Беда флейтиста

               

Лиля сказала невесело:
- Врачом я работать не смогу, потому что иврит не выучу уже никогда. Да и возраст вряд ли позволит: как-никак, а седьмой десяток к концу подходит.
Аарон вынужден был согласиться, хотя в глубине души он считал, что кардиолог с таким опытом, как его жена, - это просто  находка для любой поликлиники или больницы: специалист высшей категории, заведующая отделением медицинского комплекса, умница.
Она пошла искать работу. И нашла.

Лиля радовалась:
- Очаровательнейшая женщина, живет одна, дом не очень большой. Буду убирать у нее в неделю один раз. Главное – начать! Докажу, что работаю честно. Глядишь, и другие пациенты … тьфу, клиенты, найдутся! Ты тоже, Арончик, мог бы не мыть подъезды, а играть на флейте около супермаркета или каньона – и  тебе бы сыпали в шапку. Вместо того, чтобы мыть два подъезда в восьмиэтажных домах.
- Нет уж, лучше дворы убирать, чем унижаться игрой на инструменте ради того, чтоб из жалости бросали в шапку медяки. Это – попрошайничество.
Лиля вскоре нашла еще одну работу. Вернее, ей нашли. Старика.
- Буду готовить еду, убирать в квартире у очень интеллигентного старца и мыть его два раза в неделю, - сообщила она мужу. – Хорошая оплата. Его дети – богатые. И сам он был, наверно, богатый.

- Ты и мыть его будешь? – встрепенулся встревоженный супруг.
- Ну что тут такого? Помою. Я ведь когда-то начинала санитаркой.
- Мужчину мыть? Я категорически против!
- Да какой он мужчина?! Старец, восьмой десяток разменял!
- Мне это не нравится. Это … Это плохо. Понимаешь?
- Арончик, милый, если ты не хочешь, я откажусь.
Она явно расстроилась. И ему стало жаль Лилю, у которой он отнимал заработок. Заколебался. Мрачное предчувствие охватило его. И все же решил:
- Ладно, работай.

Арону было пятьдесят семь, Лиле – пятьдесят пять. Они и впрямь могли считать Йосефа старцем по сравнению с собой. Но этот старец, видно, еще был крепок, если «Битуах леуми» (Ведомство национального страхования Израиля – Автор) не дал ему метапелет бесплатную и сыновья нанимали русскоязычных рептрианток, платя им наличными.
Флейтист заключил, что три сына и две дочери старого Йосефа были людьми, зарабатывающими немалые суммы. Поэтому им не так уж трудно было немного раскошелиться на метпелет.
После первого дня работы Лиля пришла не очень усталая и весьма довольная.
- Арончик, я не только работала, я еще и прекрасно пообедала со стариком.
- Что, дома теперь не будешь готовить обед?
- Я буду готовить еду, как всегда.
- Спасибо хоть за это.
- Хорошо, я откажусь от еды у старика.
- Это тоже глупо.  Раз уж ты ему жопу будешь мыть, жри с ним вместе.
Впервые со времени прибытия в Израиль Флейшманы поссорились.

Аарон продолжал убирать подъезды. Но однажды в свободный день он рискнул. Пошел к каньону, стал у угла во внутреннем дворе, где кругом были входы в магазины, приложил к губам флейту и заиграл. На него не обращали внимания. Вдруг пожилой мужчина подошел и сказал сердито:
- Положи шапку на пол, клезмер!
И сняв картуз с головы музыканта, положил его на землю. Бросил туда шекель.
- На почин. Я приношу удачу.
Ушел. Крепкий, в себе уверенный. По-русски говорящий.
Аарон играл. Моцарта, Бетховена, Вивальди …
Люди начали останавливаться около него. Слушали. Бросали мелочь в картуз. Горка денежная росла. Он сделал перерыв, выгрузил деньги из шапки, купил мороженое. Снова играл.

