Рассказ был представлен на международный конкурс кибер панка «Взломанное будущее» во главе авторитетного жюри: Брюс Стерлин (американский писатель, отец кибер панка): Влад Копп, актер, бессменный ведущий культовой передачи «Модель для сборки»: Глеб Гусаков, писатель-фантаст, руководитель издательства «Снежный Ком»; Алексей Андреев a.k.a. Мерси Шелли, IT-журналист и писатель кибер панка; Сергей Чекмаев, писатель-фантаст, литературный редактор проекта "Модель для сборки".
Real ghost in the shell
Когда я озвучил, чем нам предстоит заняться, все восприняли это как шутку и со смехом уставились на меня. Я молчал. Через минуту сурового молчания они поняли, что я не шучу.
- Ну а что? - сказал я, - Вот ты, Макс, так и собираешься до конца жизни клепать драйвера? Или ты, Пиркс, так и будешь ломать программы? А ты, Каспер, писать вирусы и хакать серваки? Никогда и никто об этом не узнает, и хорошо, чтоб не узнали. Надо сделать что-то стоящее в жизни. Чтоб запомнили. Если мы это сделаем, то круче нас будет только Гагарин.
- С Королевым… - тихо добавил Пиркс, который очень любил справедливость и историю.
Макс повернулся к компьютеру и вбил запрос в поисковик. Судя по ссылкам фиолетового цвета, кто-то уже интересовался этой темой. Да. Я. Пару месяцев назад.
- Европейцы уже восемь лет бьются над этой проблемой, - сказал Макс через несколько минут изучения текстов. Все с интересом смотрели на него. - Проект Blue Brain, моделирование коры головного мозга. В 2006 смоделировали работу десяти тысяч нейронов крысы с тридцатью миллионами синапсов на восьми тысячах процессоров. То есть где-то по процессору на нейрон. В человеческом кто как говорит: от двадцати до ста миллиардов. То есть, если брать максимум, они смоделировали где-то процент.
- Ну… в нашем дата центре будет восемьдесят тысяч, когда достроят, - включился в разговор Пиркс, который был непосредственно задействован в его создании. – Если как у них, - он ткнул в монитор, - по процу на нейрон, то это будет где-то десять процентов. И чем больше нейронов, тем больше связей между ними. Всё равно нереально.
Они снова с недоверием посмотрели на меня, давая шанс обратить всё в шутку.
- Процессор на нейрон, верно, – сказал я. - Но все дело в алгоритме. И в прямых руках программиста. Вы прекрасно знаете, что современные, оптимизированные алгоритмы, если запускать их на машинах десятилетней давности, работают быстрее, чем если б запустить алгоритмы той давности на современных. Да за примером таланта программиста далеко ходить не надо. Вот ты, Макс, на третьем курсе, когда проходили криптографию, выиграл в университетском соревновании по скорости быстродействия алгоритма 128 битного шифрования, потому что писал на ассемблере, и оптимизировал код, когда как другие писали на Си, и всю оптимизацию предоставили компилятору, который делали парни за бугром. Может быть, даже те самые, кто уже десять лет не может сделать нормальную операционную систему. И может быть те же самые, что и кодировал один процессор на нейрон. Это надо же…
- Короче говоря, нам нужно достичь в десять раз большей эффективности алгоритма, только и всего, – заключил я.
- Ну хорошо, - сказал Макс, который слушая меня, одновременно рыскал по Интернету. То же самое сделал и Каспер, повернувшись к своему ноутбуку. – Но у них то над этим работают целые институты. Где мы будем брать биологический материал? Нам нужны результаты сканирования нейросети, входные, выходные данные для тестирования. Нужен нейрофизиолог.
- Да и как ты собираешься сканировать мозг, ведь разрешения сегодняшних томографов явно недостаточно? – откликнулся Каспер.
- Ну вообще-то… - протянул я, доставая флешку и передавая Максу.
Он вставил её в компьютер, щелкнул по единственному файлу. Я подождал, выдерживая эффектную паузу, пока загрузиться программа для 3D моделирования, и объявил, когда изображение появилось на экране, - Вот детальная модель нейрона со всеми аксонами, дендритами, и прочим.
