В не столь давние годы сделала вот такую запись:
«Есть у какого-то писателя рассказ: отец умертвил своих детей, когда им было годика по три, - не мог смириться, что станут взрослыми, другими. Чудовищно, конечно. Но ведь грустно! Не остановить и даже не замедлить эту пленительную пору детства, - так стремительно уходит! - поэтому и хочу попытаться обмануть беспощадное время и не дать уйти дорогим образам детей, оставив хотя бы вот эти записки».
А теперь – недавняя:
Словно и не было нескольких лет, ибо еще так живо помню…
Я выношу моего полугодовалого внука на балкон пятиэтажки, открываю окно, ставлю на табуретку. Стоит тихо, смотрит вниз, вцепившись ручонками в подоконник и провожая взглядом проходящих внизу людей, крадущегося черного кота. Чувствую: боится, но не отстраняется, смотрит вниз до-олго, молча!.. а потом поднимает глаза, - как раз голубь пролетает, - следит за ним, пока тот не скрывается за соседней крышей, оборачивается ко мне и в глазах - удивление: что, мол, это было?
Почти пою:
- Платошенька, это птичка пролетела и скрылась. Никудышная, плохая птичка, улетела от Платоши!
И, кажется, мы понимаем друг друга.
Потом опять, не вертясь и не крутясь, глядит вниз на проезжающую машину, а когда та скрывается за углом, поднимает голову, смотрит на распластанные в голубом небе белые-белые с розоватыми крылышками облака, разводит ручки в стороны и словно говорит зачарованно: во-о, мол, смотри какая красота!
А я опять:
- Да-да, Платоша, да, мой маленький, красиво-то как!
Тогда он еще шире разводит ручки, лопочет что-то своё, но вдруг опускает, тянет вниз, оборачивается ко мне и еще радостней, всем своим личиком, кричит: смотри!.. мама, мама приехала! И впрямь, из машины выходит дочка и тут внук выкрикивает свое первое и единственное слово:
- Маа, маа!
Вот такой мир вдруг открылся тогда Платошке, моему годовалому внуку с балкона пятого этажа… да и не только ему, но и мне с его участием.