посвящается Наталье Гоман, милой и очаровательной...
Проходя мимо окна, я увидел её: она стояла, опустив глаза вниз, и ни о чём не думала. Девушка была очень худа, её плечи напоминали углы двери, и твёрдые на вид соски выдавались вперёд, обозначая собою места, где должны быть две груди.
Она стояла напротив окна, между стеной и панцирной кроватью, которая постоянно поскрипывала, когда на неё взбирался серый в полоску кот, лениво усаживаясь, и глядя сосредоточенно на спину девушки, в область позвоночника между лопаток. Ветер, врывающийся через открытую форточку – постоянно раскачивал зверька, который то и дело срывался вниз – на пол, и потом водружал себя вновь на кровать, всё так же качаясь под порывами сквозняка. Полупрозрачное тело котa едва держалось на лапах, но цепкие когти не давали сорваться; и, тем не менее, сила ветра брала своё, и животное повторяло свой путь, мягко опускаясь на пол, а потом, воспарив – призрак снова оказывался на скрипящей кровати.
Я подошёл к тонкой блондинке, обнял её за угловатые плечи. Она сразу не отреагировала, но вскоре слегка повернула ко мне голову, и по её щеке покатилась капля воды, стремительно снизошедшей сверху – от протекающего потолка. Был дождь, но сквозь стёкла окна, подёрнутые серой поволокой и забранные ажурной решёткой – просачивались робко лучи Солнца, такие редкие в этой комнате, и в здании – вообще.
Занавески на входе раздвинулись, и в проёме появился дюжий молодец в белом халате. Он едва махнул рукой в знак приветствия, и пригласил блондинку следовать за ней, поднимая с облезлого и грязно-зелёного пола выпавший листок из папки с личным делом.
Я пошёл следом за ней, и вскоре мы минули отделение, корпус и, пройдя недолго по двору печального учреждения – оказались по другую сторону строения, где могучий её сопровождающий вручил папку женщине, сидевшей за столом и о чём-то переговаривающейся по телефону. Пожалев девушку в том, что она тут – больше года, дама заполнила некие строки на бланках, пожелала ей удачи и убрала документы в несгораемый шкаф.
Когда мы трое вышли на улицу – тощая блондинка отчаянно замахала руками, глядя с мольбой в глаза сопровождающему. Тот ухмыльнулся, плотоядным взглядом одарил девушку и, махнув рукой в сторону отделения – пошёл туда. Блондинка, не мешкая – поспешила вслед за ним.
Молодец бросил ей охапку одежды, и она её поймала, прижав к своей худосочной груди. Мужчина не уходил, пристально глядя сальным взглядом на девушку. Она, в свою очередь – покраснела и, выжидая – с просьбой во взгляде смотрела на него. Её короткие, неухоженные волосы иглами ежа топорщились в разные стороны; тонкая и бледная сутулая фигура выказывала всю боль, перенесшую за время пребывания в грустном доме, и худые руки её прижимали ко впалой груди одежду, превратившуюся от неиспользования за полтора года - в банальную кучку тряпья; того жалкого, потерявшего свой некогда былой лоск – тряпья, составлявшего всё состояние измождённой лечением молодой женщины.
Глядя на жалкого вида и беззащитное существо, стоящее перед ним – мужчина всё же сжалился; смущённо покашляв в молотоподобный кулак, он повернулся, и вышел из маленького помещения, отчего в нём появилось чувство простора, как если бы слон покинул кухню малогабаритной квартиры.
Девушка неспешно сбросила с себя неопределённого вида и формы одежду, которую и одеждой-то было сложно назвать. Потом, оставшись совсем нагой – она посмотрела на себя от груди и до кончиков пальцев ног: некогда цветущее, молодое тело сейчас представляло из себя жалкое зрелище: и без того маленькие груди – стали ещё меньше, рёбра видны более отчётливо, ниже впалого живота стали уже проглядывать тазовые кости, а ноги и руки представляли из себя палки, переплетённые исхудалыми мышцами и, чтобы хотя бы как-то скрыть это гнетущее душу зрелище – всё было покрыто бледной кожей с серым оттенком.
