Пролог к повести "Четвертого марта"
Часть 1. Отчество
Александр Адольфович Гейнц в школе решил, что «вырываться» из казахских степей будет через армию. Анкета по немецким родственникам у него была «чистая», а имя отца у взрослых людей вызывало скорее усмешку и сочувствие, чем неприязнь.
Другое дело – детвора.
Саша был крепким и сообразительным парнем, но сверстники спуску ему не давали. В старших классах однокашники повзрослели и перестали его дразнить, так, им на смену пришли «десятилетние придурки», носившиеся в переменах по коридорам и вопившие ему в спину: «Адольфыч! Гитлеру капут!!!»
- Проделки Казанбаева, - не без основания предполагал Гейнц, - наверняка он, свинья, подсказал тему своему младшему брату пятикласснику.
Дети убегали с радостным визгом до следующей перемены, а воспоминания о школьных годах остались отравленными навсегда.
Курсантская жизнь в Рязанском училища вошла в нормальную рабочую колею на втором курсе. В восемнадцать лет, наконец, пришло осознание простой истины, что лучший способ справиться с насмешками – умение свести их в шутку.
Когда очередной завистник затрагивал тему его отчества и фамилии, Александр с издевкой отвечал свежим анекдотом про Штирлица. Если этого было не достаточно, он переходил к отработанному методу: смелым рассказам о провалах немецкой разведки, накануне второй мировой войны, которые сочинял на ходу. Вокруг него быстро собиралась кампания веселых и благодарных слушателей. Всем были любопытны новые подробности, и постепенно каждый курсант проникался простой мыслью, что, именно, благодаря фамилии и имени, отец Гейнца сумел внедриться в логово врага, а сын теперь лихо пользуется недавно рассекреченными данными.
Став советским офицером, Гейнц обид не помнил, – почти. Ну, разве что во время "покупки" новобранцев к себе во взвод, или на борту военно-транспортного самолета во время первых прыжков, он с циничным немецким превосходством вглядывался в испуганные глаза подчиненных, пытаясь в них узнать "младших братьев казанбаевых", получая удовлетворение от чужого страха:
- Ну, что, уроды? Кто из вас теперь хочет пошутить на тему моего отчества и второй мировой войны?!
В Нангархарском батальоне специального назначения капитан Гейнц заменил легендарного зам комбата и всеми силами пытался дотянуться до уровня своего предшественника, но не мог. Что-то ему постоянно мешало – может недостаток боевого опыта, а может переизбыток пренебрежения к подчиненным.
Та часть головного мозга, которая у обычного офицера отвечала за отеческие чувства к солдатам, у Гейнца отсутствовала напрочь. Надежды на то, что она когда-нибудь сформируется, уже не осталось.
В остальном он был обычным советским офицером, знающим теорию и мат часть, но солдаты, тянувшие кровавую лямку афганской войны, его не любили.
Офицеров Гейнц держал на расстоянии. Зачем ему в отряде панибратство, - оправдывал он отсутствие друзей.
Командиры из бригады его не замечали, – не было «личного результата».
Его тщеславие страдало: он не понимал, в чем причина неудач и сопротивлялся такому положению вещей, пытаясь доказать, что обладает полным арсеналом опытного офицера для ведения успешных боевых действий.
В который раз Гейнц брал инициативу в свои руки, уперто шел с очередной ротой «на войну», но «результат» был тот же – его не было.
Пара неучтенных стволов в отряде всегда имелась, и было что доложить наверх начальству, но там тоже были "стреляные зайцы", и в успешно проведенные операции с двумя захваченными бурами они верили с трудом.
Что-то в роду Гейцев было такое, о чем знали только Боги, и Марс с Аресом категорически отказывались даже смотреть в сторону угрюмой длинной фигуры Адольфовича.
Назначение зампотеха на должность командира роты специального назначения вызвало в отряде много кривотолков. Одни считали, что у того на верху была «волосатая лапа», другие утверждали, что это связано с «богатым караваном», который зампотех грамотно забил одной броней, без пехоты.
