Чрезмерная доверчивость к незнакомым людям, наивно-романтическая сентиментальность и беспечность, нередко стоят их обладателям не только потери имущества, денег, но здоровья и даже жизни. Тридцатилетний уроженец поселка Новый Свет (оказывается, есть такой не только в Крыму, где завод знаменитых шампанских вин под Судаком, но и в Донецкой области) Иван Филипчук не в ладах был с законом. За хищение госимущества Керченским городским судом был приговорен к трем годам лишения свободы, из которых отбыл лишь половину. получив условное освобождение.
Возвратился в Керчь, где его никто не ждал. Ни семьи, ни крыши над головой, ни работы и денег. Илья не испытывал желания «мозолить руки». Почти год перебивался на подножном корму, постепенно осваивая образ жизни бомжей.
Приютил злодея
Однажды, а было это в начале декабря, Иван познакомился с пенсионером Николаем Егоровичем, который в одиночестве проживал в одной из квартир на улице Гайдара на пенсию, да и сестра иногда подбрасывала деньжат. В общем, средств на скромную жизнь хватало. Любил приложиться к горлышку, но, будучи под мухой, вел себя спокойно, без склонностей к агрессии и конфликтам.
— Хорошо тебе, Николай Егорыч, живешь как у Бога за пазухой. Сам один в свое удовольствие, бабки нет, никто тебя не пилит, когда захотел, тогда выпил и закусил, — позавидовал Филипчук и тут же поплакался в жилетку. — А у меня ни хаты, ни крыши над головой и до пенсии еще пахать, как медному котелку, того и гляди, с голодухи помру, на улице где-нибудь в подворотне или подвале замерзну. Зароют, как собаку, ни могилы, ни креста, некому будет оплакать и цветы положить.
До глубины души разжалобило пенсионера это признание. Не стал допытываться, кто он и откуда, почему так горько сложилась судьба, а Иван и не собирался откровенничать насчет судимости и жизни в колонии на казенных харчах. Отлично осознавал, что подобная информация насторожила бы старика и тогда пришлось бы поискать место для ночлега где-нибудь в подвале, потеснив страдающих от холода, голода и вшей других бомжей.
— Не тужи шибко, Ваня, — ободряюще произнес Николай Егорович. — Переночуешь у меня, а там поглядим, утро вечера мудренее. Люди должны помогать друг другу в беде. Этим человек и отличается от животных...
— Спасибо тебе, батя, я знал, что ты поможешь, век не забуду твою доброту, — чуть было не прослезился бывший уголовник. — По такому случаю и выпить не грех.
Чтобы отметить знакомство и для сугрева взяли с собой спиртное и отправились на квартиру гостеприимного хозяина.
— О-о, да ты, Егорыч, неплохо устроился,— оглядев интерьер квартиры, заметил гость. — И мебель, и телевизор, и ковер, как в лучших домах Парижа.
— Откуда тебе знать, как живут в Париже? — ухмыльнулся пенсионер. — Бывал там, что ли?
— Нет, в других местах довелось побывать... — и вовремя запнулся, чуть не проговорившись. — А насчет Парижа так принято говорить для выражения восторга. Уютно здесь у тебя, по-домашнему, не то, что в подвалах среди крыс и бомжей.
— Вот и располагайся поудобнее, чувствуй себя, как дома, а я приготовлю какую-нибудь закусь, — засуетился на кухне старик. И вскоре стол с нехитрой закуской был накрыт. Налили в стаканы, выпили за знакомство и вечную дружбу. Закусили те, что Бог послал. Осушили еще по одному.
— Живешь ты в тепле и достатке, а я как последняя падла, бедствую, — с раздражением заявил охмелевший собутыльник. — Никакой справедливости. Одному все, а другому дырка от бублика или кукиш.
— Я всю жизнь работал, и то пенсия, кот наплакал — 117 гривен,— возразил пенсионер. — Своим горбом имущество нажил, не воровал, не грабил, все честным трудом...
— Это, значит, я грабил? На что ты, дед, намекаешь, а? — обозлился бывший зек и ловко завалил пенсионера на пол.
— Уймись, что ты делаешь, не бери грех на душу! — слабым голосом попытался урезонить его Николай, подкошенный градусом, но в Иване уже проснулся зверь. Он связал старика по рукам и ногам бельевой веревкой. А затем пальцами обеих рук сдавил горло , да так усердно, что произошел перелом правого рожка подъязычной кости, в результате чего пенсионер скончался. Отплатил старику за приют и угощение жестокой смертью. Вот уж, действительно, не суждено человеку знать, чем обернется для него его же добродетель.
Не пропадать же добру
Глухой декабрьской ночью Филипчук выволок из квартиры труп (свидетелей операции не оказалось) и спрятал его в колодец теплотрассы, надежно прикрыв сверху люком. Возвратился в квартиру и почувствовал себя хозяином и жилплощади, и имущества.
— Негоже добру пропадать, — окинул он помутневшим взглядом интерьер. — Надо побыстрее его оприходовать сплавить кому-нибудь по дешевке, пока соседи не пронюхали и ментов на меня не натравили. Живо управлюсь и рвану когти, а то повяжут. Лафа — баба капризная и изменчивая.
