Глава 2. Лето 1941-го 1

Горовая Тамара Федоровна
    Возможность поведать о военном прошлом моего отца, Горового Фёдора Прокофьевича, возникла благодаря фразе, сказанной мною очень давно, ещё в школьные годы: «Папа, я напишу о тебе книгу…» И он рассказывал. Редко, с большими перерывами, в разное время, но так, что основное я смогла сохранить в памяти долгие годы. Выполнить же своё обещание мне удалось спустя полвека и через двадцать пять лет после его смерти…
    Отечественную войну мой отец встретил всё в том же 302-м гаубично-артиллерийском полку. После финской войны полк перебросили в Краснодарский край, станицу Усть-Лабинскую. Здесь за год службы отец получил звание младшего лейтенанта и был назначен командиром топовзвода.
    Через десять дней после начала войны отец оказался на одном из самых тяжёлых участков, понёсших наибольшие потери, – Западном фронте. В конце июня гаубично-артиллерийский полк, прошедший финскую войну и имеющий боевой опыт, как вспоминал отец в своей краткой военной автобиографии, «был передислоцирован в направлении Минска».
    На 1 июля 302-й гап, наряду с вновь сформированными армиями Западного фронта как отдельное соединение, числился в резерве Ставки ВГК. Отец говорил, что их полк вроде бы планировалось ввести в бой в районе Минска. Через 4–5 дней после начала войны две немецкие танковые группы обошли наши армии, сосредоточенные западнее Минска, с севера и юга. Танки и моторизованные части вермахта рвались на восток, чтобы, соединившись, отрезать нашим войскам путь к отступлению.
    Здесь, на подступах к городу, спешно выдвигались и занимали оборону четыре советские дивизии. Ожесточённые бои продолжались почти четверо суток. Понеся большие потери, остатки наших частей вынуждены были отступить. Полк отца не успел к месту этого сражения, но даже если бы он там оказался, ситуация существенно, конечно, не изменилась бы…
    Кольцо окружения замкнулось 29–30 июня. В кольце оказались две армии полностью и частично третья. Это был так называемый Минский котёл, немецкие генералы называли эту операцию сражением с последующим окружением русских армий в районе Белосток – Минск.
    Судьба попавших во вражеское кольцо солдат сложилась по-разному: были кровопролитные бои, был героизм, но были и позорные моменты, бегство с поля боя (по-солдатски «драп») и даже добровольная сдача в плен. Бои в окружении продолжались до 8 июля, в некоторых частях до последнего патрона. Были безуспешные или более успешные попытки прорывов из окружения с тяжёлыми боями на юго-восток и северо-восток и в других направлениях. Прорывающиеся из окружения части и небольшие группы ещё многие недели лесами и болотами с оружием в руках выходили в расположение наших войск, чтобы остатками своих подразделений, потеряв многих боевых товарищей, влиться в прибывающие свежие части, образовывать боеспособные соединения и продолжать сражаться с врагом, но уже с более возросшей ненавистью.
    По немецким источникам, западнее Минска было пленено около 230 тысяч советских солдат, а также захвачено много техники и орудий [43].
    Последние годы начало появляться много работ военных историков, посвящённых началу войны, и в них достаточно исчерпывающе изложены причины наших крупных поражений 1941 года. Некоторые авторы пытаются окутать эту трагедию тайной и даже употребляют выражение «загадка сорок первого года». Для отца этот период войны не оказался ни загадкой, ни тайной, о чём он говорил коротко и ясно: «К войне с Германией мы оказались не готовы, немцы воевали тогда лучше».
    Для того чтобы расшифровать эти слова, приведу некоторые основные выводы историков, являющиеся сегодня общеизвестными.
    О внезапности и подлости фашистского нападения. Кто-то может сказать: оно совсем не было таким уж внезапным. Какая-то группа лиц якобы даже знала о точной дате вторжения. Другие – догадывались, но не знали, когда это произойдёт. Третьи – только подозревали, предчувствовали. Но все эти рассуждения не имеют никакого значения в определении фашистской агрессии, а касаются лишь совести тех, кто знал, но не предпринял никаких защитных мер. Неоспоримым же остаётся исторический факт, который невозможно опровергнуть никакими доводами, что при заключённом мирном договоре между СССР и Германией военные действия против нашей страны были начаты без объявления войны, без предупреждения, начаты с артподготовки, бомбёжек аэродромов, военных объектов, городов, с последующим вторжением на нашу территорию.
