Я даже глаза прикрыл, как от удара - настолько неожиданными оказались для меня его слова.
- Уотсон! Отчего вы не сказали сразу?
- Оттого, что сразу я об этом не думал, оттого, что сразу я не узнал её, только сейчас, буквально сию минуту, вдруг все смутные ощущения связались воедино.
- Шерлок, - подала голос Мэри - она уже не заботилась о том, что зовёт меня при муже просто по-имени. - С вашей стороны было бы слишком самонадеянно полагать, что всё затеяли ради одного только влияния на вас.
- Теперь я так и не полагаю - слишком грандиозно, слишком чудовищно. Здесь должно быть что-то ещё. Самый основательный куш в этой истории - капиталы Тиверия Стара. Другая материальная составляющая - доходы от шантажа. Может быть, я не прав, стараясь увязать все составляющие воедино? Может быть, раз речь зашла о противостоянии, и разделить тут же интересы на про- и контра? Тот человек, который конкурировал со Старом, который сделал ему предложение и получил отказ - я думаю, тот самый человек, мой противник. На что он мог замахнуться ещё, что бы стоило такой игры? У вас нет нигде сокрытого клада, скелета в шкафу, старой тайны, которую вы носите где-то в дальнем уголке души? Уотсон? Миссис Уотсон?
- Мне ничего не приходит в голову, - признался, подумав, мой друг. - Вся жизнь моя на виду и прозрачна, единственное, что омрачало её - та история с моим братом, но она завершилась, и Дэвид мёртв. На этот раз уже бесповоротно.
- Думаю, что и мне нечего сказать, - согласилась с ним Мэри. - В моей жизни было и таинственное, и странное, я почти не знаю своих родственников, но всё, что я знаю, не даёт никакого ключа. Но я не рассказала вам всего, о чём знаю. Поэтому наберитесь терпения и послушайте ещё о появление этого ребёнка уже не на белый свет, а здесь, в Тышланде.
- Так здесь тоже отдельная история?
- О, да, ещё какая! И дело касается Стража Водопада.
- Вот как?
- Видите ли, легенды о нём здесь бытуют со времён незапамятных, ещё до появления санатория, и деревенские многажды пересказывали эти легенды, но достоверно увидеть самого стража не удавалось никому, чьим словам моджно бы было доверять. И вдруг Тиверий Стар признался в Карантинном клубе, что его видел. Вот он-то тогда и рассказал, что видел в руках у Стража грудного ребёнка - прелестного, как ангел. Джон не знает об этой истории - он уезжал в Мейринген на два дня, ожидал преиезда доктора Арженталя для моей консультации. Они появились на следующий день в очень дурную погоду, сразу принялись говорить о моей болезни, осматривать меня, и я ничего не рассказала Джону не о страже, не о ребёнке. Потом, в то время я уже была не слишком откровенна с ним, о чём сейчас сожалею. Так вот, рассказ Тиверия Стара вызвал в тот вечер длинную дискуссию о подлинности легенд и поверий, но один человек, не принимавший участия в беседе, кажется, испугался всерьёз…
- Доктор Морхэрти?
- Да, Шерлок, да. Как вы узнали? Впрочем, о чём я? Вы же - Шерлок Холмс, вы знаете всё обо всём.
- Если бы, Мэри! Не льстите мне, - мы незаметно для себя перешли на почти интимный тон, обращаясь друг к другу по именам, а бедный Уотсон просто сидел рядом и глотал эти лишние доказательства нашей двойной измены ему. Глотал безропотно, ибо сейчас важным стало другое.
- Морхэрти не поддержал тот разговор - он побледнел и быстро вышел. А наутро меня позвал в свой номер Тиверий Стар - ему сделалось хуже, он не вставал с утра и умолил меня навестить его запиской - самой ласковой и дружелюбной, хотя, как вы сами понимаете, после истории с Аль-Кабано и его предложением особого дружелюбия между нами не было. Ну, что ж, я не могла отказать. Но в номере он оказался не один - с ним была горничная Красовской Людка.
- И они рассказали вам о ребёнке? О ребёнке, который, якобы, продукт их союза - но рассказали так, чтобы вы в эту сказку не поверили и попросили вас о помощи?
- Всё так и было. Тиверий сказал, что у него могущественный противник, который ни перед чем не остановится, если захочет использовать ребёнка, как козырь против него, он может и вовсе погубить дитя. И он просил, чтобы в случае его смерти я взяла на себя заботу о мальчике при условии, что материально он его обеспечит.
- Да, кивнул я. - Да, теперь мне понятно. И смерть Марты Фрейзер, полагаю, тоже стала лучше вписываться в общую картину, как это ни кощунственно звучит. И именно тогда вы увидели этого ребёнка?
