Вчера все было еще возможно. Мне обещано одинокое июньское воскресенье, которое можно потратить бездумно и со вкусом. Много спать, побаловать себя хорошим кофе, понежить в ванне усталое, заброшенное тело, втереть в кожу смесь меда и сливок и провести остаток дня обнаженной, ибо это позволено тому у кого никого нет. Но ровно в половине седьмого биологические часы с навязчивой точностью тенькнули и я открыла глаза как заводная кукла, этакая престарелая Суок в софе- коробочке. Притворяться спящей далее не имело смысла и я отправилась дочитывать роман «Шипы и розы» под гудение канализационных труб. У меня клаустрофобия, дверь туалета остается открытой, вот потому-то я живу одна. Если причина кажется вам малоуважаемой и вы ждете жалоб на неудавшуюся жизнь, отвечу. У меня замечательная жизнь, я красива, здорова и независима и, знаете, у меня изжога от мужской любви. От их дерьмовой, щенячьей, копеечной любви, у меня катар желудка от немощной страсти, потных носков и мужской несостоятельности. Кроме того, они все страдают булимией .
Я была замужем. Десять лет принадлежала одному бюрократическому франкенштейну, который, заехав в наши дали на рыбалку так очаровался природой и девушками «а ля натюрель», что прихватил меня, семнадцатилетнюю, в качестве сувенира на память о кержаках, яликах, омулях и прочей байкальской экзотике. Ему было тридцать семь, он считался молодым и перспективным партаппаратчиком с тщательно отмытой биографией и я, как нельзя лучше, подходила на роль бессловесной наложницы влиятельного и очень занятого человека Однако, моя простодушно-размашистая натура, сильные мышцы и звучный голос — все что возбуждало обросшего номенклатурным жирком функционера на лоне природ, создало в городской квартире просто неприличный диссонанс. С этим нужно было что-то делать. Надо отдать должное, муж пигмалионил надо мной с упорством каменотеса и уже через год превратил длинную, мужиковатую деваху в высокую, спортивную, энергичную любимицу местного бомонда. В деревне меня учили не лгать, здесь таежная правда-матка сошла за циническую оригинальность, стоило лишь расцветить речь модными примочками, а учусь я быстро и с удовольствием. Но, боже, каково было бедной забайкальской Галатее, когда этот обольститель пастушек лепил меня по образу и подобию своему, отрывая клочками по живому все, что любила — искренность, радушие, веру мою наивную. Труднее всего было истребить материнский инстинкт. Пусть размножаются другие. Мы будем жить друг для друга. - говаривал муж, а я рыдала и нянчила кошек, но и те опротивели. Он высмеял маленькие иконы, подаренные мамой и мои представления о добром седобородом боге, принося в дом сочинения Конфуция, Ницше, «Махабхарату», пока в голове не сварилась и выкипела жуткая каша, оставив пустоту. Муж так добросовестно делал прививки ненависти к жизни, что ничего не оставалось как влюбиться в себя, дорогую. Просто из самосохранения. Я поступила и окончила институт, получив редкую специальность архивариуса. И тут мужа перевели в Москву. Он чуть было не сошел с ума, когда я категорически отказалась ехать с ним вместе: это могло сломать карьеру. Но он устоял, а я осталась и теперь одна и счастлива от того, что никто не смеет заставить меня ощущать собственную неполноценность, указывая, когда мне пора принять душ, как следует ставить ударение в слове «маркер» и где я, черт возьми, могу развесит для сушки свои трусики.