Вечером он подсчитал сумму – и ахнул. Много …
Раз в неделю теперь он ходил туда же. И играл. И в картуз ему бросали мелочь. Но и подъезды флейтист по-прежнему убирал.
Однажды мужчина, бросивший Аарону первый шекель в шапку,  остановился рядом, долго слушал его. Слово за слово, разговорились. Так и шел разговор у них: то болтали, то Аарон играл. Оказалось, что этот человек, бывший преподаватель, работает метапелем. Когда он узнал, что Лиля работает у мужчины, помрачнел и укоризненно заявил:
- Нельзя. Я сам метапель (работник по уходу за больным или беспомощным - иврит. Автор) Знаю, что говорю. Он может трахнуть твою жену. Точно.
Аарон захохотал.
- Старик может трахнуть?
- Не надо ржать. Мужчина, если у него нет простатита, может трахать женщину, а тем более, чужую  жену, и в девяносто лет.
И ушел метапель сердито.

На следующий день Аарон проходил мимо дома, на третьем этаже которого жил старец. Решил нанести визит. Дверь открыла Лиля. Показалось, что она покраснела. Почему?
- Разрешите представить моего мужа, - сказала метапелет старцу.
Мужчины пожали руки друг другу.
Старец Йосеф оказался крупным седовласым мужчиной. Волосы его были густые, без лысины. Лицо – приятное, умное.
- Садитесь с нами чай пить, - приветливо сказал он.
Тут Аарон заметил, что на столе стоят стаканы с чаем и тарелка с нарезанной ломтями угой (кексом – иврит. Автор).
- Не откажусь, - улыбнулся гость и сел за стол.
Попив чаю, поблагодарив, Аарон ушел. Но настроение было скверное. Что-то его тревожило, но он как бы и сам не мог понять, что именно.

Через неделю Лиля сказала:
- Йосеф подарил нам свой телевизор. Отличный. Пойдем возьмем его.
- С чего бы это такая щедрость? Отдать хороший телевизор – это …
- А ему дети купили новый.
- А-а. Вон что. Пойдем.
Они взяли агалу у соседа и привезли телевизор домой. Работал телевизор отлично, радовал.
Но некий червь подозрений теперь еще сильнее грыз сердце Аарона.
Через некоторое время Лиля принесла домой отличный костюм и сообщила, что это старец подарил Аарону. Костюм был немного великоват, но Лиля его сумела ушить вечерами и он стал впору музыканту.
- С чего такой щедрый подарок? – снова спросил он жену, чувствуя, как злобный червь сомнения и недоверия все сильнее грызет его сердце.
- Ему он оказался мал, хотел сдать на склад для репатриантов, но я выпросила его для тебя. Будет в чем выйти на люди. На праздник, например.

Вскоре, когда Аарон играл на флейте, снова подошел к нему метапель, говорящий по-русски.
- Работает жена твоя у так называемого старца?
- Да, работает.
- Ты заходил туда, видел его?
- Видел, крепкий старик.
- Вот именно. Крепкий. Мой приятель послал жену метапелить такого, так тот ее трахает, и каждый раз за это дает ей сто шекелей. Это при ее зарплате метапелет в шестьсот – крупная добавка.
- И приятель это терпит?
- А что ему остается? Делает вид, что не знает.
- Но ведь знает! А как же он узнал?

- Смех один. Старик поделился с дочерью. Та рассказала зубному врачу, а зубной врач рассказал пациенту, когда пломбу ему ставил. Правда, врач не знал, что этот пациент и есть рогатый супруг. Здорово? Ладно, прощай.
Аарон был взнервирован до предела. Поиграв еще какое-то время, он ушел домой. Лиля уже приготовила обед.  Они сели за стол.

И тут флейтист вспомнил, что у его жены есть ключ от квартиры старого Йосефа. План возник мгновенно. После обеда он  дождался момента, вытащил этот ключ из сумки жены и пошел быстрым шагом в ближайший «Тамбур». Там ему живенько выпилили копию ключа, он расплатился и вернулся. Опять дождался момента, и положил ключ жены на место.

