Панацея

Александр Апальков-Курский
      

       
        Годы берут своё. И берут они, прежде всего здоровье. Вроде совсем недавно был молод и полон сил человек. Его не беспокоило, какая погода на улице, не пугало расстояние, которое нужно пройти, не страшили тяжести и лишения. Все было по плечу! Но вдруг, что-то кольнуло в пояснице, почему-то не сразу удалось разогнуть спину, заныло в колене. И вот уже с сентября на голову одевается шапка, на прикроватной тумбочке появляются мази, а в карманах таблетки. Стареет человек.

        Не стал исключением и Федор Кузьмич. Крепкий селянин, добротный хозяин на своей земле, думали, сносу ему не будет. Однако все чаще стали замечать его склоненную седую голову в очередях у врачебных кабинетов. Ему не нравилась очередь. Такое впечатление, что всегда в неё опаздываешь. В какое бы время ни пришел, она уже есть. И чем ближе к двери, тем плотнее. И всегда смотрит на тебя враждебно: а не попытаешься ли ты её обойти? Виновато становишься в конец и почему-то долго не двигаешься с места. За тобой подходят, спрашивают крайнего, но никто не становится. Потом все-таки вырастает небольшой хвост и когда до заветной двери остается уже три-четыре человека, понимаешь, почему в конце нет движения – впереди начинается вакханалия: «я тут занимала», «вас здесь не стояло», «я только спросить», «я только бумажку отдать». Еще и сами врачи одного-другого без очереди проведут. Потом устроят чаепитие, потом обед. И вот, дойдя до двери, чувствуешь, что тебе уже не хирург (терапевт, окулист) нужен, а невропатолог и психиатр.

        Вот и сейчас Федор Кузьмич терпеливо сидел под дверью ревматолога, глядя на девушку напротив, увлеченно ковырявшую пальцем в сотовом телефоне. «Вот, - думал старик, - До чего наука дошла. Телефоны, планшеты и все без проводов, всё компактно и надежно: и телефон тебе тут, и телевизор, и магнитофон, и еще невесть что. Почему ж медициной не займутся всерьез. Неужели нельзя изобрести такую таблетку или, на худой конец, укол, чтоб принял один раз – и от всех болезней».

        - … Абсолютно всё лечит! – как бы в ответ на свои мысли услышал Федор Кузьмич приглушенный разговор в конце очереди напротив. Две пожилые женщины в очереди к другому врачу делились своими диагнозами и советами из приобретенного опыта. Они сидели через кресло друг от друга, на котором сложили свои сумки и свитки бумаг с рентгеновскими снимками внутри.

        Рассказчица была полной и суетливой. Каждое её слово сопровождалось каким-то телодвижением и эмоциями и было видно, что она не только рассказывает, но и демонстрирует определенным образом излагаемое событие. Взгляд её также не стоял на месте и, рассказывая, она не просто смотрела по сторонам, а, как говорят, зыркала, определяя одновременно других слушателей и оценивая их внимание.

        Слушательница, напротив, была сухощавой, с простыми чертами лица и заскорузлыми руками. Подавшись вперед и повернувшись в пол-оборота к собеседнице, она не сводила с неё глаз.

        - Да! – продолжала женщина, - Я своих всех перелечила. И тебе спина, и суставы, и бесплодие. У племянницы семь лет детей не было! После неё – уже третьим ходит. Все лечит!
        «Что ж за средство такое? – навострил ухо Федор Кузьмич, - Таблетки или уколы? И как называются? И где берут?»
        - Да неужто? – восхищалась вторая собеседница, - А где ж это?
        Женщины разговаривали в полголоса и из-за гула в коридоре доносились лишь обрывки фраз. Федор Кузьмич выглянул в конец своей очереди – нет ли места пересесть поближе. Все было занято и он, склонившись на сколько можно вперед, выпятил ухо как локатор в направлении разговора.
        - Это под Воронежем. Я расскажу как доехать. Я по врачам ездила-ездила, один одно говорит, другой другое. Обмен, говорят, веществ нарушен. А приехала к ней, тока через порог, а она мне: «И до чего ж люди злые! И как же ж тебе завидуют!» А я сразу: «Да есть же чему завидовать: хозяйство у меня: и куры, и гуси, и утки, корову еще держу, муж-работяга, не пьет, дети попристроены». Она мне: «И завидуют тебе близкие люди». А я сразу: «Ближе соседей никого и нету! Соседка – ох черный у неё глаз! Свои-то: муж пьет да бьет, дети – сына постоянно милиция ищет, дочь третий раз замужем». Она мне: «Большой спор, говорит, у вас есть». «Ды как же, - говорю, - скока лет за межу бьемся! Всю жизнь проулок наш был, а они год из году припашут да припашут – уж дорожка одна осталась, а раньше на повозке ездили». «Женщина это, говорит, тяжелый у неё глаз». Меня прям пронзило! Ну как в воду глядит! «Такая, говорит, черная, волосы такие…». Ну, прям как по фотографии: она, соседка – сто процентов. Вечно в юбке замызганной, голова сроду не мыта. К праздникам соберется – и то не помоет. Выйдет: «Хотела голову помыть, да с вечера некогда, ну, думаю – утром. А утром глянула – да вроде еще чистая» - голосом с подвывом изобразила женщина соседку.

        - С виду блаженная, - продолжала она, - А сама глазами как зыркнет – так и буравит, так и буравит! И чувствую, силы прямо у меня отнимаются. А бабка мне: «Подделано тебе из зависти. Семья твоя хорошая, дети у тебя успешные, муж хороший». Ну как не поверить! Ведь прямо вот при мне все обо мне и выложила! И все, что я думала, так и вышло! Зависть и порча!
        «Вон оно что, - разочарованно понял Федор Кузьмич, - Бабка лечит».

        - «Муж, говорю, и в рот не берет. Дети – сын в рыбхозе, дочь – в банке. Иззавидовалася что иззавидовалась!»
        Дала она мне водицы. «Умоешься, говорит, и на дорожку, где она ходит, вылей». Я приехала домой, умылась, муж умылся, да и к ней под калитку остатки. А увидела её: «Ах ты, говорю, завистница! Ах ты, говорю, колдовка! Извести меня хочешь?! Я тебе, говорю, пучок-то твой распущу! Я тебе, говорю, голову-то твою помою!». И прямо, веришь, полегчало мне и все прошло! А к ей три раза скорая приезжала. Так-то вот, - заключила она, скрестив на груди пальцы и довольно откинувшись к стене.

        «Тьфу, - выругался про себя Федор Кузьмич, - Тоже мне, панацея*...»
        - Следующий! – услышал он нервный, явно неоднократно повторенный вызов и, поняв, что зовут его, кинулся к кабинету врача.

        * Панацея - мифологическое универсальное средство от всех болезней. Название происходит от имени греческой богини Панакеи (всё излечивающей), дочери Асклепия — бога медицины и врачевания.


        Фото с сайта
        Ноябрь 2014 г.