За пять последних лет я выковала великолепные доспехи, но...Видели как нежна мидия под твердой корой? У меня есть подруга — дорогая, нелепая Полька, моя мидия без скорлупы. Она обязательно придет сегодня. Не знаю, что на сей раз скажет это эфирное создание, какую причину придумает, чтобы объяснит свой визит; я с удовольствием послушаю, высоко подняв бровь, обниму ее мягкие, узкие плечи и втащу внутрь квартиры. Все, Полька, на целый день ты моя. Будем сидеть на маленькой кухне, где от тебя становится розово и пахнет карамелью. Выпьем кофе, покурим и заговорим нашу жизнь, будь она неладна. Тихо скрипнула дверь. Я вскочила, выглянула в коридор и чуть не рухнула. Из темноты расширившимися от ужаса глазами в странном полупоклоне на меня глядела обнаженная женщина. Черт! Когда же я привыкну к трюмо? На кухне никого нет, ветер треплет занавеску, а на несмазанных петлях, постанывая, качается дверь.
Как долго нет Полины. Пепельница наполнилась до краев, и я подумывала о том, чтобы сбежать на улицу. Невозможно терпеть угрожающую монотонность краснокирпичной стены дома, который загораживает от меня весь остальной мир, из какого окна ни глянь. Но, едва застегнула последнюю кнопку облегающего джинсового халата, грянул звонок, и я распахнула дверь раньше, чем Полина сняла палец с кнопки. Она была не одна. Притащить с улицы драную кошку или собаку — это очень в характере Польки. Порода пса, который на сей раз стоял с ней рядом сомнений не вызывала - «перпетуум кобеле», и это было странно и не похоже на мою подругу. Она частенько бывала влюблена, однако, вульгарный дубликат Еременко-младшего совсем не Полькин тип. Насколько я успела понять, ее всегда влекло к блаженным.Она и сама была из них. Полинка на тоненьких каблучках почти не касалась земли. Глаза к небу, кудри по ветру, в руках трепаный томик Цветаевой. Разумеется к ней вечно вязались убогие. Гроздьями липли непризнанные гении в латаных брючках Глядишь, поэта голодного за собой ведет. Народ по сути безвредный, хотя и забубенный. Моя кухня иногда превращалась в благотворительную столовую для нищей богемы. Я находила это забавным, выкладывая перед Полькиными братьями по разуму все чем богата: сыр, масло, чай с сахаром. Они ели и глупели, прекращая потихоньку процесс духовного поиска и начинали озираться в поисках сигарет. Давайте, девчонки, покурим, что ли! - в отчаянии воскликнул последний из Полькиных избранников. Я демонстративно зевнула, полагая это достаточным изъявлением всей меры моего презрения к побирающимся бардам, но заметила как Полина роется в сумочке, доставая оттуда последние две сигаретки. Послушай, дитя любви несчастной, - прошипела я Полькиному стихоплету. Ведь я не возражала против того , чтобы твои несвежие штаны пачкали мой диван. Я даже дам себе труд продезинфицировать стакан, из которого ты пил, но ответь-ка, чем это я провинилась, что к моему порогу ползут слизняки, не способные заработать даже на сигареты? Я не к вам пришел. - пролепетал поэт. Брысь отсюда! Он заметил сжатый кулак моей не слишком женской руки и потопал к двери. Полька молчала и дрожала подбородком, а когда он вышел, пропищала: «Я дура по -твоему? И мои друзья для тебя просто ничтожества. Овца...с кудряшками? Так ты меня называла? Так ты меня называла? Поля, Полечка! Я не хотела тебя обидеть, он же хлам! И ты не овца, а белый барашек; это не одно и то же. Но Полька все дулась, и как мне было объяснить ,что хочу ей добра, что боюсь за нее — такую глупенькую и хрупкую.
