Затмение
Где-то на поляне, окруженной деревьями, на берегу Реки. На покрывалах накрыт импровизированный стол. Повсюду валяются селедочные скелеты, куриные кости, стаканы зеленого стекла. В ожидании солнечного затмения ужинают Кум, Дроссель, Ляля, Кислота и Чуня. Вторая половина вечера. Каждый говорит сам с собой, пребывая в уверенности, что остальные его слышат.
Дроссель:
— По сути есть три этапа прохождения в нетленку. Этап первый: Человек покупает газету и ищет твою фамилию, потом читает. Этап второй: тебя узнают по неподписанному тобой материалу. И, наконец, этап третий: покупают газету, в которой сегодня твоего материала заведомо нет, но в надежде, что он именно есть.
Кислота:
— Не стреляйте в журналиста, он пишет, как может. (Запевает на мотив известной песни) Не слышны в заду-у-у даже шо-о-о-ро-о-хи-и-и...
Ляля:
— Давайте за любовь!
(Звон стаканов. Дроссель достает из бокового кармана позолоченный футляр, вынимает из него мельхиоровую рюмку. Остальные сдвигают стаканы. Бульканье. Еще бульканье, но иного рода).
Кум (закусывая):
— Пусть Кислота стихи почитает.
Ляля:
— Да! Да!! Да!!! Непременно стихи, и непременно про любовь.
Кислота (поднимаясь и откашливаясь):
— Вот. Из последнего. (Откидывает прядь со лба, выставляет вперед левую ногу, правую руку закладывает за лямку майки).
Разбросанным в пыли по магазинам,
Где их никто не брал и не берет,
Моим стихам, как драгоценным винам
Настанет свой черед.
(Молчание)
Ляля:
— Бошественно...
Кум:
— Какая сволочь! Это же Цветаева...
Кислота (заливаясь хохотом):
— Я люблю тебя жизнь, ну а ты меня снова и снова...
Чуня (мрачно переворачивая пустую бутылку):
— Водка кончается, музыка вечна... Вот у нас на Курилах случай был. Я тогда массажистом в женской бане работал...
Ляля:
— Про любовь?! Да! Да!! Пусть Чуня расскажет про любовь!
Чуня (давясь селедочным хвостом, справившись с конфузом и рыгнув):
— Ну... Это... Под Новый год пошли мы за елкой. Рубить под корень не стали, а спилили верхушку. На следующий год пришли, а ветка боковая вверх вытянулась и заместо макушки стала расти.
(Кислота давится от хохота).
Дроссель:
— И все?...
Чуня:
— И все.
Ляля (потерянно):
— А где про любовь?
Чуня (со злостью):
— Я же говорю: ветка заместо макушки расти стала. И вся любовь.
(На поляне темнеет. Но не очень так).
Кум (глядя на небо в цейсовский бинокль с потрескавшейся линзой, нехорошим голосом):
— Скоро уже...
Дроссель:
— А я себе по такому случаю новую оптику приобрел. С солнцезащитными фильтрами.
(Достает из кожаного футляра тонкой выделки нечто с эмалевыми инкрустациями, напоминающее подзорную трубу. Все с восхищением рассматривают, причмокивая, как вампиры).
Чуня (Злобно наполняет стаканы свой и Кислоты. Бьет зазевавшегося Кислоту в бок.):
— Пей!
Кислота (опрокидывая водку):
— Вот это техника!
Чуня (в ярости, шепотом):
— Конечно, если деньги некуда девать!
Кум:
— У кого часы правильно идут?
Чуня (раздраженно):
— У меня правильно стоят.
Дроссель (достает из бокового кармана одновременно двое часов. Одни усыпаны бриллиантами, другие просто Буре):
— Полчаса еще. Надо бы точку для наблюдения выбрать.
Ляля:
— Да! Да!! И предлагаю еще раз за любовь!
Кум:
— Пусть Кислота Книгу почитает.
Кислота (покраснев):
— Я не взял.
Кум:
— Врешь. Она всегда с тобой.
Ляля:
— Про любовь?! Да! Кислота, ну, пожалуйста, почитай про любовь!!!
(Кислота вытаскивает из кожаного рюкзака небольшой сверток, перевязанный шнурком. Осторожно разворачивает, достает тощую рукопись. Чуня разливает).
Кислота:
— «Повторяю еще раз, -- заклинающе прошипел главный врач Франц Густавович Ремпель, -- у нас платная клиника!»
Рассказ Кислоты «Пациент всегда прав»
-- Повторяю еще раз, -- заклинающе прошипел главный врач Франц Густавович Ремпель, -- у нас платная клиника! ПЛАТНАЯ!!! Ни один пациент не должен уйти от нас… будучи уверенным, что он абсолютно здоров! Поймите, коллеги: НИ ОДИН!
Коллеги главного врача платной клиники, расположившейся в уютном, но давно требующем основательного ремонта особняке на улице Юных Коммунаров, заметно нервничали. Причин тому было несколько. Например, в последнее время чрезвычайную активность проявляли их главные конкуренты – доктора медицинского центра профессора Гроссмана. Лечебница профессора Гроссмана находилась в двух кварталах от клиники Франца Густавовича, и, буквально за пару месяцев, большая часть пациентов платной клиники доктора Ремпеля непостижимым образом перекочевала в медицинский центр Гроссмана. А это в определенной степени сказалось на доходах клиники Ремпеля и, само собой, на жаловании персонала. Впрочем, ведь не в доходах дело. Это понятно любому. Главное – уязвленная профессиональная гордость и искреннее волнение за пациентов, с детской подлостью предавших своих исцелителей. И вот теперь уже второй час главный врач Франц Густавович Ремпель отчитывал своих подчиненных, используя при этом, весь арсенал драматических инструментов.
