В нашем дворе кроме меня было ещё пятеро ребят примерно одного возраста. С Мишкой и Игорем мы были одногодки, а Сашка и Костик были на год нас младше. Самым старшим был Вовка, но он выходил гулять редко, в будние дни родители отправляли его под надзор к бабушке.
Мишка мастерски харкался. Никто и не мечтал его переплюнуть. Игоря никто не мог обыграть ни в шашки, ни в шахматы. В карты или домино мы ещё не играли. Сашка был наполовину узбек. То есть узбеком был его отец, а мама была русская. Сашка был смуглый и круглолицый, но на настоящего узбека не был похож. Может, потому, что тюбетейку и халат, как Ходжа Насреддин на картинках, он не носил. Костик был самый худой и был непобедим при игре «в стеночки». А у меня никаких выдающихся достоинств и достижений тогда не было.
Во времена детства мы почти всё отпущенное для гуляния время играли в войну. Делились на «наших» и на «немцев», договаривались, кто будет считаться раненым, а кто убитым. Устраивали засады, посылали разведчиков, нападали на штаб. Новые варианты игры появлялись после выхода на экран очередного фильма про войну.
Несмотря на уговор, никто не хотел умирать. Услышав «Всё, ты убит!», кричали «Нет, я ранен!» или «Я вперёд тебя убил!», - и продолжали играть. Или начинали спорить, кто кого первый застрелил или взорвал.
Но был такой период, когда все поголовно стали играть в казаков-разбойников, с чьего-то лёгкого языка игру называли поинтереснее – «в диверсантов», «в шпионов», «в партизан». Поначалу играли в границах своего квартала. Когда все лазейки и закутки стали нам известны, и интерес пропадал, мы стали охватывать сначала соседние кварталы, а потом и весь район.
Делились на две команды. В эту игру играли не только пацаны, но и девчонки. Одна, чуть постарше нас, часто была капитаном одной из команд. Она хорошо бегала и догнать её могли только Мишка и я, да и то с трудом.
Диверсанты или партизаны устанавливали свой пароль. Потом убегали всей группой, но каждые 40 шагов или на поворотах должны были на асфальте или на заборах мелом чертить стрелки по направлению движения. Затем группа разделялась. Можно было всё время уходить от погони, а можно было прятаться.
Контрразведчики считали до ста и бросались в погоню. Если контрразведчик догнал и осалил диверсанта, тот не имел права убегать, а должен послушно идти под конвоем в штаб. Другие диверсанты могли освободить пленника, осалив контрразведчика и потом снова бежать.
Пойманных диверсантов отводили в штаб и пытали, чтобы узнать пароль. Оставшиеся на свободе диверсанты могли напасть на штаб. Если получалось схватить и держать конвоира, то пленный освобождался, но был риск попасть в засаду и самим сесть в застенок. Пытали понарошку, а пароль можно было узнать не только пытками, но и отгадывая слова. Если отгадал, то пленный обязан был подтвердить.
Когда контразведчики узнавали пароль или ловили всех диверсантов, то они побеждали.
Во время очередной такой игры мы обнаружили, что недалеко от вокзала начали строить новый мост через железную дорогу. Там уже была высокая насыпь, на которую непременно надо было залезть. Края насыпи были крутые. Если прыгнуть, то сначала летишь вниз, а потом катишься вниз вместе с землёй и песком.
На другой день кто-то из ребят предложил пойти попрыгать с насыпи. На этот раз мы стали прыгать с разгона, чтобы лететь как можно дальше. Понятное дело, начали соревноваться, кто дальше пролетит и ниже съедет.
Сашка во время прыжка упал и неудачно подставил руку. Потом стал морщиться, стонать и не мог пошевелить пальцами. Мы сопровождали его до самого дома. Он иногда тихонечко подвывал, но мужественно не плакал.
А спустя день он появился во дворе, рука - в белом гипсе до локтя, подвешена на перевязи через плечо. Он рассказывал, как ему лепили гипс, как потом гипс застывал. Сашка выглядел героем и был в центре внимания. И я ему стал завидовать. Мне тоже захотелось сломать руку.
Я позвал Игоря и Мишку пойти попрыгать с насыпи. У меня с ними уже был богатый опыт прыжков. Мы прыгали с бетонного козырька над моим подъездом на газон. На козырёк вылазили через окно на лестничной клетке.
Прыгали строго по очереди. Было непросто решиться и прыгнуть, высота всё-таки была около трёх метров, а мы были по «метру с кепкой». Но пересиливая себя, бахвалясь друг перед другом, отсекая пути к отступлению, раз за разом прыгали.
Земля была мягкая. Самое неприятное, что со мной раз случилось – при приземлении я сильно присел и подбородком влепился себе в коленку. Это был нокдаун, искры из глаз и звон в ушах. Но я подскочил и как ни в чём не бывало, попёрся снова вылазить на козырёк.
Никто из взрослых нас за такие дела не гонял. Один дяденька даже похвалил: «Молодцы! Будете десантниками!»
С насыпи прыгать было совсем не страшно, мягкий песочный склон тебя подхватывал и спускал вниз. А мне нужно было ломать руку. Как я только её не подставлял, специально заваливаясь на бок, - рука не ломалась. В конце концов она у меня заболела из-за ушиба или небольшого растяжения связок в запястье. Дома мне её забинтовали, но это было совсем не то. Героем стать не получилось.
Сейчас всё это смешно. А ведь было всерьёз.
Через десяток лет будет казаться смешным или ненужным то, что на полном серьёзе делаешь сейчас. С'est la vie.