Мне тридцать два, а Польке двадцать семь. Она младше на пять лет и ниже на пятнадцать сантиметров. Полька похожа на свежую буханку ситного, ассиметрично перетянутую лаковым поясом так что вверху остались небольшие выпуклости и округлые руки, а внизу - пышная попка-подушка и гладкие ножки. Вся эта прелесть украшена в изобилии рюшами, бантами, брошками и сережками. Волосы у Польки слабые, цвета сухой травы, а глаза — прозрачные. Иногда похожие на стаканчики кипяченой воды, иногда ледяные. И в такие минуты Польку надо отогревать, иначе промерзнет до дна и погибнет. Слышишь, барашек белый, ведь съедят тебя волки, если не заступлюсь... Где ты видишь волков? - с неожиданным жаром ответила Полька. Если хочешь знать, я замуж хочу. И я не виновата, что тебе только волки встречались. Ох, если бы! Одни шакалы. - горько усмехнулась я. 3
У входной двери один из представителей серого братства улыбался, обнажив белые зубы. Здрасьте! Мы к вам. Он приобнял Полькины плечи, словно привел ее мне для знакомства, так что я здорово хотела нахамить, но посмотрела на Польку и передумала. Ее умоляющее личико пылало розанами, она дышала как после бега, высоко и часто поднимая грудки. В руке Полька держала свой башмак Другой раскачивался на согнутом пальце ее кавалера. Полька опустила глаза и жалобно посмотрела на новые, но изодранные колготки. Она шла пешком по камням и острому щебню, ей, должно быть, очень холодно стоять вот так , на выщербленном граните пола. Заходи скорей. - в нетерпении пригласила я Польку. Ухарь вошел следом, и я заметила, как Полька, проходя в ванную, боковым зрением удерживала входную дверь и вздохнула, убедившись, что ее спутник здесь. Вы одна живете? Обычно, да. - я наблюдала, как обходит он взглядом квартиру, прикладывая собственный аршин к моим стенам, мебели, китайскому полотенцу, висевшему на двери гардероба, сервизу «Мадонна», подвескам люстры и , наконец, к моей персоне. Голубые шарики прокатились снизу вверх, скользя по длинным загорелым ногам, заклепкам халата, кожаному лейблу на груди. Я увидела маленькие язычки пламени, которые, вспыхнув, тут же погасли, едва мужчина натолкнулся на мой взгляд. Мы стояли напротив рослые, широкоплечие, глядя глаза в глаза. Он не выдержал первым, обмяк и плюхнулся в кресло. Где же Поля? - выдохнул он. Тут открылась дверь ванной и явилась умытая, кончик носа блестит Полинка. Вы еще не познакомились? Это моя лучшая подруга Марина. - прижалась Полька холодной щекой к моему плечу. - А это Анатолий. Ну, конечно, его должны были звать именно так, хотя, в принципе , я допускаю и Вовочку. Ах, Тооолик! - протянула я. Очень, очень приятно. Он поерзал в кресле и прогудел: « А у вас курить можно?» Ах, конечно, Толик! У нас все можно. Часто ли одиноким женщинам выпадает радость принимать у себя в доме мужчину? Вот пепельница, хотя, можно и на пол, я уберу. Полька таращилась на меня недоуменно и обижено. Я ткнула ее локтем и пошла варить кофе. Да, сказала я себе. Это не шутки. От парня исходил здоровый жеребячий дух. Само по себе неплохо, но если бы моя глупышка могла видеть до чего они не подходят друг другу, испугалась, пожалуй. Ей от фальшивой ноты становится дурно. Она — эстетка, так почему не видит целлулоидных глаз этого картонного дурилки? Знаете, как задний план в провинциальном театре. Подходишь, а за лицевой стеной дома — пустота. Кажется, я впервые видела Полину в таком состоянии. Она стояла рядом с ним, а ягодицы выпуклой попки, обтянутой узкой юбкой, нервически подергивались. Кажется, даже одежда на ней сокращалась как шкура животного. Из кухни я наблюдала трюмо, отражавшее часть комнаты. Толик сидел на прежнем месте и глядел снизу вверх в лицо Полины. Она стояла перед ним и, вероятно, что-то говорила. Слов я не слышала, да и не к чему, все равно это была брачная песня. Взмахи Полькиных рук, трепетание розовых воланов красноречиво рассказывали о том , что Полька пропадает и ей уже не помочь.