- А он настоящий? Ты не сам его смоделил? – не поверил Каспер, знавший о моём увлечении компьютерной графикой, вращая, и то приближая, то отдаляя модель на экране. Оно было похоже на красноватый ветвистый корень, повисший в серой пустоте.
За приоткрытой дверью лаборатории, в которой мы находились, зазвенел звонок. Студентов высыпало из лекционных аудиторий в коридор понурой толпой, и они начали своё обреченное движение на следующие пары. Через неделю начиналась зачетная неделя, и студентов, обычно прогуливающих занятия на работе, было особенно много.
- Пойдемте, - сказал я. – Мне надо вам кое-что показать.
Мы вышли из лаборатории, заперев её на ключ, и оказались в большом темном коридоре с облупившейся краской и стершимися полами. Все-таки Институт был похож на сурового спартанца, тратившего деньги только на самое необходимое: на зарплату сотрудникам, или оборудование, и нисколько, казалось, не думавший о своём внешнем виде. Я спустился по лестнице вниз, еще вниз – парни заинтриговано следовали за мной, пока мы не оказались в подвальном помещении перед старой, рассохшейся дверью, которую я отворил, а вернее сказать отставил, осторожно повернув на единственной петле-ладони, которой она тремя пальцами-шурупами упорно цеплялась за свою долгую совместную жизнь с косяком. Я осторожно вошел, оставив парней в коридоре, потому что большое помещение тонуло в пыли, и почему-то полумраке. В его центре слабо поблескивала большая металлическая конструкция: как трехпалая клешня, она росла прямо из пола, а по потолку и со стен, словно питая, тянулись к ней большие и маленькие кабели, и казалось, что она вот-вот выскочит и вырвет большой кусок потолка, защелкает, размалывая его, и продолжит подниматься дальше...
Я потер переносицу. Ну и мысли лезут в голову с самого утра.
За конструкцией послышался шорох.
- А это ты, - сказал глухой голос откуда-то из-под неё. – Ты как раз вовремя. Слушай, лампочка перегорела пару минут назад, вверни. Новая на тумбочке слева от входа.
Я сделал шаг и споткнулся о пустую бутылку, которая со звоном отлетела куда-то в сторону.
- Прибрались бы вы тут что ли, - сказал я, осторожно нащупывая коробку.
- Бл… некогда, - начало фразы потонуло где-то в безднах конструкции, сказано было с натугой. Я мог бы решить, что это она, как в плохом кинофильме, поглотила одного из своих создателей, и вещает теперь его голосовыми связками, но уже взял под контроль разгулявшуюся фантазию.
- Даже уборщицу не пускаем, - продолжал голос, пока я ввинчивал новую лампочку в патрон над дверью, - повредит что ещё, или полезет не туда – током же убьет на хрен.
Последнее слово снова прозвучало с натугой. Я довернул лампу и сразу вспыхнул свет, осветив распластанного под левой клешней Никиту. Он запустил правую руку глубоко внутрь, и старался что-то там отвернуть или наоборот вставить.
- Чую контроллер сгорел, - пояснил он, - левый магнит вышел из строя.
- Парни, заходите, - позвал я и спросил, - Успеешь починить?
- Конечно, - Никита извлек массивную деталь и вылез сам. Огромный, два метра ростом, голубоглазый брюнет, с задумчивым взглядом, в армейских штанах и зеленой футболке.
Парни вошли гуськом и сгрудились у входа.
- Знакомьтесь – Никита, - сказал я.
- Привет! – кивнул он им, усаживаясь за широкий стол в углу, весь заваленный какими-то деталями, мотками проволоки, приборами, взгроможденными друг на друга, самым знакомым из которых был осциллограф.
- А это – экспериментальный томограф, - продолжил я. – Разрешение у него даже больше, чем надо.
- Ахренеть… - протянул Пиркс.
- Я сказал тоже самое, – сказал я, и посмотрел на Никиту. Он уже раскрутил кожух детали и выпаивал контролер. Паяльник в его огромной лапе казался зубочисткой.
- Ник собрал его по своим чертежам с дипломниками с радиофака.
- А получше места найти не мог? – осведомился Каспер, осматривая пятна проступившей ржавчины на стенах.
- Нормально. Не мешает никто, – буркнул Никита. - И под руку не лезет.
