— Давай-ка, старуха, юность помянем!
— Чем же, старик дорогой?
— Разлей-ка по чашам годов памяти зелье!
— Зелье готово, старик мой родной.
— Дай же мне руку, старушка моя. Пусть через прикосно-
вения рук сольётся вино прежних грёз в русло одно. Да под-
нимем пьянящие чаши, пусть вечность услышит весёлый их
звон!
— Старик, ты неужто уж пьян, беспомощно тонешь во взгля-
де моём?
— Да, родная моя, я вижу во взгляде твоём прежней юности
блеск и в нём вижу иль чудо или цветок?
— Ты с правдой дружил? Отвечай, не темни!
— Да, да, вижу я там прошлую жизнь, что принесла тебя из
песни цветком!
— А кто же ты был в те времена?
— Призраком был, охраняя цветок!
— Что-то не пойму я никак.
— Не лукавь, красота!
— Да, право, никак не пойму.
— Ну, слушай тогда! Я по голубому морю небес утром обла-
ком плыл, скомканным пахучими ветрами, гордясь твоей кра-
сотой. Сходя с небес, днём превращался я в гимны звуков и кра-
сок природы земной, услаждая твой слух и крася взор твой. А
вечером, уставший, я вновь был на небе и бурно целовал уста-
ми заката твоё обнажённое тело у зеркальных вод родника. А
ночью среди звёзд был я призраком твоей чудной мечты и охра-
нял твой сонный покой!
— Старик, я тоже пьяна от тех сбывшихся снов! Давай же
осушим ещё чаши восторга, пока смерть не пришла.
— О, подруга моя, мы с тобой хмельные сейчас и пусть при-
ходит смерть в гости к нам. Мы и её напоим вином наших сбыв-
шихся грёз.