Полина зашла ко мне на работу, впустив ветер в открытую дверь. -Мариночка, - звенящим шепотом обратилась она ко мне. Я никогда не просила тебя об одолжении такого рода... Вчера приходил Толик, мы гуляли у моего дома. Знаешь, со мной невероятное что-то происходит. Было уже поздно, мы сидели в нашем скверике, и он целовал меня вот здесь — Полька указала пальцем на ложбинку у основания шеи. -Марина, я больше никогда не встречу такого мужчины. Он — единственный, ты понимаешь? У нас должно быть все. Я так решила. Словом, дай мне ключ. Она не была девственницей, потеряв невинность как-то нечаянно,, не ридавала этому обстоятельству ровно никакого значения. На моей памяти парочка поэтов могли похвастать тем, что Полина позволила им овладеть ею. Но и всего лишь. Она настолько отделена от собственной плоти, что вряд ли почувствовала малейшее волнение и в постели болтала об относительности мировосприятия. Я так думаю потому, что, рассказывая о встречах, Полька упоминала об Этом вскользь как о чем-то незначительном, что нарушало душевное равновесие разве возможностью «залететь». Полька была несовершенным устройством для проживания на планете, полной опасностей. О безопасном сексе Полька, конечно, слышала. Ключ всегда будет под ковриком, хотя, душа болит как представлю, что останешься в квартире одна с таким конем. Поляна, ты купила изделие номер два? Чего? - недоуменно открыла рот Полька. Презервативы, горе мое. И о чем только думаешь? Не.- Полька решительно затрясла кудряшками. Мне не надо.
Я поднималась по лестнице, волоча за собой тяжеленную сумку с картошкой. День выдался жаркий: тридцать градусов в тени, хочется дождя и в деревню. Но отпуск я уже отлежала; сначала на санаторной койке, затем дома и ничего не остается кроме как стоически переносить духоту городского смога. Десятикилограммовая сумка оттянула руку до самого пола, я остановилась, ухватившись за дрожащие перила, и тут же отпрянула — ограждение площадки едва держалось на согнутых и разорванных прутьях. Стены исписаны разнообразной похабщиной. Среди этой наскальной живописи есть и мое имя. « Марина — швабра». Я не стираю графически выраженное мнение подрастающего поколения. Значит, так и есть. Из распахнутой двери квартиры пахнуло мужским одеколоном, и мне почудилось на миг. Что я ошиблась и это не мой дом. Но в окне колыхалась знакомая штора, над головой плавали пластмассовые рыбки на тонких лесках — и я вошла. Мне было неуютно и раздражало что-то неосязаемое, возможно, запах. Они опять были здесь. Как вчера и неделю назад. Я теперь нечасто видела Полину. В прошлое воскресенье они пришли вдвоем. Сидели на кухне, взявшись за руки, а когда я попросила Польку помочь мне с обедом, она встала и двинулась к плите, а руки их не могли никак расцепиться, пока я не попросила довольно резко позволить мне пройти. Мне пришлось-таки пойти в кино в тот день, потому что Полька сидела с мутным взглядом, а ее возлюбленный Толик возил под столом по ее коленкам. Когда вернулась, столкнулась сними в прихожей. Полька охорашивалась , а Толик индифферентно взирал на нее, опершись о стену. Пропусти.- не слишком дружелюбно подвинула я Полинку, чтобы повесить сумочку на ее законное место. Мне пришлось чуть привстать на цыпочки и тут я почувствовала некое беспокойство в районе талии и ниже — услужливое зеркало отразило физиономию Толика, внимательно и серьезно рассматривавшего мою задницу. Я резко обернулась, нот на сей раз он не смутился, а уставился исподлобья в самую середину зрачков. Я коснулась Полькиного плеча. Останься. Ты не спешишь? Н-н-нет. То есть, да, конечно, я останусь. Тебе чай, кофе? - крикнула я уже из кухни. Но мне уже никто не ответил. Прихожая была пуста. Я распахнула дверь и услышала внизу сдавленный смех, быстрый топот острых Полькиных каблучков и тихий гул подъезда, где звучали-дрожали перила лестницы с рваными прутьями.