Он знал, что Лиля моет старца два раза в неделю. Это были понедельник и четверг.
- Завтра  четверг,  она будет мыть его. И я войду, - сказал сам себе.
Потом подумал, что надо бы узнать поточнее время мытья.
- Лиля, ты моешь старика с самого утра? – спросил.
Стараясь не выдать своего волнения.
- Нет, сперва я кормлю его. Потом он отдыхает, а я убираюсь, а уж потом я его мою. А что?
- Так ведь вода попадает тебе на одежду. Сырая выходишь.
- Это верно, вода может …
Она замялась на миг, он уловил это. Понял: Лиля раздевается, чтобы вода не попала на ее одежду. Нет, не может быть! Голая моет голого мужика? Нет! А что! Может быть и такое! Раздевается, моет его, и он ее трахает …

- Успеваешь обсохнуть на месте? – спросил, с трудом сдерживая растущую нервозность.
- Ну да, я мою его всегда ровно в двенадцать. А ухожу в час. А что?
- Да ничего, просто так.
Он поспешил перевести разговор на  другую тему. Теперь у него было все, что ему требовалось знать.

Ровно в двенадцать он вошел в подъезд. Дыхание его то и дело прерывалось, ноги подрагивали.
- Надо взять себя в  руки, - сказал сам себе.
Осторожно повернул ключ в замке. На столе лежал большой нож с острым концом. Взял его в руку зачем-то. Тихо подошел к ванной комнате. Дверь в ванную открыл – и увидел …
Его заколотило …

Йосеф сидел на табурете, а Лиля сидела у него на коленях лицом к нему - и двигалась вверх-вниз! Сидя спиной к мужу, она не видела его. Не видел его и Йосеф, так как голова его была у груди Лили. Он явно держал сосок во рту. Оба стонали, видимо, близился оргазм.
Ярость красным огнем застлала взор. Рука сжала нож сильнее.
- Убить! Обоих! – кричало в нем.
В этот момент Йосеф откинулся, Лиля встала – и оба увидели Аарона, держащего в руке нож. Ужас был на лицах застигнутых. Видимо, потому что взгляд флейтиста выдавал его желание убить их немедленно.

Но именно этот ужас и остановил Аарона. Он понял, что  не сможет убить жену и старца. Нет, не сможет: та секунда, когда смог бы, ушла.
Яростно бросил нож не пол. Нож отскочил, ударился в стену и упал.
- Ты, сука, лучше не приходи домой, - крикнул он срывающимся голосом. – Убью. Тварь! Не приходи! Никогда! А ты, подлый х …, радуйся, что пока жив остался. Я придумаю, как тебя замочить, падла.
Он вышел из квартиры, сильно хлопнув дверью, зашел в ближайшее кафе, попросил водки и закуски. Выпил. Люля-кебаб, не лезла в глотку.

И тут возник, как волшебным словом вызванный, тот самый метапель. Сел. Заказал пива и сыра. Смотрел на Аарона сочувственно.
- Ну да! Ты застал жену на месте преступления? Вижу по тебе. Убить обоих. Конечно же, не смог. Слишком интеллигентный. Ну и хорошо. Зачем срок мотать на склоне лет? Будешь разводиться с женой?
- Да пошел ты!
- Человек, я тебе рассказывал о том рогоносце, который делает вид, что не знает о ****стве своей жены. Так это я. Да-да, не удивляйся. Я тебе о себе рассказал. Ты понимаешь, мы хоть и репатрианты, и на исторической родине живем, но по условиям нашей жизни, которая без иврита – форменное говно, мы как бы эмигранты.

