ВОСПОМИНАНИЯ О КАФЕДРЕ РУССКОЙ ФИЛОЛОГИИ КазГУ
Первая встреча моя с кафедрой русской филологии – в лице доцента Владимира Петровича Барчунова - произошла в августе 1968 года. Я оказался в числе тех нескольких абитуриентов-медалистов, с которыми он проводил собеседование по русскому языку на основе программированного контроля. Тогда это была совершенно невиданная вещь, производившая впечатление чего-то весьма экзотического. С данными методами нам пришлось снова встретиться на занятиях спецсеминаров, которые проводил Владимир Петрович. Не скажу, что это вызывало у нас восторг, мы стонали от сей программированной «дрессуры», казавшейся нам далекой от дорогой нашему сердцу «чистой филологии». Думал ли я тогда, что через сорок лет стану научным руководителем шести проектов, посвященных разработке автоматизированных систем контроля знаний студентов по русскому языку и культуре речи…
Запомнился неординарный облик Владимира Петровича: тюбетейка на бритой голове, внешняя строгость и сухость и, при этом, очень добрые глаза. В дальнейшем мы часто общались уже как коллеги. Будучи великолепным специалистом в области ортологии, глубоким знатоком норм литературного языка, Владимир Петрович был весьма строг к солецизмам русских писателей и критиковал их, «не взирая на лица». Так, однажды он высказал мнение, что Андрей Платонов просто не умеет писать, вся его оригинальность – мнимая и происходит просто от незнания практической стилистики русского языка. Следует заметить, что увлечение Владимира Петровича программированием не было совершенно маргинальным, периферийным явлением в жизни кафедры русской филологии. На первом курсе мне довелось участвовать в семинарах Марка Абрамовича Черкасского, выдающегося специалиста по семиотике, структурной лингвистике и машинному переводу. Вместе с лаборантом кафедры Александрoй Денисовной Клевиной мы возили ящики с перфорированными карточками в вычислительный центр, занимавший огромное здание, которое было построено с учетом внушительных габаритов тогдашних ЭВМ. Марк Абрамович Черкасский – автор уникальной книги о тюркской фонологической системе. Я помню, как он говорил, что тюркские языки как никакие другие отличаются логической ясностью морфологического строения и являются прекрасным материалом для структурной и математической лингвистики.
Надо сказать, что коллектив кафедры русской филологии был настоящим примером «разнообразия в единстве» и «цветущей сложности». Здесь уживались и «архаисты», хранители традиций отечественной филологии и «новаторы», работавшие на самых передовых рубежах современной лингвистической науки. Вспоминаются яркие фигуры Леонида Петровича Ефремова и Василия Михайловича Никитевича, олицетворявших собой эти два полюса отечественной филологии. Их лекции далеко выходили за привычные рамки педагогического жанра, представляя собой не просто изложение необходимого дидактического материала, но живое, исполненное внутреннего диалогизма исследование проблемы. При этом возникало впечатление, что вы являетесь участниками творчества, происходящего на ваших глазах рождения нового и небывалого. Сказанное во многом относится и к лекциям других преподавателей - лингвистов и литературоведов, членов кафедры русской филологии и членов других кафедр факультета, тесно связанных друг с другом научными и творческими связями. Назову имена Халаби Мухитовича Сайкиева, Николая Александровича Коки, Александра Лазаревича Жовтиса, Израиля Абрамовича Смирина, Михаила Васильевича и Тамары Михайловны Мадзигон, Фаины Михайловны Стекловой, Галины Михайловны Мучник, Элеоноры Дуйсеновны Сулейменовой, Валентины Семеновны Михайловой, Мухамеджана Киреевича Кокобаева, Надежды Ивановны Гайнуллиной, Галины Васильевны Ким, Галины Федоровны Булгаковой, Владимира Железнова и других.