Я была одинока как дом в степи. Квартира — семнадцать шагов, прямой угол и .еще десять. В старой записной книжке бледные номера телефонов тех, кто когда -то прошел через мою жизнь. Полистала и отложила в сторону - никого из них не хотела бы встретить ни в коем случае. Среди прочих мелькнуло имя, вернуться памятью в прошлое. Пять лет назад, первая моя незамужняя вечеринка у случайных знакомых, восторженные глаза парня с цыганистым лицом. Он играет в футбол за наш «Металл». Или не играет? По крайней мере, еще в прошлом году его фамилия мелькала в спортивных обозрениях областной газеты. Я сидела на софе. Слева — корзина для бумаг. Сунув руку наугад в кипу шуршащих листов, вынула недельной давности номер, где на последней странице именно то, что могло бы заинтересовать — таблица с датами. Сегодня был очередной матч и начаться он должен через полчаса. Я шла на поводу случайностей. Надела яркий спортивный костюм и через пятнадцать минут была на стадионе. Мне досталось местечко под крышей, так что игровое поле словно на экране телевизора. Но парня с черным кудрявым чубом узнала сразу. Я смотрела только на него, а он, в красной майке, лихорадочно метался по зеленому пространству, отпрыгивая в сторону, меняя направление, сгибаясь и размахивая руками. Беззвучно и широко открывался его рот. Все было бессмысленно и смешно. В отсутствии в поле зрения мяча затея была и вовсе безумной. Пробравшись к выходу, села на трамвай и покатила по маршруту, грустно рассматривая с задней площадки вечерний город. Полинка ждала на кухне. Это тепло, исходящее от нее и чайника на плите, было так приятно, что я не смогла съязвить по поводу ее странного ухода в воскресенье. Она сама сказала без тени раскаянья: Марина, я не могла остаться, потому что Толик хотел уйти вдвоем. И все?! - я не могла поверить. Конечно. Он не хотел, чтобы я осталась. - радостно заключила Полька. Ты что, всегда делаешь то, что он хочет? Я ведь люблю его. - терпеливо и вкрадчиво объясняла Полька. -Как же иначе? Ну а ты сама чего-нибудь хочешь? Полинка засмеялась. Марина, тебе не понять. Я хочу выполнять его желания. Мои, значит, желания для тебя не в счет? Ты — моя подруга. - Полинка растерянно посмотрела на мое хмурое лицо и попросила: Не мучай меня. Ладно? А знаешь, -голос ее вновь зазвенел затаенной нежностью — Толик понимает, что тебе скучно одной и обещал найти тебе парня. Чья же это идея? Его. И моя. -поспешно добавила Полинка. Чуткие вы ребята. С вами не пропадешь. Сигарета обжигала пальцы и я швырнула ее в окно. Значит, говоришь, я у Толика твоего вызываю сочувствие...Ну, а к тебе-то он как? Хорошо. - бодро ответила Полинка. Когда свадьба? Марина, он младше меня на пять лет. Поэтому вряд ли. Я рожу ребенка от него, буду с ним, сколько Бог даст. Ты уверена, что тебе на роду написано быть страдалицей? Я и не страдаю. - она действительно меня не понимала. Я его люблю.
Парень сидел на моем диване и не поздоровался, когда я вошла. -Что ты здесь делаешь? Он поднялся и сделал шаг навстречу.