    Такая внезапность даёт большие преимущества в возможности сосредоточения войск агрессора и расположения их для нанесения максимального ущерба. Наша же армия была не отмобилизована, находилась в режиме мирного времени, к тому же в состоянии реформирования. Враг имел явное превосходство на направлении главных ударов в людях и техническом оснащении и обладал большим военным и практическим опытом, покорив к этому времени всю Европу.
    Главнейшая причина масштаба наших поражений начала войны – в отсутствии управления войсками. Связь и скоординированность отсутствовала с низшего до общевойскового уровня – то есть начиная с взаимодействия между отдельными соединениями и частями, находящимися в распоряжении штаба Западного фронта, до руководства самого штаба своими армиями и подразделениями. Связь осуществлялась преимущественно через посыльных, а такую связь оперативной назвать нельзя, тем более при стремительном наступлении врага и столь же стремительно меняющейся обстановке. Отсутствовали также оперативные разведывательные данные о местонахождении и перемещении противника, да и о состоянии своих подразделений.
    Почти вся наша авиация, как известно, была потеряна или брошена в первые дни войны на аэродромах во время вражеских налётов, причём большинство боевых машин, лучшие новые истребители, даже не успев взлететь и вступить в бой. Этот факт имел решающее значение во всех сражениях первых месяцев войны.
    Все эти обстоятельства в совокупности привели к плохой организации обороны и разрозненному, беспорядочному ходу военных действий с нашей стороны. А некомпетентность, безынициативность и нерешительность военного руководства – к ошибочным решениям.
    Что-то подобное говорил мне отец, но многое я поняла гораздо позже, после изучения мемуаров очевидцев событий, трудов военных специалистов, военных историографов – отечественных и немецких.
    Все остальные наши беды: окружение и пленение огромной массы солдат, плохое или вовсе никакое снабжение сражающихся соединений и т. п. – это только следствие вышеперечисленных факторов.
    Выше я вкратце написала об окружении советских армий западнее Минска. Казалось бы, что это не имеет отношения к боевой судьбе отца. Но, во-первых, общая ситуация первой недели войны обусловила дальнейший ход военных действий, в которых ему довелось принимать участие. Во-вторых, 302-й гап в первых числах июля вошёл в состав Западного фронта и находился совсем недалеко от прорывавшихся из окружения частей. Отец уже тогда, в начале июля 1941-го, знал, что к западу от расположения его части многие десятки тысяч советских солдат Западного фронта оказались во вражеском кольце, и говорил об этом через десятилетия после войны с горечью и даже с чувством вины. Хотя, конечно, никакой его вины в произошедшем не было.
   Папа очень огорчался, что тогда было потеряно много боевой техники и людей, и считал, что нужно было не распылять силы на порой беспорядочные и бессмысленные ответные контрудары, а, сосредоточившись на обороне, разумно отступать, стараясь сдерживать танковые продвижения немцев на флангах, сохраняя как можно больше солдат и техники. При этом одновременно в тылу создавать организованную оборону на удобных позициях, где очень бы пригодились потерянные западнее Минска танки и орудия. А ведь там, в окружении, осталось наше лучшее на тот период современное боевое оружие, особенно новые танки – средние и тяжёлые Т-34 и КВ, которые тогда только начали поступать в нашу армию.
    Прочитав много литературы о боях первых недель войны на Западном фронте, я так и не уяснила, прав ли был отец. Фёдор Горовой был всего лишь младший лейтенант, а не генерал и не имел сведений обо всей картине боевых сражений (впрочем, тогда её не знали даже многие генералы), он мог ошибаться, но, скорее всего, отчасти был прав.