Вскоре Иван прошелся по центральному колхозному рынку и повстречал ранее знакомую женщину Ирину, тепло поприветствовал.
— Тебе товар нужен? — поинтересовался он у нее.
— Смотря какой? — ответила Ирина.
— Разная домашняя всячина, телевизор, журнальный столик, ковер, посуда, — небрежно сообщил Филипчук.
— Ты что же, решил от имущества избавиться? — удивилась женщина.
— А на кой оно мне, если жрать нечего, живу впроголодь, — посетовал он. — Готов на раскладушке спать, только бы с голоду не помереть. Выручу деньги и поживу всласть, сколько той жизни осталось. Поможешь, не поскуплюсь, щедро отблагодарю.
— Ладно уж, обойдусь без благодарностей, — махнула она рукой и познакомила его с Алие.
— Бери, почти даром отдаю, — настойчиво предлагал он телевизор «Рекорд», журнальный столик, ковер, посуду…
Цена женщину вполне устроила, но она все же поинтересовалась:
— Почему такая спешка?
— Срочно уезжаю, здесь жить невозможно, ни подходящей работы, ни перспектив.
Не мешкая, воспользовавшись тем, что в подъезде никого не было, Иван быстро доставил товар покупательнице, и оба остались довольны сделкой. Шелестящие купюры подняли настроение, и Филипчук предложил:
— Может, ты и крупную мебель у меня купишь? Понимаешь, нет времени искать покупателя.
— Что именно предлагаешь?
— Шкафы, мягкий уголок, сервант, мебель добротная, еще не один десяток лет прослужит, — расхваливал он товар.
— Хорошо, — согласилась женщина. — Найду машину для перевозки.
Ударили, как говорится, по рукам, договорились о встрече.
К тому времени, обследовав все уголки квартиры, проведя тщательную инвентаризацию, Иван завладел 167 гривнами, полушубком из искусственного меха, сапогами, брюками, пиджаком. Прилично приоделся и теперь разительно отличался от бомжей-собратьев, тем более, что отдыхал и почивал на диване. А из имущества успел сбыть, кроме телевизора, журнального столика и ковра, различную кухонную утварь: 16 тарелок, чайный сервиз, кружки, селедницу, сахарницу, солонку, хрустальные вазы и рожок, супник, ситечко чайное (Элла Людоедка из «Двенадцати стульев» позавидовала бы) и прочую мелочь, которая в общей сумме потянула на 1919 гривен.
В предвкушении очередных финансовых поступлений Филипчук напрочь позабыл классический воровской постулат: жадность фраера сгубила. Утратил бдительность и осторожность, войдя в согревающую его роль хозяина недвижимости и остатков имущества. И эта самоуверенность, вкупе с наглостью, оказалась для него роковой.
Соседи встали стеной
В полдень у подъезда дома остановился грузовик, привлекший внимание жильцов. Иван с покупательницей отправился в апартаменты, а к водителю подошла Валентина, соседка Николая Егоровича.
— Зачем приехали? — поинтересовалась она.
— А-а, один хмырь решил от мебели избавиться, продает по дешевке, а сам собирается куда-то махнуть на заработки, наверное, в Россию или Беларусь. Многие бегут туда, где житье полегче, — заметил он.
— Я гляжу, шибко шустрый этот хмырь, — озадачилась женщина. — Это ж не его имущество и квартира, а Николая, он не собирался с добром расставаться. А этот здесь ошивается без году неделя. Решил, видно, старика облапошить.
— Не знаю, мое дело маленькое. Попросили перевезти мебель. Лишние деньги не помешают, каждая копейка трудом дается, — вздохнул водитель. Возвратился Иван с покупательницей и бодро сообщил:— Все готово к погрузке.
— Погоди, — остановила его соседка. — Где Николай? Почему ты распоряжаешься его имуществом?
— Николай уехал в Джанкой, погостить у сестры, — не моргнув глазом, заявил Филипчук. — Я у него снимаю квартиру, вот он и попросил меня кой- какую мебель продать до его возвращения, чтобы избавить себя от хлопот.
— Что-то тут не так, — усомнилась женщина. — Николай, если куда надолго отлучался, то обязательно предупреждал, просил приглядеть за квартирой. Сейчас много разных проходимцев шастает, могут и обворовать.
— А зачем ему было тебя предупреждать, я ведь на месте, — нашелся с ответом грабитель.
— Нет, что-то ты темнишь, парень. Не мог Николай первому встречному доверить свое жилье. Он бы это дело своему родственнику Сергею поручил.
— У него еще и родственник есть?— удивился Филипчук и тут же спохватился. — Ах да, он мне об этом сам рассказывал. Ну, будет базарить, надо мебель грузить, для водителя время тоже деньги.
— Никаких погрузок, — твердо произнесла Валентина и пригласила председателя домового комитета Зинаиду, которая тоже проявила бдительность и принципиальность:
— Пока не появится хозяин, никаких сделок.