-Жду тебя. -Но зачем? Я взяла себя в руки и сказала голосом школьной учительницы: Слушаю внимательно. Марина... - он запнулся. Пауза вышла долгой, наполненной уличным шумом и пустотой. Я слушаю! - металлические ноты не давались мне и я напряглась, словно предстояло пережить боль. Не гони меня, Марина. А я и не гоню. Что ты хочешь мне сказать? У вас что-либо не в порядке? Я не об этом. Тогда не понимаю. - солгала я и покраснела, чего не случалось очень давно. Почувствовала жар пламенеющих щек и покраснела еще гуще. Тогда он подошел совсем близко, поднял руку, коснулся моего лица и, и я отступила. Все неправильно, Марина. Я понял, что встретил твою подругу только затем, чтобы прийти сюда. И давно ты это понял? С первой минуты. Но все само- собой складывалось не так. Она знает, что ты здесь? Да, я проводил ее и сказал, что мне нужно остаться. И она не возражала? Он покачал головой. Мне жаль. Кого? Полину? Она тебя любит, знаешь7 Зачем мне это знать? Я, конечно, чувствую ее привязанность, но мне нужна живая женщина, а не собачка. Голубые глаза смотрели с надеждой и нежностью. У него было совсем юное лицо. Вероятно, специально не брился, чтобы выглядеть старше. Запах того самого дорогого одеколона(Полькин подарок) исходил от пепельно - русых волос и пуловера. Должно быть. очень мягкого. Я коснулась его тайком и сказала громче, чем следует: Сколько тебе лет? Двадцать два. Это мало? Мне все равно. Ко мне это не имеет отношения. Правда? Ты не сможешь меня обмануть, потому что....Смотри. - он засмеялся. Ворсинки моего мохерового джемпера тянулись к нему, колыхаясь от легкого дуновения воздуха. Это просто глупости, - отчего-то рассердилась я, но он поймал мою руку, разглаживающую голубой пух на груди и прижал к губам. Давай посидим вдвоем на кухне. Сумбурные мысли посещали меня в продолжение этой беседы под зеленой лампой. Я хотела, чтобы мне стало стыдно, но было очень хорошо и спокойно. Я звала Полькин образ, он мелькал пунктиром и скрывался в путанице чувств. Как же так? - недоумевала я. Ведь я люблю Полинку. Я люблю Полинку? Что это значит? Я так стремилась к ней, мучилась, одинокая и покинутая, ревновала к этому самому парню. Да я просто преследовала ее. Но зачем? Что она могла мне дать? Чего я от нее хотела? И тут стало легко и смешно. Почему-то вспомнился поход на футбольный матч. Мои игры с Полькой без мяча так никчемны. Анатолий остался на ночь и это была восхитительная ночь. Я скажу ей, не сомневайся. - пообещал он. Я тоже. - все-таки меня точил червячок, надо было расставить все по местам и быть честной с той, которая долгие годы заполняла пустоту моей жизни. Я представила растерянный взгляд Полькиных прозрачных глаз и поежилась. Она расстроится. - по-детски выразила я свой страх. Ничего не поделаешь. - Толик улыбался весело и беспечно. Откуда ему было знать, что особенно следует бояться тому, кто еще не предан.
Мы виделись с Полькой в первый раз после того как стали соперницами. Она пришла одна, ждала своего возлюбленного и, похоже, ни о чем не подозревала, обращенная внутрь, растревоженная его долгим отсутствием. Следовало подойти к ней и резко, одним ударом разрушить шаткий треугольник. Но Полька висела в окне, нетерпеливо постукивая пяткой, а я описывала кривые вокруг пока не раздался звонок в дверь — он пришел. Я схватила плащ и вылетела из квартиры, оставив их разбираться в наших, теперь уже общих, запутанных отношениях. В гостях у одной из коллег, живущей в соседнем доме и несказанно удивившейся моему приходу, провела ровно два часа. Время, точное до минуты — на стене передо мною двигались стрелки старинных ходиков. Вокруг сновали детишки и чужой муж в семейных трусах. Его нимало не смущало мое присутствие. На своей территории он имел право осуществить мечту каждого мужчины и вести себя по-свински. Я поедала поданную мне выпечку машинально, не чувствуя вкуса и заметила легкое осуждение в глазах шестилетнего крохи — хозяйского сына, когда тарелка