    У К. Симонова, человека довольно компетентного в военном деле, который по заданию своей газеты был в первые дни войны на Западном фронте, есть такие рассуждения: «Если бы мы в первые дни и недели войны, избегая угрозы окружения, повсюду лишь поспешно отступали и нигде не контратаковали и не стояли насмерть, то, очевидно, темп наступления немцев, и без того высокий, был бы ещё выше» [34]. Но дальше К. Симонов пишет и об «опрометчивых решениях», и о «явно запоздалых решениях на отход», и о явной безграмотности с военной точки зрения лозунга: «Не отдать ни пяди». А в другом месте рассуждения военного корреспондента, в общем-то, аналогичны мнению моего отца: «Было бы правильно считаться с реальной вероятностью потери части территории, отступления наших частей прикрытия с новой границы на старую, 1939 года, и организацию жёсткой обороны там, на укреплённой линии вдоль старой границы с перспективой нанесения из-за неё последующих ударов главными силами» [34].
    Вспоминая войну, папа часто употреблял слово «повезло». Солдатское «повезло» – это значит: остался жив, не попал в плен. Поначалу ему везло довольно часто, с первых дней войны и даже раньше. Во-первых, повезло, что попал в тяжёлую артиллерию, – здесь людских потерь было сравнительно меньше, чем в пехоте. Во-вторых, повезло, что вначале был опыт финской войны (пули чаще находили необстрелянных новобранцев). И крупно повезло, что его полк не оказался в составе армий, принявших первые удары врага и понёсших наибольшие потери…
    В первых числах июля ослабленные остатки наших дивизий отходили на восток. Отходили с боями и занимали оборону на реке Березине. Это были изрядно поредевшие, измотанные в предыдущих боях под Минском и юго-западнее части; линия обороны, которую они составляли, была весьма слабой. И всё же дивизии 4-й и 13-й армий удерживали рубежи на восточном берегу реки Березины ещё 3–4 дня.
    Согласно «Боевому составу советской армии на 7 июля 1941 года» 302-й гап числился в 13-й армии Западного фронта* и, по-видимому, через две недели после начала войны вступил в боестолкновения с немцами.
    В своей военной автобиографии отец указал фамилии командира полка – подполковника Северинова и батареи – Тихомирова.
    Поскольку в своих рассказах отец упоминал реку Березину, города Борисов, Оршу и Витебск, я полагаю, что его полк поддерживал наши сражающиеся пехотные и механизированные части, проводившие боевые действия именно в этом районе.
    Автострада Борисов – Орша, ведущая к Москве, имела большое стратегическое значение. Защищавшим это направление войскам ставилась задача: как можно дольше задерживать продвижение врага в этом направлении.
    Сведения о том, в каких боевых действиях принимал участие 302-й гап в составе 13-й армии, отсутствуют. Помню, отец говорил, что на смену измотанным в боях под Минском остаткам частей появилась свежая, довольно успешно сражающаяся и сдерживающая немецкое наступление дивизия. Основываясь на военной литературе, можно предположить, что он имел в виду 1-ю Московскую мотострелковую дивизию под командованием Я. Г. Крейзера, которая вела бои между Борисовым и Оршей [34]. Франц Гальдер писал в своём «Военном дневнике» 2, 4, 5 и 6 июля об «упорном сражении противника на реке Березине», а затем – «упорных боях между Березиной и Днепром». А 7 июля он написал: «18-я танковая дивизия понесла большие потери в лесном бою» [10].
    302-й гап мог поражать скопления вражеских войск в любом месте, где проводились боевые действия и имелись шоссейные или просёлочные дороги для продвижения тягачей с артиллерийскими орудиями.
    Помимо 1-й мотострелковой дивизии на указанной территории боевые операции проводили и другие моторизованные и пехотные части. Так, 6–9 июля из района между Витебском и Оршей в западном направлении на Сенно-Леппель были нанесены контрудары двумя механизированными танковыми корпусами. Они проводились одновременно с боевыми действиями нескольких стрелковых дивизий, находившихся в этом районе; к сожалению, их было немного.
    В результате боёв враг понёс большие потери, о чём свидетельствует запись, сделанная генералом 18-й немецкой танковой дивизии Нерингом: «Потери снаряжения, оружия и машин необычайно велики <…> Это положение нестерпимо, иначе мы допобеждаемся до собственной гибели» [1].
    Но обошлось это нашим войскам слишком тяжёлыми потерями, как отмечал генерал армии С. И. Иванов: «Мы лишились обоих этих корпусов, и фактически на западном направлении не осталось более сколько-нибудь боеспособных танковых соединений» [1].