- Я себя эмигрантом не считаю. Я оле (поднявшийся в Эрец Исраэль – иврит. Автор)
- Молодец. Но  я сказал «как бы». Вспомни князьев-графьев русских, которые в Париже такси водили и так далее. А женщины знатные проститутками работали.  Ужас, да? Ха-ха-ха три раза. Твоя жена влипла больше, чем ты. Ты всего лишь рогоносец, а она стала дешевкой. Поганой стала она. Не выдержала твоя баба экзамена на прочность. Больно? Она, видно, и раньше другим давала.
- Заткнись, Люцифер! Никому она до этого не давала. А тут … Я видел, видел! Своими глазами. Как она на нем прыгала, сука …
- Она дешевка, жена твоя, да и моя – тоже.  Не защищай ее прошлое. И твоя, и моя, как я понимаю, не из тех, которых поэт Доризо воспел. Помнишь?
Он начал  декламировать:
Стихами слишком поздними
Хочу воспеть красавиц
С морозными, серьезными,
Замужними глазами.

- Замолчи! Мне не до стихов!
- Зря. Николай Доризо – очень даже прав. А нашим с тобой бабам чуждо понятие гордой верности долгу семейному.
- Отстань!
- Хорошо, отстану. Только послушай меня. Здесь развод тебе не то, что не выгоден, а прямо-таки опасен. Во-первых, раввинат тебя все равно сразу не разведет, во-вторых, все тебя просмеют и пальцем будут на тебя показывать. А в-третьих, кто тебе мешает теперь строить свою жизнь весело? Как я, например.
- Не понял. Какое может быть веселье после этого? После …
- Предлагаю провести вечер с двумя очаровательными девушками. Правда, это тебе обойдется в четыреста шекелей. Есть у тебя столько?
- Да, когда расплачусь за еду, у меня примерно шестьсот останется в бумажнике.
- Надо знать не примерно, а точно. Деньги счет любят. Ну, как ты, согласен на девушек?
- А где мы с ними …?
- Не твоя печаль. Все будет о-кей.

Метапель подозвал официантку и что-то шептал ей на ухо. Она улыбнулась, кивнула, вынула сотовый телефон, позвонила. Снова кивнула.
Вскоре вошли на веранду, где сидели мужчины, две юные девицы, сильно накрашенные. Сели за столик рядом с мужчинами.
- Есть хочется. – сказала одна.
- И выпить, - улыбнулась другая.
- Здесь? – спросил метапель. – Здесь? Или возьмем с собой?
- Да, возьмем с собой, - согласилась   та, что повыше.
И показала мужчинам, каждому отдельно, четыре пальца. Они оба кивнули. Расплатившись с официанткой, встали. Взяв с собой коробки с едой и бутылки с вином и кока-колой, вышли с веранды и сели в машину девушек.

За рулем сидела та, что повыше. Рядом – Аарон. Он положил руку на ее колено. Она улыбнулась, руку его однако же убрала.
- Не надо. Я за рулем. Потерпи.
Через десять минут остановились у дома на сваях. В квартире, куда они вошли, было чисто и уютно. Это была обычная жилая квартира.
- Меня зовут  Лена. – сказала Аарону та, что повыше. – А тебя как?
- Аарон, - ответил рогоносец. – Сколько тебе лет?
- Не волнуйся, Арик, я давно совершеннолетняя. И это – моя квартира.
Они пили вино, рассказывали анекдоты. Девушки курили сигареты, мужчины оказалось оба не курящими.

И постепенно Аарон расслабился. Они танцевали под музыку радиоцентра. Музыка была хорошая, танцевали серьезно, сдержанно, казалось, ничего больше в программе не будет. Но так лишь казалось. Потому что Лена в танце довела Аарона до спальни и заперла за ними дверь.
Она расстелила постель и легла.
- Раздевайся и иди ко мне, - сказала холодно и спокойно. – Хотя меня зовут Лена,  ты можешь называть меня, как тебе удобно. Ну, давай! Я жду.
Он послушно разделся и скользнул под тонкое одеяло. Желание однако же к нему не приходило.
- Ты не импотент? – спросила  девушка.
- До сих пор не был.
-  Почему же ты меня не атакуешь?
- Ты холодная.

