-Эй! Закинь-ка меня в пруд!
Шла я мимо пруда в парке и вдруг услышала такое. Голос был ломкий, хрипловатый, мальчишеский. Стала озираться — нет никого.
- Да закинь же, Пожалуйста!
Под старым деревом сидел маленький лягушонок. Ярко-изумрудная спинка его слишком выпукло и зримо выделялась на фоне жухлой уже листвы. Осенняя прохлада, мелкие хищники лесопарка, да мало ли у него может быть неприятностей... А до пруда ему было далековато.
- Сударыня, будьте так любезны, - начал он в третий раз, и, потеряв терпенье, смачно сплюнул: - Тьфуй! Чупакабра!
Машинально, как во сне, я подставила странному земноводному ладонь и, несмотря на вскипающее во мне возмущение, отнесла его к воде. Он бултыхнулся и уплыл. «Спасибо» я не услышала. Чего и следовало ожидать. И только когда наглец скрылся из виду, я поняла, что мои дела совсем плохи: глубокой осенью говорящий лягушонок на берегу городского пруда... - и мурашки по телу пробежали.
- Женщина, вам плохо? - осторожно поинтересовался кто-то в шляпе.
- Нет-нет, всё хорошо, - ответила я, а, между тем, меня внезапно обволокло облаком приторно-сладкого , очень знакомого запаха, похожего на запах халвы и, почти уже потеряв сознание, я плюхнулась на лавочку неподалёку.
« Надо ж меры принимать, - подумалось мне. - Да что, собственно, случилось?»
Мой день сегодня никак не отличался от обычного. Я поднялась в свои обычные 6.00. Расчистила пятачок для разминки, величиной с коврик, открыла форточку, размялась. После небольшого препирательства с семейством все были умыты, накормлены и отправлены по делам. Отправилась и я.
С удовольствием шагая по шуршащей листве, я подошла к подъезду и набрала нужный номер квартиры. В домофон привычно откликнулась: «Здравствуйте, я к Але».
Аля встретила меня пристальным младенческим взглядом. Серьёзность взгляда не вязалась с игриво длинными загнутыми ресницами. Сейчас её интересовала моя новая красная кофта.
- Уэ, - она потянулась в мою сторону. Я вложила ей в руку край своей кофты.
- Во-от какая, мягкая, какая пушистая!
Пальцы её были чрезвычайно тонки и чутки, как пальцы скрипачки, ладонь узка. Ногти, розовые и гладкие, точно из-под рук мастера «ногтевого дизайна». Глаза, округлые по-птичьи, вбирали в себя многое, как глаза ребенка. «Уо!» - выдыхала она восхищённо, глядя на яркую картинку. Она выказывала младенческую мудрость и понятливость во всём. Её недавно покормили с ложечки и поменяли памперс. Я осторожно протёрла Алино личико влажной салфеткой и начала его поглаживать. Птичья лёгкость девочки поражала до неприятного холодка, напоминающего о смерти. Вокруг неё хлопотали. Вошедшая в бессрочный возраст за девяносто бабушка с поэтическим именем Марина Ивановна бессменно дежурила подле Али. Похожая на изящную, но прочную в жилистости своей статуэтку, Ирина Леопольдовна, мама девочки, носилась в поисках утешительных новостей и чудесных специалистов, увлекалась дизайном собственого жилья и, наконец, пропадала на работе. Работа в Министерстве Финансов, даже и рядовым экономистом, отнимала много времени и сил. Сама Аля добавляла в своё молчание немного: несколько разновидностей птичьего крика, непонятную возню рук, губ, языка, сдавленные безголосые рыданья, младенческое чмоканье. Это был язык, которого не понимал никто. Але шел пятнадцатый год. Медики, надивившись на неё в её раннем детстве, бывали нечасто и только по долгу службы. Само собой, ни добротная кровать карельской сосны, на которой она лежала, ни дизайнерские изыски жилища не облегчали ничьей жизни.
Я держу руки Али, складываю её пальцы.
«... мя-чик, кра-асный, упру-угий колючий», - старательно тяну я, надеясь, что она всё слышит и понимает. Этого никто точно так и не подтвердил. Обратного тоже не доказали. «Вот, кажется, и пальчики легче складываются,» – пробубнила я себе под нос. И тогда как будто поймала на себе сочувственный, снисходительный взгляд Али. Почудилось? Не знаю.
