ты,  да я на целом свете. –
 Выскальзывает из моих объятий и скрывается за калиткой. Я ухожу от Милы сам не свой. Ноги в пляс норовят пуститься, голова забита картинками нашей большой завтрашней любви.  От картинок этих,  у меня чуть крышу не сносит, прихожу домой, сую голову в кадку с холодной дождевой водой,  легче становится, чуточки, отпускает на время. Почти всю ночь уснуть не могу, лишь под утро дремлю часа два не больше.
До обеда хожу сам не свой, то одно дело начну и брошу, то другое и всё не ладится. Мать спрашивает:
                - Что ты Сенька, как «малахольный»  скачешь,  места себе не найдёшь? -  Не болеешь  ли случаем? -
Я только рукой в ответ машу,  что всё в порядке. Время кажется, останавливается, хоть часовые стрелки переводи.
Наконец  три часа «кукушка» кукует на ходиках домашних.  Я одежду  впопыхах натягиваю и ходу милочке любимой. Мила встречает меня у калитки,  берёт за ручку и ведёт, как маленького,  к сараю. Входим, двери закрываем,  меня  трясёт,  как  малолетку  при первом свидании, от наших предстоящих любовных игр, а ведь не мальчик и девиц всяких у меня по полкам  не меряно. Мила предлагает мне лезть первому по приставной лестнице на сеновал. Я по лестнице,  как мне кажется,  взлетаю, не касаясь перекладин.  Мила за мной.  Только она влезает на сеновал,  я к ней кидаюсь,  в объятия схватить и любовью заняться. А Мила ручку белую  поднимает и строго говорит:
                - Стоп Сеня!  Уговор есть уговор, помнишь про него,  не забываешь?
Я киваю в ответ и спрашиваю, что я выполнить должен? Мила с улыбочкой на лице произносит:
               - Сейчас Сеня ты недолго побудешь  злой собачкой.-
  Я от изумления слова в ответ вымолвить не могу, потом киваю, что согласен.
Мила требует, чтобы я стал четвереньки. Ловко надевает на меня строгий кожаный ошейник. Привязывает конец ремня к центральному столбу, что настил сеновала поддерживает и говорит:
           -  Кидайся на меня Сеня с рычанием и лаем. -  А я от тебя убегать  буду. Поймаешь,  я твоя добыча. –
Я до конца и не слушаю. Кидаюсь в прыжке  на Милу со злобным рычанием,  чтобы схватить, но острые шипы ошейника в шею мою бедную впиваются,  и назад меня отбрасывают, боль жуткая. А она скидывает юбку коротенькую остаётся в белоснежных трусиках верёвочках, и лифчике  с кружевами.  Выплясывает передо мной,  дразнит:
           -  Не поймаешь,  не поймаешь. -
Во мне несмотря на боль,  дикий зверь просыпается, с жутким  лаем  -рёвом на Милу кидаюсь. Она, раскрасневшаяся от бега,  вьётся вокруг столба,  я с рыком за ней. Догнать и схватить не получается; кожаный шнур плетёный,  короткий  и ошейник строгий  мешают,  движения сковывают. Наконец  Мила запыхавшись, объявляет:
             - К сожалению моему,  Сеня милый,  не поймал ты меня. Сейчас второе испытание. Побудешь ты милый моей лошадкой, а там до любви рукой подать. –
   Я и так уже после лая и прыжков в ошейнике притомился,  но услышав,  конец испытаниям  близок,  соглашаюсь. Слово ведь мужское даю, теперь только держаться.  Мила меня сама проворно подготавливает, обтирает влажным полотенцем;  несмотря на боль в шее,  во мне любовь  просыпается, наружу стремится. 
Затем следом  из сумки  достаёт ремешки  - сбрую и в одно мгновение на меня нахлобучивает – надевает. Садится мне на спину попкой своей роскошной и ножкой прямо в пах. 
                Вперёд мой Боливар!
Кто такой боливар  не знаю, но от удара того,  ржу, как настоящий мустанг  и скачу с Милой на спине по сеновалу, гарцую, как взбесившийся жеребец. На сеновале скоро пыль столбом поднимается. Мила ликует, меня пришпоривает, да плёткой  больно стегает, справа – налево по заднице, когда я у стен сеновала торможу.