    Несмотря на некоторые осложнения, возникшие у немцев на второй неделе войны, о которых писал Гальдер, советские войска медленно отступали на восток.
    И всё же боевые действия в междуречье Березины и Днепра позволили выиграть драгоценное время, привели к срыву планов врага по быстрому форсированию Днепра, что дало возможность новым советским армиям закрепиться на занимаемых восточнее позициях.
    Вышеназванные боевые операции я вкратце упомянула потому, что полк отца мог принимать в них участие и, кроме того, их последствия сказались на дальнейшем ходе военных событий.
    Что я могу вспомнить из рассказанного отцом о боевых действиях его полка в это время? – Совсем немногое.
    Отец считал, что артиллерия тогда довольно часто становилась чуть ли не единственным нашим оружием, приобретая важную роль в обороне при сдерживании продвижения врага, от её огня фашисты иногда несли весьма ощутимые потери. Наша артиллерия, как считал отец, была ничуть не хуже немецкой, а, может быть, в чём-то даже лучше.
    Пехота удерживала свои позиции зачастую до тех пор, пока работала артиллерия, прикрывая её заградительным огнём. Часто после того, как противнику удавалось выбить артиллерию, особенно при участии в бою большого количества немецких танков, начинала отступать пехота. В необстрелянных частях отступление носило панический характер и превращалось в бегство с поля боя. К тому же противотанковых ружей и мин в пехоте было очень мало, как, впрочем, и бронебойных снарядов в артиллерии. Поэтому в критических ситуациях (а таковые в начале войны случались постоянно) все виды и калибры артиллерии, в том числе и тяжёлые гаубицы, использовались для борьбы с немецкими танками.
    В борьбе с танками артиллеристам полка, уже повоевавшего в Финляндии, мало пригодился опыт той войны. Одно дело поражать финские ДОТы и совсем иное сдерживать наступление немецких танков – это тактически совершенно разные боевые операции. Да и тяжёлая артиллерия, насколько я понимаю, не предназначена для уничтожения танков. Но из-за недостатка сил приходилось использовать все средства.
    Для того чтобы подбить танк, нужно подпустить его на близкое расстояние (несколько сотен метров) и расстреливать в упор. И артиллеристы это проделывали, иногда успешно. Помню, я пришла в изумление, когда отец рассказал, что от попадания снаряда тяжёлой гаубицы грозный немецкий танк разлетался на отдельные фрагменты. На мой нетерпеливый вопрос: «Папа, а ты подбивал немецкие танки?» отец спокойно отвечал: «Подбивал наш артиллерийский расчёт, но в редких случаях, – и добавлял: – Самыми важными и сложными действиями в таких боестолкновениях становятся смена огневой позиции, сохранение орудия и своевременный вывоз его с поля боя».
    Немецкие танки всегда проводили наступление группой. Поэтому ближнего боя тяжёлая артиллерия стремилась не допускать, особенно с открытых позиций – подобьёшь одну машину, но велик риск самому быть уничтоженным ответным залпом соседней. Обычно старались не рисковать орудием; гораздо больший эффект давало размещение его на удобной скрытой позиции и нанесение врагу ощутимого ущерба, уничтожая скопление значительного количества техники.
    Конечно, я уже забыла дословно все детали подобных разговоров с отцом, а передаю только их смысл так, как смогла воспринять и надолго запомнить.
    Артиллеристы очень гордились своей военной профессией. Берегли боевые орудия, не бросали их, даже если кончались снаряды, маскировали ветками, иногда прикапывали в неглубоких окопчиках. Останешься без орудия – можешь оказаться в пехоте. Для себя тоже постоянно рыли окопы, щели; война – нелёгкий чёрный труд. Заботились, чтобы укрыть под деревьями автотранспорт – тракторы, тягачи. И люди, и машины, и грозные орудия были уязвимы при немецких бомбардировках, страдали от обстрелов врага. Отец не единожды повторял, что авиация противника бомбила и обстреливала с низких высот и отходящие части, и боевые позиции постоянно, по несколько раз в день, и наносила очень большой урон. Вражеская авиаразведка работала, в отличие от нашей, очень хорошо: авиация устремлялась точно в места сосредоточения наших войск.