При всех различиях в научных предпочтениях и установках членов кафедры русской филологии, объединяло их одно – взыскательное отношение к званию филолога, стремление не казаться, но быть. И еще одна общая черта – полное отсутствие конформизма и приспособленчества, независимость от какой-либо научной или политической конъюнктуры. Этот дух независимости, свободы и «легкого дыханья» в сочетании с высочайшей требовательностью к себе, прежде всего, связан с именем создателя и главы кафедры русской филологии - профессора Махмудова, официальное отчество которого – Хайрулла Хабибулович, с его согласия и подачи, в непосредственном общении мы заменяли на несколько фамильярное «Семен Михайлович». Один из основателей казахской лексикографии, составитель и научный редактор ряда словарей, создатель оригинальной стилистической теории художественной речи, глубокий знаток истории русского языка ученый-энциклопедист, владевший всеми тюркскими языками и рядом европейских языков со всеми их тонкостями (например, он мог, общаться на всех диалектах немецкого языка) профессор Махмудов по масштабу своей личности в полной мере может быть отнесен к категории «зубров», если использовать крылатое выражение писателя Д.Гранина. Неукротимый темперамент, искрометная образная речь, отточенный язык лингвиста, огромная эрудиция и научный талант Семена Михайловича – все это производило на нас, студентов, сильное и неизгладимое впечатление. Будучи учеником академика Льва Владимировича Щербы и профессора Льва Петровича Якубинского, профессор Махмудов передавал нам свое трепетное отношение к памяти учителей, помогая воспринять идеи петербургской лингвистической школы не как абстракцию, момент далекого и ушедшего прошлого, но как современную нам, конкретную и ощутимую разумно-жизненную реальность. Это же можно сказать и об отношении к идеям ОПОЯЗа - Общества по изучению поэтического языка, деятельность которого Семен Михайлович считал образцом филологического служения.
Остались в памяти заседания научных студенческих конференций. Каждая из этих конференций превращалась в незаурядное научное событие, благодаря участию Семена Михайловича Махмудова, который всегда лично руководил их заседаниями. Мы тогда делали только первые и порою весьма беспомощные шаги на филологическом поприще. Однако мы могли быть уверены, что каждый наш самостоятельный шаг, каждая попытка сказать что-то новое, невзирая на наши неокрепшие срывающиеся голоса, будут замечены, поддержаны и одобрены.
С признательностью я вспоминаю своих научных руководителей – Рашиду Садыровну Зуеву, Александру Христофоровну Мищенко, Берика Магисовича Джилкибаева. Под руководством Рашиды Садыровны я выполнял первые свои научные студенчские работы, она по-матерински опекала меня и после окончания университета, выступая верным советчиком и старшим другом. Именно благодаря ее инициативе и поддержке я был выдвинут в 1987 году на должность заведующего кафедры русского языка. Работа на этой должности помогла мне приобрести многие навыки научно-организационной работы, помогла установлению научных контактов с Институтом национально-русского двуязычия (бывший НИИ ПРЯНШ), его руководителем, академиком Н.М.Шанским. Это стало «трамплином» для подготовки и защиты моей докторской диссертации по теоретическим основам филологического анализа художественного текста в национальном педвузе. Очень много мне дала также работа в Специализированном совете К.058.01.12 по защите кандидатских диссертаций. Этот совет был создан, во многом, благодаря энергии, настойчивости, огромному человеческому обаянию Рашиды Садыровны.
Александра Христофоровна Мищенко была научным руководителем моей дипломной работы. После окончания университета я был направлен по распределению для работы в одну из средних школ г.Алма-Аты. Для нашего выпуска 1973 года, впервые за многие годы, не было выделено ни одного места на кафедрах вузов Казахстана. Этот факт связывали с активным участием нашего курса в массовом студенческом протесте против несправедливого увольнения Тамары Михайловны Мадзигон, отличавшейся необыкновенной эрудицией, выдающимся филологическим и поэтическим талантом, в сочетании с большой независимостью, честностью и прямотой суждений, что, конечно, нравилось далеко не всем. Тамара Михаловна была восстановлена на работе, но для участников протеста это прошло не совсем бесследно и отразилось на распределении. Однако мы не были оставлены вниманием наших учителей. Александра Христофоровна Мищенко порекомендовала меня профессору Гаяну Суфьяновичу Амирову, заведующему кафедрой современного русского языка КазПИ им.Абая, который искал кандидатуры на место аспирантов, отчисленных из-за невыполнения плана работы. После сдачи кандидатских экзаменов я был зачислен в аспирантуру КазПИ и после окончания ее защитил кандидатскую диссертацию в Ученом совете филологического факультета КазГУ 1 июня 1976 года по теме «Стилистическая система Г.И.Успенского и развитие публицистического функционального стиля русского литературного языка в последней трети XIX века». Сам выбор темы и значительная часть понятийного аппарата диссертации были обусловлены кругом идей и интересов, сложившихся под воздействием филологической школы Х.Х. Махмудова. Расширению моего научного филологического горизонта, в значительной степени, способствовало многолетнее творческое общение с Бериком Магисовичем Джилкибаевым, выдающимся учеником и соратником профессора Махмудова. Во всей манере поведения Берика Магисовича было что-то «не от мира сего». Его глубокая погруженность в себя, отрешенность от окружающего порою вызывала улыбки юных студентов, впервые встречавшихся с ним. Однако при дальнейшем знакомстве и общении с Бериком Магисовичем раскрывалось подлинное значение и уровень этого человека, сделавшего чрезвычайно много для развития идей профессора Махмудова в русле теоретического наследия ОПОЯЗа и русской филологической традиции.