Гейнц назначение технаря - в спецназеры не одобрял. Но поперек не пошел - какое его дело. Офицер подал рапорт на должность, рапорт удовлетворили, значит - так тому и быть. Нет худа без добра. Теперь с этим подразделением ему будет сподручнее ходить на войну. Трудно выполнять задачи, когда командиры много из себя корчат и трясутся за своих солдат. А новоиспеченный ротный не будет лишнего перечить.
Что было первопричиной: караван, или кадровое назначение, а только с этого
момента в отряде выросли потери.
Часть 2. Замполит.
Виктор Авдеев замполитов не любил со срочной службы.
Чего греха таить - в солдатской среде было модно игнорировать это военное сословие. Мораль была простая: командир есть командир, а замполит - вечно в душу лезет, да еще в свой блокнот что-то про тебя записывает, одним словом – «коварный тип».
А уж когда замполит полка подполковник Любушин отправил «Дело для поступления в ВВУ сержанта Авдеева» вместо Военного института иностранных языков в Новосибирское высшее военно-политическое училище, тут и подавно, – весь «призыв» Виктора (весна 83-85) роты связи встал в позу солдатской солидарности и негодования:
- Совсем оборзели! Ради галочки и плана по набору в политические училища - ни перед чем не остановятся, – шумели «черпаки» в июле 84-го в ротной каптерке перед отправкой на полигон в Шиханы Саратовской области на учения с применением боевых отравляющих веществ.
Армейский друг из Барнаула Дмитрий Руденко успокаивал Виктора:
- Поезжай, Новосиб посмотришь – отличный город, «шлангонешь» месяц, а там и дембель - не за горами.
Сержант Авдеев требовал с подполковника Любушина - вернуть документы из Новосибирска. До начала работы вступительной комиссии оставался целый месяц. Но все было напрасно – неповоротливый организм фельдъегерской связи (военной почты) проглотил документы вместе с надеждой, словно испорченный автомат «Газ вода» последнюю монету (3 копейки – «газ вода с сиропом», 1 копейка – «газ вода»). Стучи, уговаривай, хоть разбей – автомату это "по барабану": результат тот же - нулевой. Алгоритм возврата документов из политических училищ не был предусмотрен военной системой.
Комсомолец мотострелковой роты Паша Сапко, которого Виктор с трудом уговорил поступать с ним за компанию, без проблем сдал все экзамены, и на мандатной комиссии в августе 84-го получил португальский язык, став комсомольцем курса.
У подполковника Любушина была «своя правда»: он по-замполитовски искренне считал своим долгом сделать из командира самой мирной в полку армейской БМП-1КШ (командно-штабной машины с телескопической мачтой-антенной вместо пушки) сержанта Авдеева настоящего офицера, то есть – непременно политработника.
Сержант роты пошел поперек замполита полка, шланговать не стал и в Новосибирское военно-политическое училище поступать не поехал. Оба прибывали в «святом негодовании», и по расположению полка обходили друг друга за версту.
Особенно Любушин скрипел зубами во время учений, когда был вынужден гоняться за КШэМкой Авдеева на доклад к командиру полка Завалишину, ничего не подозревавшему об их личном конфликте, лихо рассекавшему по пыльным и заснеженным полигонам Тоцка на БМПешке с отличным механиком-водителем рядовым Мамедовым.
Ничем особым Виктор не отличался. Его друзья сержанты Дмитрий Руденко и Дмитрий Дмитриев, оба после первых курсов ВУЗов, были толковыми ребятами. Но так распорядилась судьба, вернее, командир роты капитан Савченко: и первую командно-штабную машину на базе БМП-1 весной 84-го года доверили Виктору. Может быть случайность, а может - роль сыграла запись в личном деле о том, что был когда-то Авдеев заместителем командира взвода.