- Ладно, пошли, не будем мешать, - я вытолкал парней за дверь и посмотрел на часы на мобильном. – Нам ещё надо зайти кое к кому…
- Я всё таки не понимаю, - сказал Каспер, когда мы поднялись и шли по переходу из третьего корпуса, в котором находились, в главный. – Если разрешение больше чем надо, значит он улучшил любой существующий томограф где-то на порядок. Как сумел? Их же делают корпорации, а он тут, на коленке…
- Ник гений, - пояснил я. – Знаю его со школы. Он уже тогда паял цветомузыку и читал интегральные схемы, как книгу. Лет в 17 на школьной вечеринке сломался музыкальный центр, грозя испортить все веселье. Он раскрутил его прямо там, заглянул, понюхал, достал моток проволоки, взял зубочистку, прикинул что-то, сказал: «сорок витков». Намотал, а потом вставил эту катушку прямо так, даже ничего не припаивая. Одноклассники просто обалдели. Вид у них был точно такой же, как и у вас сейчас.
Я улыбнулся.
- Потом он поступил на прикладную физику, общаться стали меньше, – продолжал я, когда мы вошли в главный корпус. Стены тут были обклеены плитами из мрамора, но они тоже потускнели со временем. – И в физике он стал разбираться не хуже чем в электронике.
Мы поднялись на лифте, прошли ещё один коридор, и вошли в кабинет с почерневшими дубовыми панелями на стенах. Профессор уже ждал нас.
- Здравствуйте, - поздоровались мы.
- Здравствуйте, - сказал он. – Присаживайтесь.
Он сидел за столом, на котором царил идеальный порядок: на нем не было ничего, кроме скрещенных рук профессора и выключенного планшета. Седовласый, в очках, с маленькой бородкой, он был одет в серый костюм в крупную клетку, сидевший на нём мешковато. Мы сели на стулья, что были перед столом.
- Я профессор Скворцов, - сказал он, разглядывая нас: компания получилась разношерстной.
Парни были в толстовках, лишь я в костюме. Высокий худой Каспер в очках со стеклами-хамелеонами, джинсах, толстовке красного цвета. Тихий, среднего роста, флегматичный крупнолицый Пиркс в желтой. Макс: коротко стриженый, в зеленой, всегда замкнутый, тихий, почти никогда не смотрящий в глаза собеседнику, и почти всегда под ноги, словно старался найти там свою уверенность в себе, и сейчас сидел сгорбившись и смотрел прямо перед собой.
- Пиркс, Каспер, Макс, - сказал я, – Ну то есть Сергей, Антон, Максим. А меня вы уже знаете.
- Ну прямо светофор, - рассмеялся профессор.
- Ну почему Каспер, я догадываюсь, - продолжил он, хитро прищурившись. Видимо понял нашу аналогию. Каспер был настолько худ, что болтался в своей толстовке, и был готов вот-вот испариться, как приведение. - Макс тоже ясно. А почему Пиркс?
- Просто бывает, что ночами на дежурстве в серверной делать почти нечего, и он любит читать кибер панк. Всякие кибер мозги, злобные хакеры, с вживленными чипами, взламывающие на раз любую защиту, непременно взбесившиеся роботы, гоняющиеся за людьми. Мы программисты, понимаем что к чему, и для нас такие вещи читать ну очень смешно. Ну и есть рассказ, который так и называется: «Рассказ Пиркса». В нем навигатор по имени Пиркс читает фантастику во время долго рейса, но только плохую, чтобы не скучать. Так и приклеилось, - рассмеялся Каспер.
- Понимаю, - улыбнулся профессор.
- Ну что ж, - сказал он и начал неторопливо говорить, чуть придыхая, – я работаю в институте морфологии человека, занимаюсь проблемами морфогенеза и организации мозга. Человека и животных. Кратко постараюсь рассказать вам суть. Мозг устроен очень просто на самом деле. Ничего сложного в нём нет.
Профессор ткнул в планшет, включая его, полистав, повернул к нам.