    Отступая, артиллеристы прежде всего заботились о боевых орудиях. Имеющиеся в пехоте пулемёты с относительно небольшим весом солдаты могли перетаскивать на себе. В артиллерийском же полку, где воевал отец, были только тяжёлые гаубицы, перемещение которых зависело от механической тяги. Орудия тащили тягачи или тракторы, артиллерийские снаряды перевозились на машинах. Такой транспорт (колонна) двигался медленно и только по дорогам – шоссейным, просёлочным, грунтовым и был хорошей мишенью для немецких лётчиков. Поэтому днём бойцы часто шли рядом с движущимся транспортом; заслышав гул самолётов, старались вовремя свернуть в лес или укрыться в зарослях кустарника, замаскировать ветками боевую технику.
    Но немецкие лётчики буквально охотились за артиллерией, и часто орудия гибли, иногда вместе с артиллеристами.
    Всякие перемещения, передислокации, перегруппировки или отступления старались провести под покровом ночи, в темноте. «Тёмные белорусские ночи были нашими главными союзниками, – говорил отец. – До наступления рассвета старались прекратить всякое движение по дорогам, завершить перемещение боевой техники, занять позиции, замаскировать орудия в какой-либо лесистой местности. Только вот спать всегда очень хотелось. Днём – бои; ночью зачастую – переходы, а для сна времени не хватало. Но ничего, выдерживали. Ребята все молодые, поспишь несколько часов перед рассветом, пока фриц дрыхнет, вроде бы даже и силы восстановишь».
    Случалось, из-за поломки, повреждения транспорта или отсутствия горючего приходилось всё же оставлять орудия. Об этом отец вспоминал всегда с сожалением: ведь приходилось не просто бросать – взрывать или топить в болоте, реке то, чем так гордились артиллеристы. Если же возникала угроза разгрома артиллерийской колонны атакующими немецкими танковыми частями, повреждённый тягач приходилось бросать вместе с орудием, предварительно сняв с орудия замок и панораму.
    Через 25–30 лет после войны отец называл места, где остались боевые единицы их полка. Как и места, где полегли боевые товарищи – однополчане, испытавшие когда-то вместе с ним бессонное окоченение финских ночей и навсегда оставшиеся в белорусской, а позже – в смоленской земле в те первые месяцы подлой немецкой агрессии.
    Если по какой-то причине расчёт терял боевую единицу, артиллеристы брали в руки любое доставшееся оружие: пушку, пулемёт или винтовку и продолжали сражаться с хитрым и коварным врагом.
    Красноармейцы постепенно постигали немецкую тактику ведения боя и ценой многочисленных потерь приобретали горький опыт. Отец говорил, что немцы воевали очень хорошо, организованно, манёвренно, их боевые действия были чёткими и скоординированными, неплохо приспосабливались к местности, проявляли инициативу. Он отмечал несколько особенностей немецкого наступления. Насколько я помню, выделял такие черты: стремительность передовых подвижных механизированных групп; согласованность действий всех видов боевой техники.
    Первая особенность – молниеносность и быстрота немецкого наступления обеспечивалась тем, что, не заботясь о своих флангах и тылах, их передовые мехколонны – танковые и моторизованные группы стремительно вырывались вперёд в новые районы, преодолевая за сутки десятки километров, обходили наши слабоманёвренные войсковые соединения с двух сторон, заходили им в тыл, отрезая путь к отступлению. Затем подошедшие пехотные и другие части подавляли сопротивление окружённых. Появление передовых гитлеровских танковых и моторизованных групп в отрыве от основных сил было часто так неожиданно, что их даже иногда принимали за выброшенный врагом десант.
    Наши части, оставшиеся в тылу вражеских войск, стремились избежать окружения и плена и вынуждены были отходить, бросая иной раз так и не использованные хорошо укреплённые позиции, выбираясь из частичного или полного окружения с боями или в ночное время без них. А выбираться нужно было быстро. Немцы на колёсах и гусеницах; причём не только танковые и моторизованные, но даже пехотные части (мотопехота) во многих наступательных операциях двигались на автотранспорте. Механизированное оснащение немецкой армии в разы превосходило имеющееся в Красной Армии. Наша пехота топала пешком, тяжёлая артиллерия имела тихоходный транспорт, немногим превышающий скорость пешехода. А может ли пеший человек догнать быстро едущего? Наверное, если только круглосуточно бежать без сна и отдыха. Вот и попадали наши солдатики в окружение практически при каждом стремительном броске немцев. И возникали очаги окружения, которые нынче называют котлами – минский, смоленский, вяземский и т. д.