Не в силах уже находиться в доме печали, девушка быстро надела на себя её обычную одежду, и уверенной походкой вышла из помещения. Мужчина-сопровождающий с нескрываемым восхищением посмотрел на мгновенно преобразившуюся подопечную: хотя она была по-прежнему очень худа, без косметики, неопрятного вида и с всклокоченными волосами – в нормальной одежде она стала намного привлекательнее; xотя алый свитер, висящий уже несколько мешковато, слегка битые молью синие джинсы и мятые кроссовки не красили девушку, но всё же она выглядела намного лучше, нежели в тех обносках, что были на ней полтора года, и которые привык видеть на молодой женщине мужчина.
Покинув территорию гнетущего учреждения, она посмотрела по сторонам. Всё было так же, как и полтора года назад, но ей казалось – мир вокруг неё поменялся. Серые с чёрным свинцовые тучи, заслонившие собой Солнце – грозно возвышались над беспокойным городом, который наполняли своими телами автомобили, люди, животные, здания и растения. Всё было в движении и мелькало, кто-то куда ехал и спешил мимо девушки, не обращая на неё ни малейшего внимания; но вот какой-то малыш на маленьком велосипеде остановился, внимательно посмотрел на неё. В руке он держал леденец и, отведя его в сторону – своими большими и полными добра глазами внимательно посмотрел на молодую женщину, так странно и даже несколько жутко выглядевшую рядом с воротами какого-то нехорошего дома. Задержался ребёнок на миг, и укатил дальше, но этого девушке хватило, чтобы подробно рассмотреть мальчика, и потом она ещё долго смотрела на удаляющуюся фигурку, неспешно катящуюся на велосипеде по своим незатейливых делам.
Памятуя о леденце, она сглотнула слюну, и полезла в карманы штанов. Кисти рук свободно погрузились в карманы, но ничего там не нашли, кроме двух крупных монет. Я догадался, что она этому сейчас обрадовалась, но вмешиваться не стал, и незримо сидел перед ней на корточках, глядя – как из недр одежды появляются руки, и в одной из них – две крупные монеты по сто тенге каждая. В её глазах слабо блеснули искры радости, и она стала быстро запускать руки в другие карманы, вынимая их оттуда и разглядывая – что в них. В итоге она обнаружила смятый обрывок билета в театр, какая-то испорченная влагой картонная карточка, семнадцать монет разного номинала и маленькую фотографию… самой себя. Девушка понимала, что в этот момент её внешность далека от той, что на фото, но всё же – это была тоже она.
Блондинка села на корточки, спиной прижалась к воротам и, закрыв лицо руками – тихо заплакала. Она заплакала, впервые за полтора года… женщина не знала – кто она, и куда ей идти.
Моё сердце сжалось, в мою душу закралась боль за этого человека, и я обнял женщину. Конечно же, она это не ощутила телом, но почувствовала сердцем, душой – девушка внезапно прекратила плакать, растерянно оглянулась по сторонам; потом, рассовав обратно по карманам всё своё нехитрое состояние – она быстро встала, и пошла – куда глядят её глаза. Но, пройдя через несколько часов город и достигнув его противоположной окраины – блондинка вспомнила, что хочет есть. Посмотрев по сторонам, она увидела маленький облезлый киоск, со стороны которого доносился аромат свежеприготовленной самсы. Усталo подошедши к нему, она посмотрела сквозь стекло витрины, и заметила настороженный взгляд продавца, которому не понравился вид неопрятной и плохо одетой молодой особы, так жадно вглядывающейся в нехитрую снедь, выставленную на прилавки.
Когда он недружелюбно спросил – чего ей надо, девушка спешно запустила руку в карман, и вынула оттуда все монеты, которые были при ней. Она старалась отсчитать нужную ей сумму, но мозг, забитый транквилизаторами и ещё не пришедший в своё рабочее состояние – отказывался работать. Она судорожно старалась вспомнить правила счёта, но не могла, и тогда ей предложил помощь стоящий рядом парень. Блондинка, уже смутно что-то соображая – протянула руку и высыпала всю мелочь в ладонь парню. Потом, собравшись с мыслями – повернула голову, стараясь разглядеть его лицо и поблагодарить, как тот, грубо толкнув её – стремглав понёсся прочь от киоска.
