Средина семидесятых. Общага филфака БГПИ.
Ко второму курсу состав жильцов нашей комнаты определился окончательно, до самого выпуска из института. Мы учились на одном курсе: две из одной группы, две - из параллельной, дорожили сложившимся взаимопониманием.
Светлоокая, белобрысенькая, ладно скроенная Маша оказалась старшей среди нас: поступила через год после школы. Выросла в селе Гилев Лог в Романовском районе с мамой и бабушкой, от которых унаследовала небесполезные качества. Была весьма рассудительной, уверенно заявляла своё мнение. Ясно представляла собственное обозримое будущее; здравомысляще выстраивала даже отношения с парнем-односельчанином, студентом сельхозинститута, как по расписанию дважды в неделю приходившим к ней на свидания: знать меру, чтобы «ничего такого», пока не получат дипломы и не поженятся. Помнила множество примет. А главное для общежития – уже обладала немаловажными навыками организации быта: сварить, постирать, убрать. Мы с ней считались.
Мы – Ира, Нина и я – поступили сразу после школы, и, впервые оказавшись сами по себе, учились жизни на ходу.
Иринка – веснушчатая, с красивыми длинными каштановыми волосами, выглядевшая особенно трогательно в своей неуклюжести, когда заливалась краской при малейшем смущении - была младшей из троих детей в семье, проживавшей в Белоярске – электричкой от Барнаула совсем немного езды. Она одна из нас ездила домой каждую неделю на выходные. Возвращалась с домашней выпечкой и новостями от родных. Особенно интересно было слушать про её старшую сестру Валю, готовившуюся к замужеству.
Я приехала из Славгорода. Позже одна из одногруппниц призналась, что, когда мы перед первым курсом собрались для поездки на работу в колхоз, едва увидев меня, поспешно определила:
- Ну, эта будет ещё та!.. – Никто и не представлял, сколько робости и комплексов таилось за моей миловидной мордашкой. Как и Маша, тоже выросла одна с мамой и бабушкой. Но они как-то ограждали меня от будней быта, и самостоятельности я училась «здесь и сейчас», помня единственное бабушкино:
- Как люди, так и ты…
«Из людей» мы и были – из семей простых советских работяг.
Особой персоной среди нас оказалась Нина. Высокая и статная, она носила очки, в которых выглядела ещё серьезнее в ответственный момент и растеряннее в минуты конфуза. Нет, девчонка она была хорошая, простая. Только явилась из другой среды: папа был секретарем райкома партии в городе Горняке, вследствие чего и семья привыкла к некоторому обслуживанию извне. Нина, например, никогда не стирала: из Горняка в Барнаул приезжал отцовский шофёр и увозил узел с её бельем в стирку. Она просто не умела думать о других, поступала так, как ей хотелось. Именно с Ниной связаны мои смешные воспоминания о различных казусах наших общежитских лет.
Компанией мы оказались вполне уживчивой. Не пили, не курили (приходилось постигать, что гладильная комната не для тех, кому надо погладить одежду, а для тех, что собираются покурить). Учились – кто сильнее, кто слабее, но без вывихов. Ходили в кино и в театр драмы, а когда открылся театр оперетты – и в него с особенным удовольствием. Трудно сказать теперь, спектакли или театральная обстановка и публика завораживали больше юных провинциалок. Но это была другая жизнь, и мы её с жадностью впитывали: искусство и культуру, светские манеры и правильную речь.
Сообща вели наше «хозяйство»: дежурный отвечал за уборку в комнате, покупку продуктов и завтрак-обед-ужин в доставшийся по очереди день. На продукты скидывались со стипендии с расчетом, чтобы хватило на месяц.
Если дежурила домовитая Маша, мы оказывались в условиях, близких к домашним. Как Ира, так и я тщательно старались исполнять свои обязанности, чтобы не оконфузиться.
Однако когда наступало дежурство Нины, приходилось быть готовыми к неожиданностям. Домотканую дорожку нести с пятого этажа на улицу, чтобы похлопать, ей было не с руки, и ошарашенная дерюжка неожиданным образом встряхивалась то из открытого окна, то на лестничной площадке. Из предписанных обязанностей Нина предпочитала походы в гастроном. В дневную норму расхода, однозначно, не входила. Главное, чтоб было вкусно и не требовалось готовить:
- Я не успела сварить, - неубедительно оправдывалась в очередной раз.
Но этот случай поверг нас просто в истерический смех.
Студенты – народ прожорливый и по обстоятельствам падкий на вкусности. Не устояли как-то и мы, позволили себе купить кусок корейки. Копченый продукт, приготовленный из посоленной спинной части свинины, источал невероятный аромат.
Половину покупки приговорили за ужином: растягивая удовольствие, с хлебом и чаем поедали части ломтиков, представлявшие собой сало, чтоб в завершение ощутить во рту венчавшее их необыкновенно вкусное мясо. Собственно, в этом и был смысл пиршества.
Оставшееся богатство умышленно приберегли на завтра: вернемся из института голодные – то-то будет удовольствие.
После последней пары мы с Ирой дождались только Машу. Нина не появилась. В приподнятом настроении отправились в общагу в предвкушении чревоугодия. Согласованно принялись накрывать на стол: одна понесла на кухню чайник, другая принялась нарезать хлеб, третья достала сверток с лакомством…
Оно необъяснимо преобразилось: это был просто кусок сала с ровной поверхностью среза, без малейших признаков мясного присутствия…
Сомневаться не приходилось: опередила всех Нинка. В праведном гневе стали её дожидаться.
- Ты представляешь, - наперебой повстречали её новостью, - пока мы были на занятиях, кто-то срезал всё мясо с корейки….
- Это я съела.
- ???
- В нашей подгруппе не было немецкого, и я приходила перекусить. А я сало не люблю, - без малейшей тени сомнения известила нас подруга.