Вечером нахожу в Интернете: «Чупакабра — так жители Южной Америки прозвали неизвестное существо, которое нападает на диких и домашних животных и птиц. В основном чупакабра появляется в Перу, Бразилии, Чили. Это существо охотится ночью: нападает, высасывает кровь и исчезает. Люди находили полностью обескровленных животных в лесу или загоне. На теле у жертв была небольшая круглая ранка с идеально гладкими и круглыми краями (в основном в области шеи), через которую, предположительно, чупакабра и питалась. На месте происшествия не находили ни капли крови. Находили животных мёртвыми или полуживыми, без некоторых органов: внутренностей, мозга, глаз, хвоста или лап. Был случай, когда было убито целое стадо рогатого скота из семидесяти голов. Жертвами этого существа становится живое: от птиц до буйволов». Рядом красовалась жуткая картинка, похожая на фотографию.
Господи, зеркало-то грязнющее. Я оттёрла его с трудом. Всклокоченная, но порядочная женщина лет сорока, со следами юношеских разочарований на лице и остатками романтических устремлений в глазах. Уголки губ опущены. Морщинки вокруг глаз. Второй подбородок. Картина безрадостная, но до чупакабры далековато....
Вечером, перед сном, в голове у меня вертелось что-то вроде ролика с моим участием.
Мы бежали из Башни. Пути были перекрыты и оставалось стрельчатое окно. Я, дрожа от страха, дула на жуткие ссадины , и они заживали. Потом я возилась с чьей-то раной в боку. Узкая и глубокая, от рапиры, она затягивалась долго. У меня почти не оставалось времени и сил лететь. Сорвавшись с плотного, сырого утреннего воздуха, я упала на пожухлую цветочную городскую клумбу. По-моему, это сон. Лучше всего, все посчитать это кошмарным сном...
Но лягушонок — он всё-таки был на самом деле...
Возможно, мне нужен специалист, в моём-то возрасте…
- Я глупо лежу там, беспомощно растопырив пальцы. Чему я могу научить? Чем помочь? Я просто устала... Они не понимают ничего без слов, глухие... Глухие иногда слышат больше...
Каролина взглянула на свою дочь. Та не просто устала, а еле держалась на ногах. Самое любимое из её платьев болталось на ней, как на пугале. На бледном лице особенно выделялся заострившийся нос, и под глазами легли круги. Губы девочка покусывала, чтобы не зареветь. Особенно болезненно она выглядела в свете утренней зари. Алиса должна была пройти служение. Это необходимо, но вид ее …
- Даю Вам два дня и две ночи, Алиса, чтобы взять себя в руки, - Каролина постаралась, чтобы голос её звучал холодно и равнодушно. – Двое суток более чем достаточно для передышки.
Алиса выпрямилась, и, вновь обретя чувство собственного
достоинства, ответила:
- Да, конечно...
Конечно, это она сама хотела скорее повзрослеть. Сама просила дать ей в мире людей ипостась как можно сложнее, такую, чтобы не только она, но и они чему-то научились. Постигли бы вновь искусство понимать друг друга и не отвлекаться на мелочи. Не так-то это просто оказалось. А теперь взяла и нюни распустила, как маленькая.
«Только бы сейчас не увидел никто», - успела подумать Алиса и шмыгнула в купальню на своей половине. Вода из местного источника могла забить фонтаном или стать разноцветной. Сотни целебных отваров были готовы влиться в бассейн. Когда-то специально для этого дома он был сооружён в форме изысканной лилии. Достаточно было заветного щелчка, полу жеста девочки , чтобы его содержимое стало магическим. Но вода осталась прозрачной и чистой, чище не придумаешь. Нарочито медленно , чтобы растянуть удовольствие, вплыла в воду Алиса, описала круг в чаше бассейна, еле двигаясь, как снулая рыба, и легла на воду неподвижной морской звездой. К вечеру вода приобрела морской оттенок, и в ней заколыхались водоросли...