Продавец что-то зычно крикнул ему вдогонку и, высунувшись в окошко – посмотрел на девушку. Она уже не могла стоять, а присела, облокотилась спиной к стенке киоска под его витриной, и заплакала. Мужчина охнул, выскочил из будки и, подбежав – взял на руки несчастную, понёс в ларёк и усадил на невысокий стул в углу. Что-то приговаривая на своём языке, взял поспешно с подноса ещё горячую самсу, достал из холодильника банку «Пепси»; открыл её, сунул в руки девушке. Та робко приняла угощение и, периодически вытирая выступающие слёзы – принялась кушать.
Я тем временем, дабы не мешать сему действу, собственно – это невозможно мне сделать физически, проник в ларёк через окошко и, усевшись рядом с простенького вида кассой – поджал к себе колени, и смотрел на блондинку, всё больше и больше проникаясь к ней симпатией и участием к её дальнейшей судьбе. Мне было ни сколько жаль её – сколько меня интересовала её дальнейшая жизнь.
Продавец продолжал свою работу, изредка поглядывая на незнакомку; перекидывался словами с постоянными покупателями, пространно отвечал на их вопросы о девушке; покупатели смотрели на неё, а потом, получив горячие пирожки, уходили восвояси, мгновенно забыв о человеке, попавшем в сложную ситуацию. Но сам хозяин ларька о ней не забывал ни на минуту, решая – чем он может помочь девушке.
Уже изрядно стемнело. Продавец, взглянув на часы – посмотрел на женщину, и объяснив, что не может взять её к себе домой по причине большой семьи – предложил на ночь закрыть незнакомку в ларьке. Представив ночь в замкнутом помещении, женщина воспротивилась, часто замахав руками и, в знак благодарности коротко ткнув лбом в грудь мужчину – открыла дверь, и вышла. Продавец коротко окликнул её, потом в пакет аккуратно сложил снедь и бутылку воды; не терпящим возражения тоном вручил ей, и когда женщина скрылась во тьме позднего вечера – попросил Аллаха, чтобы всё у этой странной незнакомки сложилось хорошо.
Окраина небольшого провинциального города погружалась во мрак, и когда погасла лампа над ларьком – всё окончательно померкло.
Наутро, мучаясь желудком от несварения, девушка стала понимать, что всё же зря она наелась на ночь сытной и жареной пищей, от которой её организм отвык за время пребывания в печальном доме. Благо, что никаких домов рядом не было, и она могла, не скрывая, справить все естественные потребности, очищая организм от ненужного. Потом, выпив немного воды, она поняла – всё же чувство голода прошло, и мысленно уже в который раз поблагодарила хозяина ларька, щедро её угостившего. Заглянув в пакет, она учуяла запах самсы, и её снова потянуло тошнить, но всё же она легко сдержалась и, умывшись в рядом протекающем ручье, села на траву, и стала решать – как ей дальше жить. Порылась тщательно в карманах свитера и джинс; даже сняла грязные кроссовки и заглянула внутрь, вынув стельки. Ничего более нет, всё то же – отсутствуют теперь только деньги… Блондинка откинула голову назад, и затылком почувствовала кору дерева.
Я погладил её по щеке, спускаясь всё ниже, дотрагиваясь до выступов её костей под кожей: угловатые скулы, шея, ключицы… всё это мне казалось таким манящим, чарующим и до жара в груди напоминало тело, в котором завершились физиобиологические процессы, и только тепло под пальцами моими давало понять, что рядом со мной – живой человек, из плоти и крови. Конечно, блондинка не была похожа на узников концлагерей, но некачественное и нерегулярное питание внесло свою лепту, и к этому ещё добавилось действие транквилизаторов, коими насыщали молодой и некогда цветущий организм служащие печального учреждения.
Я смотрел на неё, и мне было приятно видеть её впалые щёки, едва заметную грудь и провалившийся живот, покрытый несвежего вида алым свитером, который двигался в такт слабому дыханию его обладательницы. Джинсы, некогда сидевшие на девушке в самую пору – уже не могли этим похвастаться, и измятыми трубами закрывали таз и ноги, которые были очень худыми, но всё же крепкими. Довершали весь этот печальный одёжный ансамбль кроссовки; белые, грязные кроссовки, которые, казалось, были все эти полтора года сдавлены чем-то мягким и тяжёлым, и представляли собой собрание трещин, потёртостей и складок.