была пуста. Это тебе на шоколадку. - сунула я пятисотку в кулачок мальчугана, была прощена, надела плащ и , поблагодарив за угощение, решилась, наконец, идти. Первое, что бросилось в глаза, - разобранная постель. Его обнаженное тело темнело на белой простыни. Он элементарно дрых, к тому же, судя по запаху, был изрядно пьян. Я прошла на кухню, выкурила сигарету, затем вернулась, чтобы разбудить нашего с Полинкой любовничка. Он разул глаза, не понимая, видимо, кто стоит у кровати и вскочил, натягивая брюки. Вот, значит, как. - ярость так и брызнула из моих глаз, а он промямлил: Как-то само-собой.... Ну да. - согласилась я и вышла. Когда он появился на пороге маленькой кухни. Одетый и зализанный, я жевала котлету. Ты разочарованна? Жалеешь о том, что было? А что было? Ну, у нас..- не нашел он названия. Я бьюсь в истерике. - сказала я трагически, но ему что-то не верилось и хотелось, вероятно, поглядеть, как я плачу. Глупо, конечно... То, что было? Отчего же? Весьма качественный секс. Глупо любить тебя, но я не Полька, так что извини, сцены не будет. Это ты меня извини. Она такая чувствительная, я не мог..- в голосе наметилось дрожание. Кажется, не дождавшись истерики, он решил закатить ее сам. Я пойду. - неуверенно сообщил Толик Нет, не пойдешь. Я поднялась, приблизившись, и , вдруг, с силой сжала его горло, отчего он пошатнулся и подался назад. Не пойдешь. Дрянь! Тебе нравится нас дурачить? Нравится водить за нос Польку? Она ведь в самом деле влюблена в такого кретина. Я говорила гадости, проводя одной рукой по его щеке, а другой вцепившись в то, что там у него осталось после . Ты — дилдос безмозглый. Больше ни на что не годен. Правда? - ласково спросила я, впиваясь губами в его, мягкие, девичьи губы. - Ну, скажи « нет». Но он уже стонал и ахал, задирая мне юбку. Вот так. Умница. - похвалила я мальчика. У него, в самом деле, были выдающиеся способности, и я его ненавидела, а это очень сильное чувство. Теперь я скажу Польке все.
Он очень скоро меня утомил. Я не отношу себя к женщинам страстным, способная жить без постельной возни долго и без забот. В мужчине ценю интеллект, а сладкие мальчики всегда вызывали желание попить живой водички из источника настоящей мужской силы. Говорить с ним не о чем, он несет такой бред, что иногда хочется броситься вниз головой с балкона. Или увидеть Полину. Как же не хватает ее, человечка со святой свечой в сердце. Дорогая моя, приходи, но вместо нее на другом конце стола маячит чучело с куриными мозгами. Я его гоню, устала повторять свое «убирайся», но это его еще больше заводит и он старается изо всех сил..Полька покинула меня, променяв на Толика, хотя я, а не она с ним рядом. Вот такой парадокс. Поля — Полечка, где ты, барашек беленький? И я увидела ее .Она пришла. Я никогда не узнаю, зачем. В подъезде расхаживали туда и сюда какие-то люди. Они переговаривались негромко, а на лестничной клетке мерцала желтая лампочка. Мне пришлось пробираться на свой, последний этаж в полутьме, пробираясь через миллионы спин, задевая чьи-то холодные руки. Пустите.-шептала я. - Пустите. - говорила выше. Пустите! - уже кричала. И толпы не стало. Она лежала вниз головой, некрасиво раскинув полные ножки. Черная юбка-годе завернулась до бедер, а розовые воланы почти прикрыли лицо. Я подняла глаза и увидела криво торчащие оборвавшиеся прутья металлической решетки — Полькины ворота, открывшиеся в тот миг, когда она расправила крылья, забыв о том, что разучилась летать. У меня сохранились черновики стихов Полины. Вот одно из них. Манит меня дорожка от луны, Как ангел я пройду по ней босая. И буду слышать звезды и леса я, Обыденно входя в земные сны. Вам новый день затеплится в окне, Но смутный образ будет вас тревожить И снизойдет тогда на вас, быть может, Как вы близки, как милы были мне. Мою дочь зовут Олей. Оля- Олька -красавица голубоглазая, любовь моя. Хотела назвать Полей, да не смогла.
(В рассказе использованы стихи Ольги Альтовской)