— Я отказываюсь покупать мебель, — заявила Алие Филипчуку.— А те вещи, что приобрела у тебя раньше, готова сегодня же возвратить, а ты приготовь деньги.
— Совсем заморочили голову, только время без толку убил, — мрачно произнес водитель. Сел за баранку, и грузовик тронулся с места. Женщинам удалось заглянуть в квартиру Николая и их подозрения только усилились. Принялись украдкой наблюдать за Иваном. Примерно через час после отъезда грузовика дверь квартиры отворилась, и он по явился с ковром, скатанным в рулон. Женщины настигли его на лестничной площадке, загородив проход.
— Отнеси ковер назад, — сурово потребовали они.
— А ну вас к лешему, везде нос суете. Присосались, пиявки, — вскипел он и, сочно выругавшись, бросил ковер, удалился, но не надолго. О ситуации женщины сообщили Сергею, которому Николай приходился отчимом. Тот прибыл на место и, обнаружив в квартире кавардак и отсутствие многих ценных вещей, заявил в милицию. Дальше дело техники. Подозреваемого в убийстве разыскали и повязали.
Загремел на нары
— Зачем ты лишил человека жизни, он ведь проявил сочувствие, приютил тебя? — спросил следователь, стремясь понять мотивы преступления.
— Я его не лишал, он сам не рассчитал силы, хватил лишку, и сердце не выдержало такой лошадиной дозы, — возразил Филипчук. — Наверное, пойло оказалось некачественным, что-то вроде денатурата или тормозной жидкости. Привык дед потреблять всякую гадость, нет, чтоб коньячок. Вот из-за своей жадности и пострадал. Опрокинулся, слаб в коленках.
— Почему же в таком случае ты жив и здоров, как вол? Поди, пили ведь поровну?
— У меня, гражданин начальник, горло луженое, — нашелся с ответом Филипчук. — Жизнь, едрени дышло, изрядно потрепала, но организм еще молодой, а дед в свои семьдесят лет, наверняка, цистерну вылакал. Вот и допился, бедолага. Царство ему небесное. Все мы там будем, кто раньше, кто позже, поэтому и тужить не следует. У небесной канцелярии свои законы. Напрасно вы меня мурыжите, я к его смерти не причастен. Наоборот, когда он сомлел, я уложил на диван и накрыл одеялом. А он неожиданно Богу душу отдал, так, наверное, у него на роду написано.
— Почему в таком случае не вызвал врачей или не сообщил о смерти, а спрятал труп в колодце?
— Николай был одиноким человеком, кто бы побеспокоился о его похоронах, вот я и решил, что так будет лучше, без лишних хлопот, убрал его подальше от чужих глаз, — объяснил свои действия Илья.
— Довольно паясничать, развел философию, — сухо оборвал его следователь. — Акт судебно-медицинской экспертизы свидетельствует о твоей прямой причастности к убийству. А мотивы совершенно другие — попытка скрыть следы преступления. На это указывает и тот факт, что воспользовался чужим имуществом с целью наживы. А поскольку преступление было совершено в состоянии алкогольного опьянения, то это усугубляет вину.
— Все равно бы имущество зазря пропало, соседи бы по своим углам растащили, — предположил арестант. — Сейчас каждый норовит прихватить, что плохо и даже хорошо лежит. А дед свое пожил, пора и честь знать.
Попытка выйти сухим из воды или облегчить свою участь, уменьшив степень вины, не увенчалась для подозреваемого, а затем и подсудимого, успехом.
По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть Николая наступила от механической асфиксии в результате сдавливания шеи руками. На трупе обнаружены полный поперечный перелом правого рожка подъязычной кости на уровне его сочленения с телом, кровоизлияния в проекции переломов. Данные повреждения имеют признаки тяжких, по критерию опасности для жизни в момент причинения и состоят в прямой причинной связи с наступлением смерти. Показаний свидетелей и вещдоков оказалось достаточно для доказательства вины подсудимого.
В частности, один из свидетелей Леонид, поведал, что Иван проявлял чудеса щедрости. Однажды пригласил его погулять. Посещали бары, покупали спиртное и продукты, раскатывали по городу на такси, и за все расплачивался Филипчук, который до того времени бедствовал, не имея денег. Затем Иван пригласил Леонида и его подругу к себе в гости в квартиру, где проживал с каким-то дедом.
— Войдя в комнату, я увидел, что дед лежит на диване полностью покрытый одеялом, — в ходе допроса рассказал Леонид. — На голове была подушка, во рту — кляп, ноги связан веревкой. Я догадался, что дед мертв и вместе с девушкой, испугавшись, покинули квартиру. Подальше от греха.
Керченский городской суд под председательством Андрея Кухарского приговорил душегуба по совокупности совершенных преступлений, предусмотренных статьями 115 часть 1 и 185 части З и 2 Уголовного кодекса Украины и в соответствии со статьей 70 УК, к тринадцати годам лишения свободы. Ему назначено принудительное лечение от алкоголизма по месту отбывания наказания.
г. Керчь