    Отец никогда не употреблял слово «котёл». Он обычно говорил: «Между Оршей и Смоленском», «Восточнее Смоленска», «Немцы не смогли окружить наши части восточнее Орши» или «С боями удалось вырваться из окружения восточнее Смоленска».
    Отец отмечал, что при проведении атаки немцы часто задействовали поочерёдно сразу всю имеющуюся в арсенале технику: самолёты, лёгкие, затем средние танки, хорошо вооружённые моторизованные части, артиллерию средних калибров. Все элементы боевых операций: артиллерийская подготовка, наступление передовых групп, боестолкновение с нашими частями, прорыв укреплённой обороны, форсирование рек и т. п. – всё это сопровождалось мощными ударами авиации, использование которой было хорошо согласовано с действиями других родов войск. Ранее я писала, что авиация противника наносила огромный ущерб не только бомбардировками, но и обстрелами с низких полётов, обрушивая на наши части буквально шквал огня. Всеми имеющимися средствами враг стремился ошеломить, подавить сопротивление, посеять панику и вынудить к отступлению или бегству. Психологически выдержать такие мощные удары было тяжело, создавалось впечатление несокрушимости врага и бесполезности всех попыток его остановить…
    Линия обороны по Днепру и Западной Двине (Рогачёв – Могилёв – Орша – Витебск) была организована заранее: решение Ставки о её создании принято 26 июня [32]. За две недели были сформированы или находились на стадии формирования четыре армии (с севера на юг): 22-я, 19-я, 20-я, 21-я, в которых задействовалось много свежих сил. Оборона приобретала всё более организованный и управляемый характер. Но всё равно времени и сил для основательного укрепления оборонительной линии не хватило, и хотя в отдельных местах (Орша, Могилёв) были хорошо укреплённые позиции, но были и слабые участки, особенно на стыках армий, чем и воспользовался враг.
    302-й гап вошёл в состав 20-й армии Западного фронта, занимавшей линию обороны в районе Орши, после 10 июля**.
    В районе Орши была подготовлена хорошая эшелонированная противотанковая оборона, и немецкие танкисты в ходе наступления, начавшегося 10 июля, туда не пошли, им пришлось обходить её и прорываться южнее. Эшелонированная – это значит, что за передовой линией вглубь территории расположены на укреплённых позициях новые части и, если противник прорвёт первую оборону, его встретят свежие, успевшие хорошо окопаться и отдохнувшие войска. «На участке фронта в районе Днепра перед Оршей действуют значительные силы противника, которые упорной обороной сдерживают наступление 2-й танковой группы», – писал Ф. Гальдер 7 июля [10].
    Натыкаясь на укреплённый район с хорошей противотанковой обороной, немецкие мехколонны, как правило, не ввязывались в бой, а обходили его и прощупывали силу нашей обороны в другом месте (севернее или южнее), стремясь найти слабые участки, и устремлялись туда. Такое прощупывание иногда проводилось незначительными силами, например небольшой колонной лёгких танков.
    В связи с этим папа говорил, что на войне жизнь солдата во многом зависит от того, кто, куда и когда попал, то есть от времени и местоположения, занимаемого дивизией или полком, где находится солдат. Тем частям, которые оказывались на участках прорыва танковых и моторизованных групп врага, приходилось принимать бой, иногда ценой огромных потерь сдерживать мощные удары и отступать.
    Если по военным источникам проследить хронологию событий на линии Витебск – Рогачёв, то можно отметить, что передовые танковые дивизии вермахта 4 июля вышли к Днепру в районе Рогачёва; 7 июля – в районе Шклова (между Оршей и Могилёвом); 11 июля – к Западной Двине в районе Витебска. Но за Оршу оборонительные бои шли до 14 июля; за Могилёв (в окружении) до 26 июля; а Рогачёв и Жлобин были 13 июля отбиты у фашистов обратно. Более того, наши части южного фланга фронта, развивавшие наступление на этом участке на запад, достигли Березины и захватили там переправы, то есть оттеснили немцев на шестьдесят километров. Это были дерзкие и храбрые контрудары, которые всё больше убеждали немцев, что воевать в Советском Союзе и в Западной Европе вовсе не одно и то же.