- Да, ты прав. Но это потому, что ты меня не зажег. Знаешь, что? Не буду я тебя разжигать. Просто поласкай меня немножко и разбежимся. Можешь даже не платить мне, раз такое дело. Но если заплатишь, я не откажусь. Ну, поласкай же меня. Сделай одолжение. Потом будем спать? Или разбежимся?
Он удивился, но решил, что может ее поласкать. Погладил волосы, они были распущены. Они были мягкие, душистые. Потом погладил ее нежные  руки, плечи. Поцеловал ее в шею. Он почувствовал, что желание охватывает его. Стал целовать Лену в губы, она горячо и нежно ответила, сама стала гладить его тело. И желание в нем нарастало.
- Милый, ласкай меня! Ласкай, родной, - шептала  Лена. 

Ласки их становились все откровеннее, и вот он вошел в девушку. Подумал, что надо было надеть презерватив, но желание становилось все сильнее и яростнее, Лена умело помогала ему, и мощный оргазм пришел к ним одновременно. Она снова гладила его по спине, положила голову на грудь ему.
- Тебе понравилось? – спросила  шепотом, все еще гладя его по спине.
- Да, - прошептал он. – Спасибо. Это было прекрасно.
- Курить хочешь?
- Я не курю.
- Мне разрешишь?
- Давай, кури.

В это время до них донеслись страстные вопли другой  девушки.
- Она всегда так громко вопит, когда кончает, - спокойно пояснила Лена. – Твой приятель довел ее до кондиций. Хороший работник. Я пару раз была с ним. Ой … Надеюсь, ты не ревнуешь?
- Да нет. Забеременеть не боишься?
- Я позаботилась. Это – забота женщины.
- А вдруг я заразный?
- Исключено. Ты женатик, притом – порядочный. За километр видно.
- А я не заразился?
- Тоже исключено. Я, миленький, не имею дела с кем попало. Если тебе понравилось, можешь стать моим постоянным клиентом. А?
- Согласен. Связь через кафе?
- Да. Не хочешь трахнуть меня еще разок? Я не буду убегать слишком быстро, если ты за мной погонишься. Помнишь этот анекдот про курицу?
- Помню. Давай еще  разок, Леночка.

Они снова ласкали друг  друга, и снова совокупились.
- Будем спать теперь или  домой пойдешь? – спросила Лена.
- Спать, - ответил он. – Не хочу домой.
- Понятно, с женой разругался. Хорошо, будем спать.

Среди ночи Аарон проснулся оттого, что Лена держала его за член. Он возбудился, и они долго и горячо занимались сексом.
Утром новая подруга еле растолкала его, вторая пара была уже за столом. Все  четверо позавтракали, пошли на работу.
Вернее, девушки уехали на машине, а мужчины зашагали пешком.
Метапель попрощался с Аароном тепло и сказал:
- Иди домой, возьми флейту и дуй на рабочее место.
- Сегодня я убираю подъезд.
- Ну что ж, иди на подъезд. Только сначала загляни домой. И не делай глупостей. А поднакопишь деньжат – снова пойдем к девочкам. Да?
- Ладно.

Обнаружив, что ключи от его крошечной подсобки в доме, где он убирает подъезд, он не взял с собой, Аарон был вынужден пойти за ними домой. Дверь была открыта, и он понял, что Лиля дома. Раздумывать не хотелось, вошел, взял ключи и сразу же двинулся к выходу.
- Аарон, подожди, - крикнула ему Лиля. – Поговорить надо.
Голос ее был какой-то надрывный, как бы даже рыдающий.
- Ну, - только и выдавил он, уже стоя за дверью.
- Я хочу тебе все объяснить, Аарон, - теперь уже сквозь рыдания выговорила жена.
- Не надо объяснять, я своими глазами все видел. Такой позы мы с тобой за всю жизнь не применяли. Но я понял. Наглядно продемонстрировали.
Он захохотал, но как-то нервно, неправдоподобно.
- Аарон, это вышло совершенно случайно. Я его мыла и нечаянно ошпарилась. Поэтому сняла с себя халат …