Среди наших наставников особо надо выделить профессора Халаби Мухитовича Сайкиева, много лет заведовавшего созданной им кафедрой русского языка и читавшего нам курс морфологии. В отличие от профессора Махмудова, исповедовавшего идеи петербургской лингвистической школы, Халаби Мухитович был сторонником московской языковедческой традиции, он всегда с благоговением произносил имя Виктора Владимировича Виноградова, прививая нам интерес к его уникальной книге «Русский язык». Семен Михайлович же не мог спокойно слышать имени академика Виноградова. Отношения между Семеном Михайловичем и Халаби Мухитовичем несколько напоминали отношения между Иваном Васильевичем и Аристархом Платоновичем, героями «Театрального романа» М.Булгакова, двумя директорами-основателями Театра…
Во время нашей учебы Х.М.Сайкиев был деканом филологического факультета. В его кабинете никогда не царила атмосфера замораживающей официальности, «административного восторга». Как никто он мог вникнуть в наши нужды, помочь и словом и делом. В совершенстве владея казахским и русским языком, имея дар всестороннего и жизненно-практичекого охвата национально-языковых проблем, Халаби Мухитович очень много сделал для осуществления и развития взаимосвязей и диалогических взаимотоотношений казахского и русского языков, казахской и русских культур. Ничто не может служить более сильным духовным стимулом к изучению языка и культуры, чем глубокая симпатия, интерес и уважение, вызываемое личностью и всей личностью человека – носителя этого языка и культуры. И пример профессора Х.М.Сайкиева – убедительное и яркое тому подтверждение.
Я должен здесь также сказать теплые слова о замечательном ученом и человеке, значившем очень много в моей научной судьбе. Это профессор Валентина Айтешевна Исенгалиева, сменившая на посту заведующего кафедрой русской филологии Семена Михайловича Махмудова после его кончины. Необыкновенная эрудиция, выдающийся научный талант сочетались в Валентине Айтешевне с редкой красотой и человеческим обаянием. Еще задолго до близкого знакомства с ней мне доводилось порою встречаться с ней на улицах Ала-Аты. На нее нельзя было не обратить внимание. Когда она шла по алма-атинскому базару в своем необыкновенном радужном цветном платье, вся южная экзотика меркла перед ней. Она несла с собой ощущение необыкновенной внутренней раскрепощенности, свободной, радостной игры и праздника… В конце 80-х годов, в бытность заведующим кафедрой русского языка, мне приходилось тесно общаться с Валентиной Айтешевной по работе, педагогической и научной. У меня появилась возможность в полной мере оценить масштаб личности профессора Исенгалиевой, ее острый аналитический ум, энциклопедическую образованность, утонченную культуру. Валентина Айтешевна приняла самое деятельное участие в экспертизе и обсуждении моей докторской диссертации на совместном заседании кафедр русской филологии и русского языка в мае 1991 года; она председательствовала на этом заседании – заключение выпускающей организации за ее подписью было представлено в ВАК в числе важнейших документов, обеспечивающих «легитимность» защиты, которая состоялась в конце октября 1991 года, за месяц до распада Советского Союза…
Есть одна деталь, которую хорошо знают все, кто хоть один раз поднимался достаточно высоко в горы. На каком-то этапе восхождения неожиданно обнаруживаешь, что тревожившие тебя, не дававшие тебе покоя мысли и чувства вдруг утихают, и в душе наступает тишина. Подобное же чувство тишины и гармонии я испытываю, когда мысленно возвращаюсь к годам своей юности и молодости, к высоким вдохновляющим примерам жизни и творчества своих учителей и наставников, при воспоминании о которых в памяти всплывает тютчевское:
«В горнем выспреннем пределе
Звезды чистые горели…»