Время и деньги - главные ресурсы в жизни.
Тают быстро.
А идеи остаются.
Согласно либретто к опере Модеста Мусоргского «Хованщина» у двух главных героинь-соперниц князя Андрея Хованского: Марфы-раскольницы и девушки из немецкой слободки Эммы характеристики характеров, выраженные голосом, соответственно представлены меццо-сопрано и сопрано. И если в европейской традиции такая разница заложена только диапазоном, то в русской – меццо-сопрано имеет более глубокий звук, очень насыщенный по окраске и несколько тяжеловесный по сравнению с центральным и высоким сопрано.
Меццо-сопрано – это Марина Мнишек (опера М. Мусоргского «Борис Годунов»), Любаша (опера Н. Римского-Корсакова «Царская невеста»), Графиня (опера Чайковского «Пиковая дама»), Далила (опера «Самсон и Далила» К. Сен-Санса), Фрика ( «Кольца Нибелунга» Р. Вагнера).
Сопрано звучит в партиях Людмилы (опера Глинки «Руслан и Людмила»), Наташи Ростовой («Война и мир» Прокофьева), Шемаханская царица и Снегурочка (оперы Римского-Корсакова «Золотой петушок» и «Снегурочка»), Саломея из одноимённой оперы.
Голос! Ведь это очень важно: глас. Рука Мусоргского - это голос его души, возникающий в нашем сознании с помощью оперных див.
Весь диапазон человеческих голосов обнимает ряд звуков от 81 до 1303 колебаний в секунду - для компьютера это простая задача по запоминанию. Сложнее с анализом тембра, окраски, высоты, эмоционального состояния, влияния возраста, обучения, окружающей среды, состояния здоровья... Тоны и обертоны, примеси обертонов... Именно здесь очень много закрытых изобретений и технологий, позволяющих найти любой голос - от уличного телефонного хулигана до разговора пилотов авиации противника...
Девушки: русская Марфа и немка Эмма согласно действу оперы становятся невольными конкурентками за сердце молодого Хованского. Предисловие в ярких образных интонациях описывает возникновение любовного треугольника: нам представляется легкомысленный в любовных утехах княжич Андрей, бросивший одну горячо любившую его красавицу с древним сирийским именем Марфа ради нового влечения - немецкой девушки Эммы.
Женщина любит ушами, - известное утверждение древних. Юные девы слышат один и тот же голос - тенор. У Мусоргского подобный высокий голос характеризует Самозванца и Юродивого (опера "Борис Годунов"), Василия Голицина (тоже опера "Хованщина", поклонника западного курса при царевне Софье, покровителя иезуитов).
Но как по-разному воспринимается избранницами Андрея Хованского его голос, и национальность героинь, думается, играет в том не последнюю роль. Война восприятий, как война идей, отечественных и зарубежных ценностей подталкивает к более глубокому пониманию воздействия внутреннего голоса на душу человека. На слушателей: с помощью музыки, поэзии, философии, религии, добра и красоты, социальных проектов...
Эмма, как видно из повествования, скромная, несколько пугливая лесная лань, не умеющая за себя постоять под натиском грубости и варварства русского барчука, пугающаяся действительности в чужой стране, с непонятными и угрожающими жизни порядками, где человек, убивший её отца, издевавшийся над матерью, изгнавший жениха, способен лаской и угрозами добиваться расположения и близости. Вернувшись к голосу домогавшегося сердечка немецкой Ундины, заметим, что в отличие от Русалки - Эмма не ведется на верхний регистр латинянского толка. При том, что в контексте исторического формирования предпочтений подобное поведение должно бы было приводить к обратному результату: нечто польско-итальянское немке по сути своей ближе, чем русской. Ан - нет. Отчего-то все не так как кажется на первый взгляд.
Старообрядка Марфа, как пламень и лед, не похожа на вожделенный Андреем образ избранницы сердца. Выросшая среди русского национального миропонимания девушка , не смотря на религиозность и безропотное подчинение жизненным обстоятельствам и старшим, не оглядываясь на привязанность к Хованскому, способна, как показано, дать отпор взбешённому мужчине, который не понимает и не принимает слов: нет и нельзя. "Коня на скаку остановит" - Марфа не только имеет при себе такой же подходящий для обороны нож, как и у барского сынка, но и способна его применить, отражая угрозу жизни, что своей, что незнакомой ей немецкой девушки.
Хованские - фамилия от славянского корня: хов. Ховатися - беречься, быть осторожными и внимательными, таящими ценности и добро на черный день. В случае с представленными Хованскими - такая черта характера не есть благодать. Заметим, что желание любой ценой взять понравившееся, пусть и силой, заложена в обоих Хованских: и в отце, и в сыне. Причем, в своих амбициях и притязаниях ни один не готов уступить не только кому бы то ни было, но и друг другу.
Большого труда стоит Игумену Досифею вразумить князей на противостояние не друг другу, а разрушителям исконной русской христианской веры. И с той же запальчивостью, которая только что была явлена в противоборстве отца и сына за тело Эммы, больший Хованский готов переключиться с телесных утех на духовную стезю: расправиться с врагами православия. В младшем из рода Хованских - сыне Андрее (Андрии, как мог бы сказать на украинский манер Гоголь) - явлено лишь одно в создавшемся историческом конфликте: молодому человеку ни до чего Высшего нет дела, только до собственных желаний и прихотей.
Это одна канва. Вторая - восприятие действа Эммой.
Ни отец - князь Иван Хованский - «батька» московских стрельцов, ни его сынок симпатий у нежной, похожей на эльфа, Эммы вызвать не могут. Тогда в чем причина её столь тесного общения с ужасными людьми Московии? Лютеранский пастор. Как за Марфой стоит духовный символ - Досифей, указующим персом и защитой от коварства мира, так за Эммой – её духовник - католический пастор.
Обратимся к сцене.
Жалуясь Василию Глицину на недостойное поведение князей Хованских по отношению к его прихожанке, лютеранский священник (как собственно им и задумано изначально) использует положение дел в качестве повода для выказывания совершенно недвусмысленного прошения, смогущего загладить в глазах немецкой паствы оскорбительное поведение русской знати:
- Для соблюденья в сердцах любимой паствы моей основы веры живой я умолял бы, князь: дозвольте церковь возвести у нас, в немецкой слободе, еще одну, только одну, ведь к нам вы так расположены.
ГОЛИЦИН:
- Я предложил бы вам, пастор, поскромнее мечтать.
На лицо факт политической игры: девушка из немецкой слободки , чудом избежавшая смерти от рук вожделевших её негодяев - становится в глазах собственного духовника разменной монетой для интриги, в качестве откупного – разрешение на возведение лютеранской церкви. Бог - а затем уже его прихожанка.
ГОЛИЦИН:
- Рехнулись что ли вы иль смелости набрались; Россию хотите кирками застроить!.. Да, кстати: сегодня я жду к себе на совещанье Хованского, senior, и, что важно, Досифея; встреча с ними удобна ли вам будет, скажите?
Пастор молча проглатывает ответ. Разумеется, не удобна.
Но настанет время – немецкая слободка вспомнит голицинскую отповедь. Придет день и час Эммануила, в переводе звучащем, как Эмма – с нами бог.
(продолжение следует)