- И села ему на колени, введя его член в свою  дыру правой рукой. Или, может быть,  левой? Не вешай мне  лапшу на уши. Сколько он тебе платит за один раз? Всего сто шекелей? Это ведь стоит четыреста. Ты разве не знала?
- Ты не понял, Аарон. Это случилось только сегодня, потому что … клянусь жизнью, я не знала, что так получится.
Послушай, я тебе все расскажу, как вышло …
- Кончай врать, я бы поверил, что так вышло случайно, вышло впервые, но ты же … сволочь, плясала на нем! Работала! Это тоже случайно?
Он больше не мог сдерживать себя.
- Но ты же, сука поганая, скакала, скакала на нем! Ты же активно действовала, подлюка! Ты же довела себя до … В следующий раз случайно пососи ему! Видеть тебя не могу, дешевка! Хоть не врала бы, а честно бы во всем призналась! Возможно, мы договорились бы. А ты юлишь, ты хочешь меня придурком иметь …  Да пошла ты,  тварь!

И он ушел, испытывая желание вернуться и бить ее, бить смертным боем!
Вечером он пришел поздно, так как гулял долго по городу, в кафе заглянул, перекусил. Лишь бы домой не идти.
Войдя, увидел  разобранную постель и лежащую не в ней, а на полу, Лилю. Под ней был короткий матрац, ступни висели в воздухе. Она спала.
Или притворялась, что спит.
Он разделся. Лег. Но уснуть долго не мог. Едва закрывал глаза, как память подсовывала ему две обнаженные фигуры на табурете в ванной.
Наконец, уснул.
Спал тяжело.
Когда проснулся, Лили уже не было. И матраца не было.
- Пошла к несчастному старцу, - скривился флейтист.

Он работал в подъезде уныло. Как всегда, начал с верхнего этажа. Оттуда ездил в лифте с этажа на этаж, убирал окурки, собачьи экскременты, бумажки со ступенек и лестничных площадок. Мел, мыл, злобно двигая тряпку, так же злобно отжимал ее. Перчатки порвались, резина не выдержала.
С ним приветливо здоровались жильцы, он им отвечал, выдавливая жалкую улыбку на скорбном лице своем.
Вечером сидел в кафе и пил вино. Впервые он перебрал. Опьянел. И вспомнил, как еще там, в России, в «той жизни», он допустил нечто мерзкое и непростительное. Тогда он имел халтуру в школе-интернате, то есть руководил хором. Это ему не было трудно, так как он окончил музыкальную школу по классу фортепьяно, а уж потом стал флейтистом.
И мог он сам настроить инструмент, и умел он дирижировать.
Там-то и случилось это мерзкое.
 
Его пригласили на преподавательский сабантуй в праздник Первомая. Он не счел удобным отказаться, пришел. Учащиеся уехали домой почти все, осталось несколько старшеклассников.
Все учителя собрались в преподавательской. Было много алкогольных напитков, были жареные кролики и шашлыки, всяческие салаты и соленья. Было весело. Были хорошие тосты. Он, не привыкший так много пить, сильно опьянел. Куда-то шел, шел …
И вырубился, как говорится.   
Его ранним утром разбудили громкие голоса.
Он с трудом открыл глаза и обнаружил себя в постели с пожилой сторожихой. Голоса же принадлежали тем старшеклассникам, что остались в интернате на каникулы.
- Идите скорее домой, - говорили они ему с презрительной жалостью. – Жена ваша ищет вас повсюду, вот-вот милиция сюда придет.