- Это мозг рептилии, разрез сверху, - пояснил он картинку, больше всего похожую на розовую устрицу, - вот это всё, средняя часть мозга, - профессор достал ручку из внутреннего кармана и обвел часть картинки, - отвечает за поведение рептилии. А тут, - он обвел самый краешек, - находиться вомираназальный орган, половой. Именно из него у нас развилась вот эта кора мозга, покрытая извилинами, – профессор поднял руки и изобразил извилины, сжимая и разжимая пальцы. - Хуже природа над нами поиздеваться не могла... То есть наше мышление сформировано на основе полового обонятельного органа. Вся эта машинка потребляет в спокойном состоянии до 10% всей энергии организма. Это много. Поэтому человек стремится делать всё что угодно, вместо того, чтобы интенсивно думать. Мозг стремится быстро решить поставленную задачу, а дальше всё – на диван.
Мы усмехнулись.
- Мозг потребляет энергию неравномерно, в зависимости от центров, - профессор перелистнул картинку, и планшет отобразил следующую, более знакомую, мозга человека в профиль, слепленную словно из разных кусочков пластилина. – Центры отвечают за слух, зрение, обоняние. Их много и они локальны. Фокус состоит в том, что у каждого человека они могут различаться количественно в десять – запросто. А могут и в сорок раз или пятьдесят, или отсутствовать вообще.
- То есть могут отсутствовать, скажем, обонятельные центры?! – перебил я, так как внимательно следил за тем, что говорит профессор.
- Нет. Есть центры, которые отвечают, скажем, за гениальность, - туманно пояснил он. – Или сострадание. Но это отдельная тема. Так вот. Такая разница, это разница межвидовая. Как между волком и лисой. Именно поэтому бывает так, что человек просто не может понять другого, так как центры мозга то разные!
Мы сидели удивленные, ибо это было совершенно новой для нас информацией.
- Психологи говорят, что думаем мы вот этим, - он указал на лобные доли. – На самом деле тут располагаются центры, которые позволяют человеку делиться. А у животных они развиты слабо. Попробуйте отобрать у собаки кость – покусает. Так вот. Женщины веками использовали эти центры по назначению, ухаживая за потомством, делясь пищей. А мы, мужики, пропадали на охоте. Сейчас есть избыток пищи, поэтому мы пустили эти центры в творчество, в познание. Ведь посмотрите – многое создано мужиками. А женщины просто за стабильность в доме. Впрочем, об этом много можно говорить. Ну и апофеоз минимальных энерго затрат мозга, это Интернет. Посидел, посмотрел картинки, словно побывал в дальних странах, всё увидел. Или пообщался в соц сетях с друзьями – замечательно! Никуда ходить не надо. Хорошо? Это просто замечательно! – ехидно закончил профессор.
- Ну а дальше говорящие операционные системы, всё к тому и идет, что будем тупо сидеть на диване, - добавил он после паузы, - а машины будут всё делать за нас. Так устроен мозг.
- Ну хорошо, - сказал я, - Что вы думаете о создании искусственного интеллекта?
- Научить компьютер перебирать варианты можно, это чистая комбинаторика. Различным алгоритмам, как доставить машину из пункта А в пункт Б – тоже. Извлекать ответы из базы знаний, всё это возможно. Но в человеческом мозгу связь не просто электрическая. А электрохимическая. Чтобы возникла новая идея, нейроны должны друг с другом соединиться. Смоделировать это, я считаю, нельзя. Вы хотите попробовать – пожалуйста…
У профессора зазвонил телефон. Он поднял трубку, внимательно выслушал. А к нам в кабинет заглянул высокий худощавый брюнет в очках и темно-синем костюме.
- Простите, - сказал профессор, выключая телефон, - машину прислали раньше, чем я думал. Я вылетаю на симпозиум. Это Влад, нейрофизиолог, мой аспирант, - махнул он, указывая на парня. – Он поможет вам в вашей работе. Если будут вопросы – звоните. Вот визитка.
- Можете звать его Штык, - подмигнул профессор, вставая, - потому что он молодец. Очень талантливый.
- Ну а я считаю, что смоделировать процесс соединения нейронов это возможно, - сказал я.