    Приведённые факты свидетельствуют об усилении нашего сопротивления, о приобретении опыта командным и рядовым составом частей; в них видны первые проблески наших будущих, пока ещё отдалённых успехов. И ещё – что на всякую силу, наглость, самоуверенность и хитрость найдётся сила духа, храбрость, стойкость и самопожертвование. Наверное, об этом уже забыли нынешние претенденты на мировое господство…
   Отец упоминал о тяжёлых четырёх-пятидневных оборонительных боях в районе Орши и за сам город, в которых принимал участие и его полк. В этих боях упорно сражалась 73-я стрелковая дивизия А. И. Акимова [4].
    Среди артиллеристов ходили слухи, что вот-вот будет применено новое реактивное оружие большой разрушительной силы, которое не только остановит, но и вынудит отступить вражеские полчища. В середине июля реактивная артиллерия произвела впервые в этой войне мощный удар по железнодорожной станции Орша после захвата её врагом. Отец слышал сильный гул и видел густой дым пожара, возникшего от реактивных залпов, находясь на значительном расстоянии от Орши: горели только что прибывшие вражеские эшелоны с военным снаряжением, боеприпасами, горючим. Он подумал тогда, что, если бы такого оружия было много, война окончилась бы здесь, в Белоруссии. Конечно, всё было гораздо сложнее, и только нового оружия было мало, чтобы победить коварного, умного и опытного врага.
    И всё же эти первые удары нового оружия, названного в народе «катюшами», для советских солдат явились как бы предвестниками будущей победы; в стане врага они сеяли панику и ужас.
    Но эти маленькие, даже не успехи, а только их проблески, предпосылки к ним, были, конечно, слишком малы в сравнении с грандиозными, трагическими, непостижимыми потерями…
    Солдатское везение – штука недолговечная. У Фёдора Горового, как он сам говорил, везение закончилось после Орши.
    Боевые действия, проходившие с 10 июля по 10 сентября, то есть два месяца, к востоку от рубежа Рогачёв – Витебск на широком фронте длиной около шестисот и глубиной около двухсот пятидесяти километров, отечественные историки называют Смоленским сражением и делят его на четыре этапа [6]. Этапы включают боевые операции наступательного и оборонительного характера, проводившиеся с обеих сторон.
    Передовые части вермахта, прорвав нашу оборону по линии Рогачёв – Витебск на трёх участках, устремились через эти прорывы на восток. Северным и центральным клиньями наступления танковые и моторизованные подразделения врага за десять суток продвинулись на расстояние до двухсот километров и заняли часть Смоленска, Духовщину, Ярцево; центральным и южным клиньями окружили Могилёв; южным клином – на сто километров и захватили Кричев.
    В результате этого продвижения три армии Западного фронта – 19-я, 20-я и 16-я оказались окружёнными с севера и юга (так называемое оперативное окружение) между Оршей и Смоленском. В окружённой группировке находился в числе других подразделений и 302-й гап (см. рис. 2).
    В «Сборнике боевых документов» находится «Боевой приказ командующего войсками 20-й армии № 30 на оборону рубежа Рудня, Ольша, Михайловка» от 18 июля 1941 года, подписанный командующим армии П. А. Курочкиным. В нём даётся распоряжение: «73 с. д. с 1,2/592 пап, 1,3/302 гап и 7 сводным ап к 5.00 19.07. закрепиться на рубеже Ольша, р. Ольшанка, р. Днепр до Березина включительно. Не допустить прорыва противника вдоль автострады и форсирования им Днепра» [46а].