-- Мы не ценим своих больных, коллеги, -- с надрывом провинциального трагика опрокинул голову на правое плечо Франц Густавович. – Нет, не ценим… -- И, понизив голос, доверительно продолжил: – Я тут навел справки… И должен заметить, что наши конкуренты проявляют усердие фантастическое. Так, одной из пациенток, обратившейся в центр профессора Гроссмана с банальными шпорами пяток, назначили обширное обследование, результатом которого стало длительное и весьма дорогое лечение гайморовых пазух. Поразительную взаимосвязь между первым и вторым обнаружил терапевт Варданян. Признаюсь, я теперь искренне сожалею, что в свое время не оценил терапевта Варданяна и отказал ему при собеседовании. А мы?! Что делаем мы?! Ставим диагноз, излечиваем больного и отпускаем его как агнца на заклание в хищные лапы конкурентов! Мы не удосуживаемся проявить больше внимания к нашим подопечным, как-то робко и безответственно подходим к удивительным возможностям диагностики, боимся революционных прорывов в установлении связей между первопричинами и последствиями … Стыдно…
Франц Густавович сделал несколько неопределенных, но решительных движений правой рукой, как бы разрубая воздух между ним и подчиненными, и отошел к распахнутому венецианскому окну, оказавшись спиной к коллегам. Очнувшаяся апрельская муха, презрительно дзыкнув, опустилась на крышку хрустального графина и уставилась на эскулапов с явным осуждением.
-- Идите…, -- прошептал главный врач, не оборачиваясь на пристыженных коллег. – Идите и думайте… И помните: нет здоровых людей, есть равнодушные доктора!
Вернувшись с унизительной экзекуции в свой кабинет, терапевт Семен Мефодьевич Бабуля задумался. Нет, в ходе этого малоприятного разговора Франц Густавович не высказал упреков в его адрес лично, но и без того было понятно, к чему доктор Ремпель упомянул имя Варданяна. Драматизм ситуации усиливал тот факт, что Бабуля и Варданян проходили собеседование у Франца Густавовича одновременно. И тогда главный врач отдал предпочтение Семену Мефодьевичу. И теперь Бабуля искренне казнил себя за то, что не оправдал надежд доктора Ремпеля, а звезда отвергнутого Варданяна, напротив, засияла мощно и неотвратимо.
В восхищении конкурентом Бабуля услышал вызов, адресованный лично ему. Ни один командующий армией не чувствовал себя таким метущимся накануне решающего сражения, когда полковые знамена потрепаны, а враг коварен и неудержим в достижении своих низких целей.
-- К вам пациентка, Семен Мефодьевич, -- заглянув, промурлыкала медсестра Люся.
Кислота:
— «К вам пациентка, Семен Мефодьевич, -- загля-нув, промурлыкала медсестра Люся».
Та же поляна. Луна медленно начинает закрывать солнечный диск. Чуня наигрывает на балалайке. Ки-слота лежит, закинув руки за голову, и жует травинку. Дроссель любовно поглаживает подзорную трубу. Ляля кормит полевую мышь. Кум что-то сосредоточенно чертит веткой на земле.
Дроссель (смотря на движущуюся луну):
— И что говорят: сколько это продлиться?
Кум:
— Одну минуту сорок семь секунд.
Дроссель:
— А следующее когда?
Кум (икнув):
— Через двести лет.
Дроссель (что-то подсчитывая в уме, потом расте-рянно):
— Так мы... что? В следующий раз уже...
Кум:
— Ага. В следующий раз другие.
Дроссель (совсем растерянно):
— Надо же...
Ляля:
— Давайте не будем... Кислота, ты стихи почитай.
Кислота:
— Пожелтели ногти на моих ногах:
Смерть ко мне, наверное, забредет на днях.
Сядет в изголовье, тихо будет ждать,
Нос облезлым пальцем будет ковырять.
Посидит, постонет -- и уйдет ни с чем...
Я уже раздумал умирать совсем!!!
(На минуту все охреневают)
Кум:
— Ты где этой гадости нахватался?
Кислота:
— Экспромт по случаю (ржет).
Чуня:
— Я же говорил: ненормальный...
Кислота:
— И безразличный...
Чуня (в ярости):
— Да! И безразличный!!!
Дроссель (Чуне):
— Не обращай внимания. Он над тобой издевается. Провоцирует. Такая вот ситуация.
Кислота (закатывая глаза, прижав руки к груди):
— Да я люблю его как брата! (ржет)
(Чуня запускает в Кислоту балалайкой. Кислота подхватывает инструмент, на одной струне играет «Светит месяц»)
Дроссель:
— Тебе помощь врача требуется.
Кислота:
— Помогайте талантам. Я — бездарность, сам про-бьюсь.
Кум (примиряюще):
— Ну, хватит, хватит... Такой момент, а у нас не на-лито.
(Чуня разливает. Луна полностью закрывает диск. Темнота.)
Кум:
— Право не знаю, стоит ли мне еще...
Все хором:
— Ну, право же... Стоит! Стоит!!! Такой момент!
Кум (изображая душевные страдания, со вздохом):
— Ну... Раз вы так просите...
(Занавес)
Иллюстрация БОРИСА ЛАТЫШЕВА