Мы сидели в столовой университета, как в студенческие времена, сдвинув столы, и пили чай из толстых граненых стаканов, что ещё встречаются в старых столовых. Она располагалась на третьем этаже, из окон был виден мост. Институт стоял на отшибе, на краю города, на берегу реки, таком крутом и высоком, что невозможно было спуститься к воде, не рискуя сломать себе шею. В этом месте река была столь широкой, что противоположный берег можно было разглядеть только в очень ясную погоду. Сейчас он был скрыт легкой дымкой и сгущающимися сумерками, другая половина моста была словно съедена туманом и проглочена, казалось, параллельным измерением. Эту иллюзию поддерживали редкие машины, которые спешили всё время туда, и не одна почему-то не ехала обратно.
- Ведь это стереохимия, - продолжил я свою мысль, – ну с элементами физики. Как электрон может проскочить через определенное расстояние… Тем более что пространственная ориентация сохранена…
Никита, присутствующий при разговоре, покачал головой.
- Вот ты понятия не имеешь, о чем говоришь, - сказал он. – На сколько сложна задача.
- Ну да, это же твоя область.
- Кроме того, - взял слово Влад, - существует теория, что сознание формируется в том числе и благодаря слабому электромагнитному полю, окружающему мозг, поскольку группы нейронов самопроизвольно возбуждаются в разных частях мозга и объяснить причину пока не удается. Смоделировать такую комплексную обратную связь на компьютере вряд ли удастся.
- Я бы не стал так утверждать, - подал голос Макс, который сидел всё это время глубоко задумавшись.
У меня было двойственное чувство, как и у всей команды, сидевшей с серыми лицами, кроме Никиты, деловито ковырявшего свой салат из морской капусты. С одной стороны задача казалась слишком сложной, просто неприподъёмной. Все равно, что сдвинуть рукой небоскреб. А с другой… если воспользоваться динамитом и перенести его по кусочкам, чтоб собрать на новом месте, разбить задачу на несколько подзадач, тем более общими усилиями. Меня радовал задумчивый вид Максима, я видел, что он уже выстраивает в уме алгоритмы, решает задачу. И спокойный, уверенный вид Никиты.
- Ладно, всем до завтра, - сказал я. – Завтра и начинаем.
С того разговора прошло два года. Институт тонул в утреннем тумане, утопая в нём до уровня второго этажа. Раньше он подслеповато щурился немытыми, наверное, с самого строительства окнами, где-то треснувшими и заклеенными скотчем. Сейчас их сменили на новые, и он стал похож на щеголеватого профессора, которому дали наконец-то достойную зарплату, и он смог купить себе новые очки. Я медленно обходил главный корпус, хрустя крошкой из снега и льда под ногами. То тут, то там весна неотвратимо проникала в белое тело зимы, разъедая его грязными черными миазмами, тянувшимися от проталин, и превращала округлые формы сугробов в расползающиеся кучи грязи. Мой путь лежал в третий корпус, прятавшийся за главным. За два года в нем ничего не изменилось - окна так и остались старыми. Он был похож на бедного аспиранта, делавшего всю работу за профессора. Я вошел, в коморке вахтера никого не было, прошел по коридору и спустился вниз по лестнице в подвал. Вся команда была уже в сборе. Пиркс сидел за компьютером, открыв удаленный доступ ко всем серверам.
- Ты действительно этого хочешь? – спросил Влад.
Я кивнул, снял плащ, пиджак и закатав рукава, лег на узкий деревянный стол, обитый чем-то мягким. Влад открыл чемоданчик и начал набирать в шприц прозрачную жидкость. Никита широким кожаным ремнем зафиксировал мою голову и вкатил стол под три клешни, острыми концами уставившиеся мне прямо в центр лба. Отсюда они и правда казались клешнями, точно мускулами поблескивая красно-оранжевой обмоткой магнитов.
Кроме них, я видел перед собой лишь черный стыковочный шов потолка. Внезапно я услышал копошение слева и почувствовал укол в шею.
- Адреналин и глюкоза, - пояснил Влад. – Поможет тебе продержаться.
- Все готово, – сказал Никита.
- Поехали, – произнес я.
Свет мигнул, и тонко запели дроссели, зашелестели вентиляторы охлаждения. Вокруг тихо зажужжали, перемещаясь, магниты: звук был такой, словно работает сотня струйных принтеров, накрытых подушкой. Аппаратура настраивалась, я закрыл глаза, ныряя в воспоминания.