То несусь лихим галопом,  то иноходью  пускаюсь, как Мила велит. Кожу с  коленок стираю до кровавых мозолей, уже после первого заезда. Задница исхлёстанная распухает и становится  пышней, чем у Милы. И самое интересное, что любви уже  совершенно не хочется. Тут Мила внезапно  «слетает»  с моей истерзанной спины,  обнимает нежно, целует сладко  и шепчет,  ко мне  льнёт. 
         - Сенечка любимый, поймай меня в свои объятия крепкие и делай со мной всё что хочешь -  заслуживаешь.   
 Лифчик кружевной снимает, я от её наготы в себя прихожу, словно и не был  злой собакой и не скакал, как безумный жеребец.  К бою любовному  сызнова готов, как пионер.  Завязывает мне глаза Мила лифчиком своим, от запаха  духов и  тела её,  я готов все испытания повторить.  А она продолжает шептать:
          - Лови любовь свою Сеня, не упусти, а где я тебя  жду - дожидаюсь, колокольчик подскажет. -
      Ну, думаю,  моя берёт, сейчас я доберусь до Милы прелестницы.  Настил на сеновале чуть больше квадрата два метра  на два. Руки развести шире, разом поймаю,  не уйдёт от меня Сеньки Цыгана любовь  - морковь.  Динь - звякает колокольчик;  иду на звон, руки загребущие свои широко  расставив.  Второй раз звон раздаётся,  чуть  ладонью груди Милы касаюсь;  опять мимо.   Третий раз звякает колокольчик у носа моего самого.  Руки свожу мгновенно, делаю шаг и падаю на приставную лестницу, качусь по ней колбаской,  считая головой каждую перекладину. Наконец падаю на пол сарая и сознание теряю.  Прихожу постепенно в себя.  Лежу  в чём мать родила,  одежды никакой. Милы нет и в помине.  До поздней ночи отлёживаюсь, стыдоба по деревне, на людЯх,  голышом прохаживаться,  лишь с первыми петухами домой являюсь.  Мать,  как меня  видит,  чуть жизни  не лишается,  еле отпаиваю её валерьянкой. Неделю отлёживаюсь,  как встану с кровати, голова «кругом -  бегом»,  дышать больно. Мать говорит, что вероятно ребра сломаны.  По деревне слух идёт,  что меня за девок,  мною "испорченных"  мужики колотят.
О Миле ни  слуху, ни духу.
И всё бы ничего, да пришла беда отворяй ворота. Напасти главные оказываются впереди. Через три недели приезжает из  Костромы сын председателя Витька Монгол с женушкой. И приглашает молодежь на посиделках наших,  фильм посмотреть интересный о любви, утверждает, что оторваться невозможно. Все собираются,  даже «малолетки зелёные -   «огурцы»  и те тут,  как тут. И Витька их не гонит,  как обычно. Я сижу рядом с Анькой Солдаткой,  в первых рядах.
Витька в скорости  объявляет, что фильм скачан из просторов интернет пространства,  затем не выдерживает, ржёт, как сивый мерин и запускает компьютер к просмотру.    
Дальше всё, как в страшном сне оказывается. Все  смотрят, закатываясь от хохота, «зенки растопырив»,  как  Сенька Цыган занимается любовью.  Анька смотрит недолго,  на мои скачки  с Милой на спине,  встаёт со скамейки и громко презрительно заявляет:
              -  Мне  порядочной женщине с этим мочёным козлом сидеть рядом  «срамотно» 
И  удаляется с «посиделок»  гордо подняв голову.
После фильма,  в деревне  мне нет житья,  и не будет более. Деревенские прозвища они на всю жизнь,  до доски гробовой.  Раньше ходил по земле деревенской  гордо,  Сенька Цыган,  теперь же на всю жизнь отпущенную, Сенька Мочёный Козёл.
PS
Решаю  скоро уехать в Москву и там затеряться от позора.
Ещё надеюсь, что со временем,  всё же  удаться отыскать Милу. Шарик земной он круглый, а желание, как и язык и до Киева доведут.
Впивается  она в моё сердце, несмотря фильм, как заноза в тело глубоко.  Не извлечь её «болючую», не вытащить.
Надеюсь найти её, обхватить своими руками нежно и крепко и на ушко шепнуть :
               
        - Ты в моих руках  Милочка . Пойдем к тебе в сарай, докрутим нашу прерванную  Любовь. -