В роту связи развернутого мотострелкового полка на БМП Авдеев прибыл в начале января 84–го года.
В разгар боевого учебного периода в Тоцк, просто так, не отправляли. Негласно считался он «местом ссылки» Приволжского военного округа.
Прибывающие «штрафники», как правило, числились в «залетчиках» за «самоходы», «легкое рукоприкладство» и прочие провинности из армейской жизни, которые не дотягивали до дисбата. Хотя, был в окрестностях Тоцка и такой батальон. Вечерами в тихую погоду строевая песня «бедолаг» была слышна по всему гарнизону.
Учебная часть, в которую попал служить Авдеев по призыву, готовила специалистов связи целенаправленно для Южной группы советских войск в Венгрии. В третьем взводе сразу два сержанта были дембелями, и Виктора оставили по окончанию учебки «замком» у своего взводного - капитана Платыцина, единственного офицера в роте, за плечами которого к началу 83-го было два года службы в Афганистане. На все расспросы курсантов об интересных случаях из боевого прошлого, взводный неизменно отвечал:
- У меня за два года в Афгане было два очень интересных случая: один - как-то я туда попал, и второй - как-то я оттуда вернулся.
Во взводе капитан с сержантом отлично ладили: к примеру, оба не могли понять, как это Юрий Ромашев в «Поединке» у Куприна умудрился во время прохождения строем – «завалить коробку»?! Ну, разве что специально, будучи завербованным японским шпионом, чтобы насолить боевому генералу Российской армии.
У них - в советских войсках таких проблем не было. Под строевую песню: «Маруся от счастья слезы льет», или «Отшумели песни нашего полка» Виктор всегда «на отлично» водил третий учебный взвод численностью сорок человек, чем немало радовал своего командира - «старого карьериста».
В конце 83-го вышел приказ « О прохождении срочной службы «подальше» от дома». Авдеев попал под приказ, сдал взвод своему другу Виктору Согрину и, попрощавшись с капитаном Платыциным, убыл в Тоцк под Рождество 1984-го года.
Он не особо грустил по этому поводу. Ему было смешно и удивительно, что судьба "закрутила такую спираль" с мужиками в их семье. Его дед по маминой линии Александр до поступления в Рязанское артиллеристское училище в 36-м году служил на Тоцком полигоне и рассказывал, что рядом с их батареей в лесу стояли немецкие подразделения хим. защиты, которые усердно тренировались под руководством наших инструкторов. Ни у кого из бойцов, служивших бок об бок с дедом, не было сомнения, что в скором будущем им придется встретиться в бою с этими дисциплинированными и улыбчивыми ребятами с ранцами огнеметов за спиной.
Теперь от леса ничего не осталось, вокруг была бескрайняя степь со знаменитым ориентиром на военных картах - "Одинокое дерево". В чистом поле стоял нацеленный в небо огромный ствол дуба. Его ветви «унесло ветром времени» - взрывной волной от ядерного взрыва во время учений в сентябре 1954 года. Мертвое тело дерева, насмерть вцепившись корнями в изуродованную землю, так и остался стоять немым укором всем здравствующим командирам и начальникам, а заодно - их личному составу.
15 мая в год сорокалетия Великой Победы, дослужив «у дуба» положенный срок, Виктор ушел «на дембель» (был уволен со срочной службы, последняя демобилизация в Советском Союзе была объявлена после окончания второй мировой войны). А в июле 1985 года снова «надел сапоги» уже курсантом и командиром языковой группы фарси, преобразованную в конце сентября в первую ускоренную группу по подготовке переводчиков языка пушту.
По окончании десятимесячных ускоренных офицерских курсов судьба забросила Виктора в Нангархарский батальон, в 3-ю роту специального назначения. Здесь у замполитов были другие проблемы.
Теперь, в глубине души, Авдеев со смехом и, даже, с благодарностью вспоминал подполковника Любушина за его «своевременное вмешательство» в судьбу сержанта. Оба добились своего.