Я старался, по своему обыкновению, уловить от блондинки тот нежный женский запах, который привлекает мужчин, но от девушки неожиданно пахло больницей – лёгкая и отчётливая примесь хлорки, застоялой мочи и лекарств. Впрочем, человек, долго потребляющий лекарства – ими же и пахнет, как пахнет и моча, выделяемая им.
По животному раздув ноздри – я стал впитывать этот запах, всё больше его вгоняя в себя, в свои лёгкие, и кровью разнося по всему телу. Я, как бы вникая в учебный материал – начинал понимать сущность жизни, бытия и определять своё сознание, как временное явление, одновременно чувствуя эту женщину. Я наполнял этим запахом каждую клетку, каждый атом своего призрачного тела, и становился – самой этой женщиной, её сущностью, всё глубже и дальше проникая в её сущность.
А она уже стояла под этим деревом, и плохо понимала – что с ней происходит. Мне доставляло удовольствие через запах впитывать её в себя, и в итоге – я слился с ней, что доставило женщине чувство блаженства во всём теле и душе, когда мир кажется красочным, ярким, полным покоя, добра и изобилия.
Молодая женщина открыла глаза, посмотрела по сторонам, и в этот момент мне стало тесно в её сущности, её истинное жизнелюбие стало возрастать изнутри – и я выпрыгнул из тщедушного тела, с разбега пробежав до ручья и упав в него. Потом, незримо стряхнув с себя воду – я вернулся к блондинке, и заглянул в её глаза: скорбь, на место которой постепенно становится радость. По виду нельзя было сказать, что женщина – меняется, но я знал – к ней, с упорством танка, возвращается жизнелюбие, разум, и… рождается надежда… Серое, свинцовое небо было тем же, вдали чернел остов гниющего корпуса бронетранспортёра, и ручей отражал чёрные тучи; девушка выглядела так же мрачно и жалко, но в её глазах уже зарождалось пламя чувств и буйство эмоций.
Она стояла, глядя на траву у своих ног, и её руки с безобразной формой ногтями охватывали локти. Так же - сутулая, она мелко тряслась и тихонько стучала зубами – ей было холодно. Я подошёл к ней ближе, мягко обхватил руками углы её плеч, и аккуратно поцеловал в губы. Почувствовав её напряжение и бегающий в недоумении взгляд – погладил её живот, и опустил руку ниже, едва касаясь одежды. Она несколько расслабилась, прикрыла глаза и её бескровные ниточки-губы стали едва заметно краснеть, набухать, а потом рот приоткрылся, и блондинка издала тихий, короткий стон… Я стал ласкать её активнее, радуясь – что через завесу нейролептиков у неё просыпается чувственность, и с каждым поглаживанием сильнее нажимал ей на низ живота. Блондинка слегка расставила ноги, прижалась спиной к дереву и откинула голову назад, продолжая постанывать и уже окончательно расслабившись. Вдруг она резко выгнулась дугой, одновременно с этим всхлипнув, и обмякла, с тихим стоном спиной сползая вниз по стволу ясеня. Сев на траву, и не открывая глаз - девушка обняла дерево, и так сидела минут десять, всё ещё держа в себе давно уже не переживаемые приятные чувства, и наслаждаясь ими ещё и ещё.
Мне приятно было глядеть на эту неопрятную, измождённую женщину, сидящую на загаженной мусором траве, и так же приятно было осознавать, что она пробуждается к жизни. К той жизни, которой она жила когда-то. Думая про неё, про пробуждаемые мною в ней ощущения, я и сам с удивлением обнаружил, что со мной что-то тоже происходит, но что именно – я не мог пока понять.
Так, думая каждый о своём – мы сидели в тени ясеня. Потом девушка резко встала, быстро засунула руку в карман, и вынула оттуда ту картонную карточку, с размытым водой шрифтом. Долго она пыталась понять – что же там написано, и вскоре ценой больших, для ещё не окрепшего мозга, усилий – она разобрала надпись: там было от руки написано название некоего фитнесс-клуба, и имя с должностью - «Инга, фитнесс-инструктор»; всё, больше ничего не удалось разобрать, но молодой женщине этого уже было достаточно.
