Этот случай произошёл на заре нашего приобщения к клиросному пению, когда мы только разучивали тропарные гласы.
– Значит так, мои дорогие. Поработали вы сегодня плодотворно, молодцы! Этот глас выучили, закрепляем. Поём на него подряд несколько тропарей… так, сейчас посмотрим… – Елена Алексеевна внимательно вгляделась в распечатку очередной службы. – Вот, поём этот, этот и этот – она ткнула пальцем в выбранные тексты. – Сначала медленно.
Елена Алексеевна дала тон и все дружно, выстроившись перед лежащей на пюпитре книге начали…
Хорошо вступив, внимательно вглядываясь в указанные строчки, все старались одновременно следить за руками регента, в соответствии с которыми, выразительно и пропели один тропарь. Концовка, которую все дружно, по руке регента исполнили, оказалась такой:
…два-а-а-а-жды.
С чувством не глубокого, но всё же, удовлетворения все выдохнули (спели, в общем-то, не плохо). В ожидании новых указаний, все посмотрели на регента, но в этот момент, стоявший ближе всех к тексту певчий начал смеяться. Потом он указал на что-то Елене Алексеевне. Та, переведя взгляд в указанное место, вдруг упёрлась лбом в лежавшие на пюпитре руки, и также оказалась сражённой наповал объявшим её смехом.
На недоумённые вопросы остальных клирошан, ещё не приобщившихся к причине внезапного веселья, двое смеявшихся, сквозь слёзы, наперебой объяснили, что заключительное, выразительно спетое всеми нами слово, было техническим указанием, и не должно было озвучиваться вообще!
То ли из-за усталости (собирались вечером, после работы), то ли в творческом порыве спеть любой написанный текст (хотя бы и газетный!) на выученный мотив, мы все, единодушно, присовокупили стоявшее в скобочках указание спеть тропарь дважды к самому тексту тропаря! Поняв это, все также грохнули смехом.
– Вот, поэтому теперь, помимо правильного пения, мы ещё будем задумываться и о смысле того, что поём! – сказала наша руководительница, когда все успокоились.
И благодаря случившемуся, все как-то органично это усвоили.