На рассвете видели резвого жеребенка, стройного ахалтекинца изабелловой масти с густой черной гривой и загнутыми ресницами. Он неистово подпрыгивал в траве, вспугивая бабочек , кузнечиков и мелких пичуг. Аппетитно сминал сочную траву губами, громко хрустел ею , весело бегал к ручью, смешно закидывая ноги.
Потом заметили странную птицу с длинным нелепым клювом и большими задумчивыми глазами. Она летала над домом, над лесом, а позже её потеряли из виду.
Через два дня и две ночи Алиса исчезла так же неожиданно, как и появилась. Каролина была подчеркнуто торжественной и держалась прямо , только иногда она замирала и, всё ещё безупречно улыбаясь, вглядывалась в далёкий горизонт, украшенный верхушками сосен.
Никто не видел, как безупречная Каролина тихо точила слёзы, перебирая пальцами мягкий младенческий локон, тайком вынутый из шкатулки.
-Ирина Леопольдовна! Проснитесь! Кто-то настойчиво её тряс. Она обнаружила себя сидящей на больничной кущетке. Первое, что она осмысленно увидела после вереницы бессонных ночей, была белозубая улыбка доктора Чеширова . Всё это время он не покладая рук возвращал Алю обезумевшим родственникам. От жизнерадостно зелёного халата его пахло лекарствами и почему-то халвой. Идёмте, мамочка! Он увлёк Ирину Леопольдовну и по каким-то длинным переходам провёл к дочери.
- Вот, Аля, ты и вернулась. А какой был переполох! Я же говорил, что знаю верное средство!
- Уэк! - отозвалась Аля по-птичьи.
Я от волнения мяла пальцы. Психологи рекомендуют думать о себе в третьем лице, чтобы не волноваться.
«Кургузая суетливая тетка со следами образования и юношеских разочарований стояла у дверей кабинета». Сносная фраза. Нет, лучше так: «Кургузая суетливая тетка со следами образования и юношеских разочарований, по виду педагог, стояла у дверей кабинета».
Че-ши-ров... Странная, знакомая фамилия.
- Заходите, пожалуйста!- прозвучало из-за двери с еле уловимым узбекским акцентом. Я открыла дверь. Пахнуло лекарствами и... халвой.
Доктор сидел с книжкой сканвордов и шевелил губами: «Чу-па-каб-ра».
- Да-да, заходите. Изучая то карточку, то меня, он дальнозорко откидывался.
- Я хочу, чтобы лечение принесло плоды, - поэтично заключил он, местами сбиваясь с «ч» на «щ». Моя методика заключается в том, чтобы, не меняя ситуации, изменить отношение к ней.
Снова обворожительная улыбка. Ну, спасибо, доктор.
Я иду по высокой траве. За мной бежит длинноногий жеребёнок-ахалтекинец с игриво загнутыми ресницами, как у Али. Кстати, здесь её зовут Алисой. Она ведёт меня в гости. По нехоженной траве мне тяжело идти. Двуногой, сорокалетней, грузной. Ахалтекинец готов подставить мне спину. Нет, Алиса, девочка, отдохни... Вот мы уже сидим за мраморным столиком возле бассейна. Она снова стала девочкой и качает своей изящной фейской ножкой. На коленях у неё отвратительной наглости лягушонок. Она гладит его пальчиком, а он спрашивает подростковым баском: «А что эта чупакабра у нас делает?» - и тут же неловко сваливается от лёгкого щелчка с колен, покрытых шелковым платьем, на ворсистый ковер. Мы почти не говорили, но от души посмеялись. Не над лягушонком — просто нам было хорошо.
- Р-раз — два — три — просыпаемся! - это вкрадчиво-жизнерадостный Чеширов.
Закончился сеанс. Непременно надо вернуться. Вернуться, даже если хочется нахамить добрейшему доктору: «Да чеши ты, Широв, отсюдова!».
Мы так с ней и не договорили. Я не дослушала и не доразглядела. Надо возвращаться. Здесь мой дом и моя семья. Только Али здесь больше нет. Я живу. Иногда бываю у Ирины Леопольдовны. Мы говорим немного. Больше молчим.Сейчас за окном часто идёт косой снегопад из белейших снежинок, похожих на птичий пух.
Я всё ещё вижу сны про стрельчатое окно, вижу чудесные миры.
Только теперь я точно знаю, что я не схожу с ума.