Задача оказалась ещё более сложной, чем я предполагал. Модель взаимодействия десяти нейронов мы получили где-то через полгода. На обычном компьютере расчеты занимали десять часов, при расчете в кластере уменьшались до часа. Никакой оптимизации не получалось. Мы бились над этой проблемой, не вылезая из лаборатории, пока я не сказал хватит, и не отправил их всех в турпоход, в горы. Каждого в отдельную группу. Где не было никаких компьютеров, мёртвого света дисплея и перегретого пластика, а только солнце, запах цветущего луга и злые комары, которые подгоняли при восхождении на вершину. Парни вернулись сияющие, отдохнувшие и решили задачу за неделю, полностью переписав алгоритм. Следующим шли вспомогательные программы: как симулировать чувства: слух, зрение? Какая группа сигналов отвечает за произношение того или иного звука? Прежде чем мы получили результаты, объемы обрабатываемых данных оказались такими, что я был буквально завален гневными служебными записками от других коллег, просящих не занимать время суперкомпьютера. Этот этап занял еще полтора года. Но вот, все подготовительные операции были завершены.
- Начнем, - сказал Каспер.
В следующие несколько часов я, лежа на кушетке, говорил, пел, рассказывал сказки, был добрый, злой, пассивный, апатичный, веселый, решал в уме математические задачки, старался даже сочинять стихи, тем самым активируя различные центры мозга.
Одновременно часть моего сознания думала над тем, что всё это время мы были десятки раз близки к тому, чтобы опустить руки. И мы опустили бы их, если бы всё это время я не знал заранее, что мы сможем построить точную компьютерную модель мозга. Откуда? Сейчас мои парни тоже это узнают.
- Каспер, достань монетку. Подбрось.
Он подбрасывал её десять раз. И все десять я точно угадывал, на орел или решку она упадет.
- Теперь карты Зенера, – сказал я.
Тест карт Зенера был классическим тестом на обладание парапсихическими способностями.
В следующие пять минут я без ошибок назвал круг, квадрат, волну, крест или звезду доставал Каспер. С каждым новым моим ответом его брови ползли всё выше вверх. Мои глаза были закрыты, но я видел его реакцию своим внутренним зрением. Я попросил перетасовать колоду и начал угадывать со смещением – что он вытянет через три, а в следующий круг и четыре карты.
- Подвесь маятник, - сказал я, не открывая глаз. Сейчас мне очень-очень хотелось избежать этого теста, но…
Когда деревянный брусок, обмотанный бечевкой, был подвешен в пяти метрах от меня, лежащего в гудящем томографе, и всё отошли от него, он отклонился и начал раскачиваться. Затем остановился. Потом с глухим стуком упал на пол – бечевка оказалась порванной.
Они стояли потрясенные.
- Так значит то видео, в котором двигается чашка, что ты присылал, не было фокусом? – наконец вымолвил Пиркс.
Одна часть моего сознания, точно как они, даже сейчас не верила в то, что я могу делать такие вещи. В такие моменты мне казалось, что я схожу сума – ведь это невозможно! Однажды, чтобы в очередной раз доказать самому себе реальность происходящего, я просто включил запись на мобильном, положил его на торец, повернув к обычной кружке с чаем, отошел на пять метров, отвернулся и услышал скрежет передвигаемой посуды… Когда я поднимал телефон и отправлял видео Пирксу, с коротким вопросом: «Что ты видишь?» чай в чашке колебался. «Чашка двигается рывками. Хороший фокус, там магнит?», - ответил тогда Пиркс.
- Это просто фокус парни, - устало сказал я. – Расслабьтесь.
И они поверили. Или поверят, убедят себя со временем, что видели простой фокус. Хмыкнул только Никита. Ибо, чтобы принять такую реальность, нужно быть таким же, как я. И он был таким. Я понял это только сейчас. Ибо, чтобы собрать такую машину, в которой я сейчас находился, недостаточно быть обычным человеком.
- Конец экспериментам, - устало сказал я.
Я был вымотан. Выжат как лимон. Мы закончили общее картирование центров моего мозга, но осталось ещё детальное, нейрон за нейроном. Оно продлится ещё сутки. Вокруг всё приглушенно гудело, гигабайты информации поднимались вверх, по оптоволокну, и записывались на жесткие диски. А меня клонило в сон… и я отпустил себя, провалившись в черную бездну.