    За лаконичными строчками приказа можно представить ситуацию конкретного эпизода войны. Танковые и моторизованные части вермахта развивают наступление на восток в направлении Смоленска вдоль автострады и по обоим берегам Днепра (между Оршей и Смоленском Днепр течёт с запада на восток). С наступлением сумерек интенсивность действий вражеской авиации по наземным целям резко снижается. Глубокой ночью по тёмной просёлочной дороге передвигается в сторону указанного рубежа стрелковая дивизия комдива А. И. Акимова, усиленная двумя дивизионами пушечного артполка, двумя дивизионами 302-го гап и сводным артполком. Пехотинцы с винтовками за спиной шагают пешим ходом, пушки лёгкой артиллерии размещены на прицепах и в кузовах автомашин ЗИС, тяжёлые гаубицы тянут тракторы. В этой колонне среди однополчан-артиллеристов рядом со своим орудием шагает мой отец. Они идут по родной земле, и эта земля, и тёмная ночь хранят их от злого врага. Они устали от бессонных ночей, непрерывных боёв, сверхчеловеческого напряжения. Но до рассвета им необходимо занять рубеж, разместить и замаскировать боевую технику, орудия, окопаться. И, возможно, если повезёт, они успеют до подхода вражеских соединений хотя бы часок вздремнуть. А потом будут жестокие бои, и, пока хватит сил, они не допустят прорыва противника вдоль автострады к Днепру.
    Я нашла на карте Смоленской области этот рубеж, находящийся вблизи границы Витебской (Белоруссия) и Смоленской областей, в пятидесяти километрах восточнее Орши…
    В боевых приказах командарма 20-й армии за 20 и 21 июля даются указания о занятии новых рубежей, уже восточнее вышеназванного. Дивизионы 302-го гап в этих приказах упоминаются неоднократно, они вели боевые действия совместно с 233 с. д., 5 м. к. (20 июля), 153 с. д., 73 с. д., 5 м. к. (21 июля) [46б, в]. (73-я, 153-я и 233-я стрелковые дивизии входили в состав 69 с. к. – Т. Г.)
    Для усиления наступающих на Смоленск частей противник задействовал соединения с флангов своих армий, пытаясь захватить контроль над основными населёнными пунктами, перекрёстками дорог, коммуникациями. Усиленный батальон врага, стремившийся захватить перекрёсток Витебское шоссе – Смоленская автострада 21 июля, был разгромлен частями 20-й армии. Соединениями армии предпринимались попытки контрударов в северо-западном направлении. Отдельные части армии форсировали реку Днепр с целью нанесения ударов в юго-западном направлении. А на случай прорыва противника со стороны Смоленска и полного окружения армии готовилось нанесение удара на восток, на прорыв, вдоль автострады и южнее [46б, в]. Во всех упомянутых операциях участвовал 302-й гап отца, и он рассказывал об этом спустя десятилетия.
    Сопротивление задерживало врага, но под ударами вражеских частей красноармейцы вынуждены были отступать на восток, вдоль Днепра. В одном из боёв на этой территории дивизии, которые прикрывали орудия артиллерийского полка отца, вступили в бой с немецкими мехколоннами, движущимися на восток (танками и мотопехотой). Орудия артполка поражали немецкие части с закрытых позиций, укрывшись в лесу. Тяжёлые гаубицы наносили ущерб вражеской бронетехнике, артиллерии, поражали огневые точки и самих немецких солдат, при этом прикрывая свою пехоту.
    Тогда основную силу огня немцы перенесли на участок, где располагалась артиллерия. К тому же над полем боя появилась вражеская авиация; лес, в котором укрылась артиллерийская батарея отца, был буквально проутюжен мощными ударами с воздуха. Вокруг стоял страшный грохот, всё смешалось и потонуло в сплошном дыму. Горели тракторы, техника, выбывали из строя боевые расчёты, смолкали орудия. Пехота, не выдержав огня, начала отходить вглубь леса. Орудие отца было разбито, а уцелевшие артиллеристы влились в ряды отступающей пехоты. В этом кромешном аду всё смешалось и трудно было понять, какие части где находятся и куда перемещаются. Место, где происходил этот бой, и точную его дату указать невозможно. Можно лишь предположить, что случилось это в двадцатых числах июля.   

* Боевой состав Советской Армии на 7 июля 1941 г.

** Боевой состав Советской Армии на 10 июля 1941 г., Боевой состав Советской Армии на 1 августа 1941

                Продолжение: http://www.proza.ru/2019/06/09/958