Тогда Лиля простила его. Правда, не сразу. Полгода он лежал вот так же,  как она нынче, на матраце, брошенном ею для него на пол.
- Только ради детей, - сказала она тогда. – Видеть тебя не могу.
Потом постепенно, шаг за шагом, все как  бы вошло в норму.
- Да, это было мерзко, - сказал он вслух. – но тут – другое. Она не видела. Да я и сам не помнил ничего. А тут я видел! Видел своими глазами!
- Слиха? (Простите? – иврит. Автор) – спросил сосед, куривший сигару, запивая затяжки коньяком.
- Клум (Ничего – иврит. Автор), - ответил Аарон. – Стам (Просто – иврит. Автор)_
Он расплатился и ушел, стараясь не шататься. В Израиле не принято показывать, что ты пьян.

Дома уже спала на полу Лиля.
Он плюхнулся на свою постель. Не раздеваясь. И уснул сразу.
Утром пошел в кафе, выпил кофе. Играть на флейте раздумал.
Вернулся домой, что-то тянуло его туда.
На столе была записка от Лили.

«Я не стану оправдываться. Что было – то было. Понимаю тебя. Дети наши уже выросли, сами стали родителями. Ради них продолжать жить вместе, конечно, не стоит. Ты меня никогда не простишь, как я тебя за ту сторожиху простила. Мне очень жаль, дорогой Аарон. Честно. Я люблю тебя.
Йосеф согласился, чтобы я жила у него. Конечно, мы жениться с ним не будем. А вот детям нашим давай скажем, что у меня теперь работа с проживанием. Временно. Думаю, ты не будешь возражать. Надолго вперед загадывать не хочу. Жизнь подскажет, как развязать или разрубить этот узел. Разрубить его, правда, мне страшновато. Хотя и это может случиться».

Аарон прочитал еще раз. Потом – еще. Ему стало нехорошо, он так привык к жене. А впрочем, жизнь расставит все по своим местам.
Как бы подтверждая это, объявился все тот же метапель Шломо и предложил снова пойти к девицам. Зашли в кафе, вызвали  девиц, официантка позвонила им и сказала, что девицы их принять не могут, так как обе удачно вышли замуж.
- Может быть, есть другие? – спросил ее Шломо.
- Да, конечно. Как раз  пара. Студентки. Пригласить?
Студентки были удивительно похожи на тех, первых. Даже ту, что повыше, звали Лена. И вообще вся встреча была  очень похожа на ту.
Потом Аарон в автобусе номер 618 познакомился со вдовой, своей ровесницей. Ездил к ней в Нетанию несколько раз. Потом она позвонила и сказала, что больше между ними ничего быть не может, так как она удачно вышла замуж.
Он посмеялся грустно:
- Мой член приносит удачу, все выходят замуж.

Было  еще несколько женщин, деливших с ним постель. Но тоска его не покидала. Он не мог привыкнуть к одиночеству. Нередко ночью снилась ему Лиля. Она всегда была худая и в черном платье. Печальная и бледная.
Прошло полгода.
 
Утром рано зазвенел телефон.
- Слушаю.
- Аарон, это Лиля, меня завтра будут оперировать. Я тебя очень прошу поехать со мной в больницу. Дети не работе, они не смогут.
- А что случилось с тобой?
- Ничего особенного, рак груди. Правда, врачи надеются спасти меня.
Она всхлипнула.
Он обмер. Как же это случилось, что она, врач, не заметила? Впрочем, теперь он просто обязан поехать с ней.
- Я поеду, никаких возражений. Где ты, у … Йосефа?
- Нет, он давно умер. Я угол снимаю. На улице Соколов.
- Боже мой, бедная моя. Называй точный адрес. И – телефон.