Я очнулся. Чувство было таким, словно голову сдавили прессом. Ни рук ни ног я не ощущал. Захотелось открыть глаза, которых я не чувствовал тоже. Но как только появилось желание, изображение вспыхнуло, высветив неестественную картинку лаборатории. Я смотрел на неё с уровня стола, словно сильно уменьшился в росте. Передо мной с вопрошающим видом сидели парни – все, кроме Никиты. За ними на синем железном шкафу рос, свесив зеленые листья, большой папоротник, что так любил поливать Пиркс.
- Привет, парни, - попытался произнести я, ибо так же как и глаз, не ощущал ни гортани, ни языка. И услышал, как произнес кто-то незнакомый:
- Привет, парни.
Они подпрыгнули, как ужаленные. И переглянулись.
- Получилось? – недоверчиво спросил Макс.
- Да, - сказал я. Тот незнакомый голос был моим. Я просто воспринимал его через микрофон со стороны, поэтому не узнал сразу.
- А где тот я, настоящий?
Вместо ответа они вскочили, закричали и полезли обниматься друг с другом. Должно быть, такая картина была, когда люди услышали писк первого спутника. Или Гагарин сообщил с орбиты, что всё хорошо.
- Где он? – спросил я снова, когда они чуть-чуть успокоились.
- Он уехал на конференцию по искусственному интеллекту. Ты что, не помнишь? – ответил Каспер.
- Помню. Когда?
- Сегодня утром. Должен был уже позвонить.
- Не отвечает, - сказал Пиркс. Он достал телефон и пытался дозвониться до меня настоящего.
В такие минуты рефлекторно я делал всегда одно и тоже. Останавливал мысль, превращая свой ум в пустоту, переключал сознание на другое, которое неслось вперед, в будущее, и приносило верный ответ. Именно так я отгадывал карты в тесте Зенера. Сделал тоже я и сейчас. Я хотел спросить, что случилось со мной настоящим. Не вышло. Я не мог переключить сознание. Его не было.
- Макс, ты отключил центр шишковидной железы? – спросил я.
- Всё работает. Все центры, - ответил он. – Сто процентов модели.
- Как ты себя чувствуешь?
- Сознание узкое, тяжелое, как при болезни.
- Может с похмелья? Ах да, ты же не пьешь. Не пил…
- Тебе не хочется скопировать себя в Интернет или захватить мир? – ехидно поинтересовался Каспер, поднимая бровь.
- Нет. Я чувствую себя собой. Всё как обычно. Ну почти. Только не чувствую тела и ничего не хочется. Ни есть, ни пить. Ничего.
- Ну а мы выпьем, - сказал Пиркс, доставая шампанское.
Они что-то ещё спрашивали, я отвечал, но в этот момент был занят самоанализом, хотя уже итак понимал, что к чему. Я мог говорить, слышать и видеть. Мог переключить своё зрение на какую-нибудь внешнюю камеру наблюдения системы безопасности университета – достаточно было попросить Пиркса перенаправить данные. Скопировать себя в сеть я не мог. Хотя бы потому, что занимал сейчас сотни терабайт на дисках суперкомпьютера университета – копирование бы заняло недели. Да и зачем собственно?
Я вовсе не ощущал себя супер человеком, заключенным внутри безграничной сети, со скоростью света решающего задачи. Такие например, как в мгновение ока найти уязвимость в модуле операционной системы другого супер компьютера, чтобы поместить туда хоть малую часть себя. Я вообще не мог решить ни одной задачи. Точнее я мог сложить два плюс два, но не мог, скажем, переписать собственную программу. Я мог переключить зрение на экран компьютера, подумать о том, что надо нажать на такую-то пиктограмму, чтобы запустить среду разработки. Ощущение было, кстати, как будто ты уперся глазами в монитор. Я видел объявление переменных, массивы, циклы, логические ветвления. Понимал, что это. Но я не мог придумать ни одной программы. Словно натыкался на стену. Это было точно так, как если бы я хотел переключить сознание на то, второе. Его не было. Ответов не было! Ничего не приходило в голову. Тогда я постарался придумать хоть какую-нибудь историю. Снова ничего. Пустота. Стена. Ни единого слова.
