Огонь поэзии сжигает изнутри.
Как сладко, как чувственно поэтический огонь, разгораясь в горне внутреннего демиурга, почти внезапно начинает преобразовывать окружающую действительность. Миг и слова, поначалу казавшиеся лишёнными всякого смысла, начинают как-то изменяться. Какой-то отдалённый и ещё слабо различимый и едва улавливаемый смысл начинает проявляться на самой границе осознания.
Сознание изо всех сил пытается схватить его, закабалить, переделать по собственному образцу затолкав в рамки своего понимания того какой должна быть окружающая его реальность, но у него ничего не выходит.
Реальность рвётся по проблемным швам.
И вдруг взгляд будто бы случайно вознесённый в этот момент к небу замечает в нём изменения, происходящие в полном соответствии с изменениями произошедшими внутри. Небо как бы осветляется, становится глубже и цвета его насыщеннее, такой покой, такое замирание и трепетность вдруг обозначают своё наличие в нём, что постепенно осознаёшь всю глупость своих попыток обдумать всё это.
Возникает непреодолимое желание отдаться во власть этого энергетического потока так, чтобы он унёс тебя в совершенно неизведанные пространства, где всё наличествует благодаря своему отсутствию.
И созерцатель говорит: смотри.
А облака к этому времени уже напитавшиеся дождевой сумеречной тяжестью начинают свой парад зримого вдохновения. Слоями, затемнениями, уровнями освещённости, проблесками солнечного света и разного рода фигурами они воплощают в небе грандиозный спектакль бытия.
В чём смысл его? И кто ещё мог зреть и оценить всё это великолепие не будь сейчас здесь моего сознания способного всё это так воспринимать? В чём смысл слов обо всём этом если любые мои слова это всего лишь символы, довольно поверхностно описывающие то, что происходит на самом деле?
Нет ответа на эти вопросы, да и не нужен здесь никакой ответ, потому что истинное созерцание не требует тотального осмысления, а подлинное осознание часто осуществляется с участием мышления лишь с тем уровнем его напряжённости, который не позволяет ему подавлять эмоции, глубинные ощущения и предвосхищающие переживания.
Потому мудрецы и говорят: смотрящий и видящий, как и слушающий и слышащий это не одно и то же. Но тот, кто уже понимает, как и почему это происходит именно так, а не иначе уже сумел увидеть в своей жизни то, для чего он погружался в её недра.
Не верь своим глазам, ушам…
Огненный ветер поэтического экстаза черпает свою энергию из глубин человеческого духа, но человеческий дух это явление не абсолютно абстрактное, совершенно оторванное от повседневности это явление, соприкасающееся с повседневностью в самых основах бытия так, что является по своей сути её творцом. Позволяя душе интерпретировать по-разному для своего понимания его природу с частыми искажениями, сам дух при этом остаётся совершенно независимым от этих искажений. Он всё время пребывает одновременно внутри и вне бытия, являя собою бытие совсем иное находящееся на порядок выше бытия обыденного.
Поэтому любые попытки наших органов чувств, при помощи которых мы воспринимаем этот мир не в состоянии дать нам возможность адекватной оценки того что это такое это иное бытие. Но сладкий нектар поэзии, тем не менее, даёт нам возможность хоть на мгновение соприкоснуться с нею. Но способным на это оказывается только тот, кто уже научился не верить своим глазам и ушам.
Так пусть же несётся эта незамысловатая песнь по отрогам четырёхмерного пространства-времени возвышающегося своими жесткими законами подобно неприступным горам. Пусть она отзывается в колебании высоких трав и густых лесов, несётся над поверхностью безбрежных морей и пустынь, ибо понимающий видит, как чудесно и необъяснимо торжественно дух являет себя во всём этом.
Огонь поэзии сжигает изнутри,
Реальность рвётся по проблемным швам,
И созерцатель говорит: смотри
Не верь своим глазам, ушам.
26.05.15г.