Красивая, грациозная девушка походкой львицы расхаживала по тренажёрному залу, и давала указания занимающимся клиентам. Потом, бросив взгляд на настенные часы – похлопала в ладоши и, громко сообщив об окончании занятий на сегодняшний день – поспешила в душ, но до него она не дошла, так как её окликнул охранник, и сообщил о странной визитёрше в фойе. Немного раздражённая, девушка прошла вниз, и увидела неопрятную женщину. Та, завидев инструктора – попыталась к ней подойти, но её остановил охранник. Зарыдав, девушка в грязном алом свитере стала звать инструктора по имени, и выронила маленькую фотографию. Почувствовав что-то, женщинa-инструктор одёрнула громилу, и подняла фото; посмотрела на него… потом – на плачущую женщину… снова на фотографию и, прикрыв рукой рот, с крайним удивлением в голосе сказала:
- Маргарита – ты?
- Да, дела-а-а… - протянула Инга, когда подруги на маленькой кухне пили чай в её квартире.
- Я не могу ещё хорошо говорить и быстро соображать, но всё понимаю, - быстро поедая очень вкусный и свежеприготовленный салат, с набитым ртом медленно сказала Маргарита.
- И ты вот, когда приехала сюда – просто шла пешком с вокзала ко мне, и потеряла сознание, да?
- Ну, да… Я сама помню только, что уже в дурке оказалась. Что я, где я и кто я – вот меня это мучило полтора этих долбанных года. Я же тебе… - Маргарита остановилась, чтобы передохнуть – её речь ещё не полностью восстановилась, - я же тебе, балда я такая, никаких контактов своих в Кустанае не дала – ты только мою учётку в соцсети знала, и то – я недавно там зарегалась, и с тобой первой общаться стала. Ну, и ни с кем больше.
- Ну, слава Богу – я твои имя-фамилию знаю, в Кустанай ментам я позвонила, скан с твоего фото им скинула – ищут теперь твоих родных.
- Вот и съездила я к тебе в гости, моя виртуальная подруга; вот и поработали на пару в фитнесе твоём, блин!
- Да ладно, не ссы, – наш уговор насчёт совместного зала – в силе. Я, как видишь – уже более-менее раскрутилась, а вдвоём – дело быстрее пойдёт, да и веселее.
Тут Маргарита положила руки на стол, уткнулась в них лицом, и горько зарыдала.
- А-а-а… как мне страшно бы-ы-ыло-о-о! Я думала, что умру-у-у та-а-ам! А-а-а!!! Мне так плохо было та-а-ам! – всхлипывая, плакала девушка.
- Ну, всё, всё… всё позади, всё хорошо… сумела ты обмануть этих врачей, свалила оттуда – и уже хорошо, главное – всё хорошее у тебя впереди, и родных ты встретишь – они же тебя ждут, - успокаивала подругу Инга, обнимая её и поглаживая уже аккуратно уложенные светлые волосы.
- Девушка, а вы меня не помните, я думаю? – я подошёл к Маргарите с огромным букетом роз.
- Нет… - неуверенно ответила молодая женщина.
- Возьмите букет, он – для вас! – я протянул цветы девушке, потом подошёл к ней ближе, мягко обхватил руками углы её плеч, и аккуратно поцеловал в губы.
Она отпрянула, но потом заглянула мне в глаза.
- Это… ты? – на её глазах выступили слёзы.
- Да… - моё лицо осветила улыбка, - во плоти и крови, - сказал я, взял её за руку, и мы пошли вдоль проспекта, светясь и наслаждаясь радостью нашей встречи.
Серые с чёрным свинцовые тучи, заслонившие собой Солнце – грозно возвышались над беспокойным городом, который наполняли своими телами автомобили, люди, животные, здания и растения. Всё было в движении и мелькало, кто-то куда ехал и спешил мимо, не обращая на нас ни малейшего внимания.
Астана, 27.05.15
Музыка: MGR