- Да. И провела бессонную ночь. На какой-то миг мне даже взбрело в голову, что этот младенец - мой неродившийся сын, я подумала, будто меня обманули, и я не потеряла ребёнка. А его украли у меня. Правда, вскоре я очнулась и поняла, что такого просто не может быть. Утром я снова пришли к Тиверию и умоляла сказать правду. Вот тогда он и признался мне,что ребёнок был в руках у Стража. Когда он его увидел, и Страх оставил его лежать на тропе перед ним. Тиверий был немного суеверным, он не посмел отказываться от подкидыша, но чтобы не быть осмеянным, никому о ребёнке не сказал, кроме своей старой приятельницы - Красовской.
- И она женским глазом ухватила в лице ребёнка разительное сходство с вашим мужем и посоветовала Тиверию привлечь вас?
- Да.
- Почему же вы ничего не сказали об этом Джону?
При этих словах Уотсон придвинулся ближе к Мэри и осторожно обнял её за плечи, не поднимая головы. Она сбросила его руку. Но тут же сама взяла её в свои ладони и прижала к губам, глядя на меня с надеждой, словно я должен был сию минуту двумя-тремя словами разрешить все недоразумения и вернуть мир их семье. А я не знал, что подумать. История Уотсона поражала фантастичностью, история Мэри - тем более. Я чувствовал себя зрителем театра абсурда.
- Понимаю, - сказал Уотсон, всё так же, не поднимая головы. - Ты пыталась сохранить то немногое, что ещё можно было сохранить. И ты молчала.
- Дорогие мои, - проговорил я, наконец, хмурясь, и мой голос невольно дрогнул. - Мне больно видеть, что с вами происходит. Поверьте, я ничего на свете не хотел бы сильнее, чем разогнать эти тучи. Но сейчас, мне кажется, вам лучше всего просто поверить друг другу. Я не знаю истины, хотя чувствую, что в ней не будет ничего ошеломляющего и ничего красивого. Знаете что? Я сейчас пойду немного побродить и подумать, а вас оставлю вдвоём. Мне кажется, так будет лучше. Мне кажется, я и без того недопустимо встрял в дела вашей семьи.
Уотсон при этом тихо хмыкнул - несомненно, он подумал о том, насколько слово «встрял» определяет наш с Мэри отнюдь не целомудренный поцелуй в апреле. Но промолчал.
Я вышел на воздух - во дворе санатория было пусто. Теперь в истории смерти Тиверия Стара оставалось совсем мало белых пятен. Я знал так много, что, в принципе, можно уже было обращаться за помощью к полицейским. Но меня всё ещё терзало смутное опасение, что главное действующее лицо, мой злой гений, отделается пустяками. Лучше всего было бы спровоцировать противника на действия, но я попросту боялся. Боялся не успеть. Стоило, пожалуй, обсудить всё это с Уотсоном, но проблема состояла в том, что Уотсон больше не был тем привычным преданным мне безоговорочно Уотсоном, к которому я привык. Я видел, чувствовал, что он по-прежнему нежно любит меня, но его нервы уже не выдерживали пытки противоречивостью чувств и нависшей угрозой потери любимого человека. Я и щадил его, и боялся.
Озарение пришло внезапно, как вообще бывает свойственно озарениям. Мысль, мелькнувшая у меня, показалась гениальной своей простотой, и я замер на месте, не в силах сделать следующий шаг - да даже следующий вдох. Почему я сразу не подумал об этом? Я ведь уже однажды обжигался, не поверив Уотсону, когда всё было против него, всё уличало его, и только он сам говорил мне, что невиновен. Я не поверил - и оказался в дураках - более того, жизнь самого Уотсона подставил под удар своим дурацким неверием. Я зарёкся тогда от своей нелепой подозрительности в отношении человека, который никогда не лжёт мне. И снова я наступаю на те же грабли. А что, если Уотсон не лжёт, Мэри не лжёт, и даже Морхэрти не лжёт, а я своей дурацкой подозрительностью и не менее дурацкой самоуверенностью искажаю факты, поступая, как Скотланд-Ярд в его худшие времена. Я даже чуть не застонал от этой мысли - такой жгуче-досадной она показалась мне. А что, если всё именно так и было, и Марта Фрейзер, екак и её подруга Ева были замешаны в историю до смерти Смтара. Что, если сама смерть Стара дала новый виток этой истории? Я вспомнил, как Морхэрти сказал: «Её девичья фамилия - Мур», а «сестра Мур» сказал уже Уотсон. Его удивление было понятно. В самом деле, южный красавец Морхэрти и синий чулок - мезальянс. Или это я - идиот… Кто мог подкинуть шприц в комнату Стара? Кто мог позаботиться о том, чтобы мне сделалось плохо, и я обратил внимание, если не на вещество в шприце, то на атмосферу в комнате? Кто мог приходить к Стару во внеурочное время? Я столько времени вынюхивал противника, что, кажется, безнадёжно прозевал союзника.
И я уже был готов броситься со своей догадкой к Уотсону, как вдруг увидел его самого в окне - он распахнул створки и возник в оконном проёме, бледный и встревоженный.
- Холмс! Срочно! Скорее! Я не могу её оставить - найдите сейчас же кого-нибудь!
У Мэри возобновилось кровотечение.