После операции назначили химиотерапию. Аарон привез жену в их домик, ухаживал за ней так нежно и заботливо, как и сам не ожидал от себя. Умолял ее выздороветь. Он вдруг понял, что любовь не уходила из его сердца.
Интима у них не было, он даже допустить не мог мысли о сексе с умирающей женщиной. Он жалел ее до боли. Она таяла на глазах.
- Ты меня любишь? – спрашивала она, тихая и спокойная как бы.
- Конечно. Я всегда любил тебя. Я уже никого никогда не полюблю.
- Ты простил меня?
- Да, да. Конечно. Я сам виноват. Я не должен был соглашаться на ту работу. Вот поправишься, мы вернемся в Россию. Я так решил. Поедем на Алтай. Там воздух здоровый, мы купим домик старенький, с огородиком. Козу купим. И будем жить хорошо. Только поправляйся скорее. Прошу тебя.
- Я  буду стараться, милый. Ради тебя.

Дети их жили в других городах: дочь – в Ашкелоне, сын – в Хайфе. Они редко навещали родителей, зато теперь звонили им очень часто. Приехать  сын Лева смог только через три месяца после операции на груди у Лили.
- Мама, у тебя  правая рука стала толще, - заметил Лева.
- Да, сынок, это от болезни моей, - печально сказала мать.
Потом приехала их дочь Роза. И тоже печальным был визит.
- Доктор, каков прогноз? – спросил у онколога Аарон.
- Грозный. Ее состояние непрерывно ухудшается. Надо пробудить в ней желание жить. Это немаловажно. Мы делаем все возможное. Но надо, чтобы она сама, именно сама, сильно захотела жить.
- Она хочет жить! Хочет!

- Не надо кричать. Верю. Но я сказал, что прогноз - неутешительный. Метастазы – по всему телу. Если химиотерапию она выдержит, еще есть шанс …
- Я видел в интернете, что  от химии погибает не меньше больных, чем от самого рака.
- Увы. Пока это так. Правда, последние открытия подают надежду …
- Я все понял. Почему у нее рука такая толстая? Из-за химиотерапии?
-  Отток лимфы после удаления лимфатических желез прекращается …
-  У нее стало плохо с сердцем. доктор. Оно не выдерживает вашей химической отравы!

Дни Лили были сочтены. Она это знала. Ее лицо теперь стало каким-то небывало прекрасным. И муж понял, что это – отблеск иного Чего-то, к Чему она стремительно приближается.
Он нашел объявление целителя. Обратился к нему. Тот  заломил такую цену, что Аарон ахнул. Но дети дали согласие оплатить лечение. Они ради этого вошли оба в минус в банке. Но и целитель не помог.
- Аарон, - позвала Лиля в тот предутренний час. – Мне не хватает воздуха. И за грудиной камень тяжелый. Давит. Вызови «Скорую помощь».
Он вызвал. Но «Маген Давид адом» (Израильская неотложная помощь – Автор) констатировали смерть. Дали успокоительное овдовевшему флейтисту.

На похоронах были дети с супругами, их друзья. Миньян состоялся (миньян – десять человек мужского пола для заупокойной молитвы - иврит. Автор), положили камешки на свежую могилку. Положили цветы.
Окаменевший Аарон принимал соболезнования будто во сне. Он еще не осознал полностью своего вдовства.
Стало припекать не на шутку коварное средиземноморское солнце.

Ночью он вдруг увидел жену. Она висела в воздухе. Она улыбалась.
- Не переживай сверх меры, милый, - прошептала она, - мне хорошо, а вот тебе еще предстоит пережить немало трудностей. Ты держись, пожалуйста. Детям помогай. Не забывай меня. Мы встретимся, и нам обоим будет хорошо. Я позову тебя, когда придет время. Я ведь всю жизнь любила только тебя. И ты любил меня. Но так уж вышло, что не сумели мы …
Видение стало таять, Лиля исчезала. Аарон закричал:
- Чего мы не сумели? Чего? Скажи!

Ему предстояли годы испытаний, годы тяжелых болезней, годы одиночества среди людей. Все реже будет являться ему воспоминание о том табурете, на котором сидел старик Йосеф, а на нем скакала Лиля.
И сразу после мерзкого воспоминания Аарон будет он виновато видеть  умирающую жену, которой надо было не разрешать метапелить мужчину.
Даже старого.

                14 мая 2015 года.