Парни уже захмелели и говорили возбужденными голосами, какое прекрасное будущее ждет их за это открытие. Они были правы. Потом они разъехались по домам, вызвав такси, и предоставив меня самому себе. Они так и не смогли, а потом забыли дозвониться до меня настоящего…
Я остался предоставлен самому себе. Бродил по Интернету, читая странички. Словно складывал листы в папку, и не мог сделать ни единого сложного вывода. Прочитал статью о копировании сознания. В ней говорилось, что если сделать копию сознания человека, оно непременно исчезнет из оригинала, ибо неделимо. Ну и что это значит? Потом я вспомнил, что уже читал эту статью, вернее не я, а тот я, настоящий. И счел её чушью…
Я посмотрел скучное кино, про то, как парень и девушка общаются друг с другом по интернету, и когда выдается шанс наконец-то встретиться, они не делают этого. Почему? Раньше я легко мог ответить на этот вопрос, словно проникнув в сознание режиссера. Или быть может, подключившись к общему энергоинформационному пространству. Я скачал другое. Закрыл, недосмотрев.
Подумал о том, что сейчас я веду жизнь обычного, в общем-то, человека, которому нечем заняться после работы: серфиню Интернет, смотрю фильмы… И могу её вести, пока не кончится электричество, ибо остальное: процессоры, винчестеры, память, можно заменить. Они будут становится быстрее и меньше. Я могу дожить до этого времени, но хочу ли?
Может быть мы сделали что-нибудь не так?
Я открыл окошко общего монитора и взглянул на параметры. Нейроны образовывали и разрывали связи друг с другом. Слабое электромагнитное поле светилось голубым ореолом вокруг маленькой, медленно вращавшейся модели головного мозга, в которой то тут, то там вспыхивали красные огоньки.
Я ещё раз попробовал переключить сознание, и сдвинуть лист папоротника: его черный силуэт вырисовывался в свете тусклого фонаря на улице. Эпифиз засиял малиновым. Мы всё сделали правильно. Всё, до мелочей. Но лист остался неподвижным.
Я погружался всё дальше в воспоминания того меня, кем я был до сканирования. Как вдруг на поверхность всплыла отчетливая и полностью обезоруживающая мысль. До этого она была заперта, как в сейфе.
А в одно из пустующих кресел словно легла тень. Оказывается, всё эти строчки, что появляются сейчас на экране, то, о чем я электронный, размышлял сейчас в эти ночные часы, вовсе не были полностью моими мыслями. Почти всё это высказал я сам настоящий за пару дней до сканирования. Сидя в этом самом кресле и переключив сознание, я смотрел в будущее. Словно взломал его. А сейчас я электронный занимаюсь лишь пересказом.
В очередной раз я убедился, что не могу создать ничего нового.
Ну что ж. Последней моей мыслью было тогда, что будущее зависит от настоящего. Чтобы завтра попасть в другой город, нужно купить билет сегодня. Чтобы загнать последний гвоздь в гроб будущего цифровой копии мозга, поставить жирный крест на достижении бессмертия путём полной кибернетизации человека, надо создать её, убедиться на практике.
С другой стороны, мы доказали, где находится очень ограниченная часть сознания. И кому-то может понравиться такое вечное существование. Миллионы людей живут схожим образом: читают книги, написанные другими людьми, смотрят фильмы, и не могут создать ничего нового. Только потреблять мысли настоящих людей, развивших свою душу (а как же иначе) на столько, чтобы обрести дар предвидения, или очень близко подойти к этому, заглянуть за горизонт, за край, и увидеть там что-то новое. То, чего ещё в этом мире не было.
В заключении мой создатель предоставил мне выбор, хочу ли я жить вечно жизнью обычного, среднестатистического человека, спрятав ключ в своей памяти. Нужно только запустить маленькую программку, что через минуту сотрет меня начисто. Таймер уже запущен. Ну а парни могут отсканировать кого-нибудь другого…
На последних секундах я выхожу в Интернет и выкладываю эту историю. В конце концов, личность не может считать себя настоящей, если о ней не сочинена ни одна история…
Виктор Романов,
14-15 апреля 2015 г