Смерть- очень неприятная форма существования.
« Достучаться до небес»
Странный,хлопающий звук заставил Дейкина подняться с постели. Он недоуменно смотрел на окно спальни, стук не походил ни на что объяснимое : «Кто или что может барабанить в окно третьего этажа в восемь часов утра?» Медленно двигая ткань, Дэв отдёрнул штору и увидел белоснежного турмана, который, распластав крылья и запрокинув голову, исступленно бился о стекло , вспорхнул, но не улетел, а плавно опустился на перила балкона и стал расхаживать там, скосив на Дэва сердитый красный глаз.
-Что ж, если ты так прекрасен, может всё не так страшно. - прошептал Олег.
Он знал и верил в эту примету — птица, стучащая в окно, предвещала смерть, а так как жил Дейкин один и давно уже ни с кем не общался, то означало это смерть его собственную.
Олегу стало не по себе, он перебрался на кухню, включил чайник, загрузил овощи в мультиварку, нажал кнопку телевизионного пульта — хотелось человеческой речи, хоть какого либо движения. Дейкин не чувствовал страха, скорее трепет перед неизбежным, перед таинством, которое ему предстояло познать неминуемо и очень скоро. На карниз падали крупные , влажные хлопья последнего снега. Разве птицы летают в такую погоду? Голубь был, конечно, не простой и не случайно он постучал в окно именно к нему, Олегу Дейкину, к Дэву. Разумеется, к кому же ещё...
Мультиварка шипела, чайник урчал, а три озабоченных мужика на экране телевизора рассуждали об очередном конце света. Дейкин внимательно всматривался и вслушивался в их аргументацию о том, как именно будет погибать человечество. Ядерная зима? Комета? Всемирный потоп? В основном, склонялись к тому, что реальная опасность грозит людскому роду из тёмных глубин космического пространства и предотвратить её на сегодняшний день никто не в силах, равно как и предсказать достоверно, потому что наука до этого ещё не дошла.
-Ну, и об чём тогда базар?- возмутился Дейкин и налил воды из бурлящего чайника в заварку. Чего тогда головы людям морочите, если не предупредить, не помочь.
Дэв пил чай и думал о том, что же будут делать люди в свой последний час перед апокалипсисом, а потом взглянул вокруг и, осознав себя сидящим в это утро за обеденным столом с большой кружкой сладкого чая, улыбнулся: « Ничего! Ничего они не будут делать. Всё как всегда.»
Конечно же, Дэв понимал до чего ужасно любому человеку представить как рушится мир, и эти картины тем страшнее, что рядом будут близкие, любимые люди, а ты бессилен, бессилен, бессилен... Только Олега Дейкина всё это не касалось, и не потому что он был патологически бесчувственным, а потому что свой личный конец света уже пережил пять лет назад.
Дэв развернул колесо инвалидной коляски, подъехал к окну, у которого обычно проводил дни и вечера. Отсюда открывался вид на широкий проспект, посреди находился скверик, а по обеим сторонам размещались магазины, кафешки, аптеки и рынок. Эркерное окно до самого пола позволяло рассматривать перспективу далеко вширь и вниз по проспекту. В те дни, когда голова болела не слишком сильно, Олег распахивал створки и «гулял» по улице. Он дарил цветы грустным девушкам, влезал в пацанячьи разборки, катался на велосипеде, а однажды познакомился с забавным человеком, который, несмотря на благообразную внешность, каждое утро собирал в сквере пластиковые бутылки. Тот оказался художником, а бутылки ему нужны были для создания неких арт-объектов.
Пять лет назад Олег вряд ли заметил бы этого чудака и статью о его творчестве не стал бы читать, да и грустные девушки точно остались бы без своих букетиков, так как Дэв был тогда очень и очень занят.
Жизнь Олега Дейкина можно было вписать в хрестоматию новейшей российской истории как пример успешной адаптации поколения «рожденных в СССР» во времена первоначального накопления капитала. После окончания политеха три года работы на заводе, а потом Дэв, что называется, оказался «в теме». С юных лет его настоящей страстью были автомобили. Однажды воспользовался предложением бывшего однокурсника перегнать подержанный «Опель» через границу и понял, что дело это живое и прибыльное, хотя небезопасное, короче, как раз по нутру. Через десять лет всё, что имело приставку «авто» имело отношение к Олегу Дейкину: автомойки, автосервисы, автосалоны, автомагазины. Он же оставался при этом простым ( теперь сказали бы «демократичным») парнем. На память о тех весёлых годах осталась кличка и замашки интеллигентного гопника, а также привычка к скорости в самом всеобъемлющем смысле слова. Дэв всё время мчался вперёд: касалось ли это бизнеса, движения по автобану или любого другого дела. Главным его страхом стала малейшая вероятность утраты темпа, он был уверен, что, если это вдруг произойдёт, то всё пропало — и летел, летел, иногда не разбирая дороги.
В тридцать два года Дэв решил жениться. Он ехал домой, в городишко, где родился и вырос, к маме с целью объявить ей о своём намерении сыграть свадьбу с красивой девушкой Лерой. Кроме того, Олег надеялся в разговоре с матерью окончательно избавиться от сомнений и понять, зачем ему это, собственно, нужно. С девчонками всегда был полный порядок, ещё школьником Дэв пользовался у барышень популярностью, а одна из них, Аллочка, даже забеременела и всерьёз собиралась рожать. Надо признаться, Дэв тогда здорово струхнул, делиться новостью ни с кем не стал. Мать Олега — простая медсестра в поликлинике, так мечтала увидеть своего сына образованным человеком, что ни за что не снесла бы удара, и он смолчал, а потом уехал учиться в Москву.
Дома всё осталось неизменным: тот же полированный шкаф и диван, ландышевый запах маминых духов. Дзв очень заботился о матери, посылал ей деньги, не раз просил переехать к нему поближе, но она жила так же скромно, говорила, что всего хватает, да и работа здесь, подруги — нет, нет, никуда она не поедет.
За ужином Олег завёл разговор о главном. Мама слушала, молча сдвинув брови. Такой реакции он не ожидал, казалось, мать никак не воспринимает серьёзность сыновних намерений, а думает о чём-то совсем постороннем.
-Ты что, не рада? - спросил Олег. Скажи что-нибудь.
В следующие полчаса Дэв узнал то, от чего перевернулась и потекла в новом русле вся его жизнь.
-Сынок, помнишь Аллочку?
-Да.
-У тебя есть дочь, её зовут Ниной.
-Алка что, в твою честь ребёнка назвала? - удивился Дэв.
-Она пришла ко мне сразу после твоего отъезда, искала тебя. Но я сказала, что раз ты ничего не обещал, то придётся нам самим ребёнка поднимать. И выросла девочка, хорошая такая. Мы уж пятнадцать лет с Аллочкой как одна семья. Может, подумал бы, сынок?
Дэв пытался переварить услышанное. Всё становилось на свои места: и то, что мама ничего лишнего не могла себе позволить, несмотря на немалые деньги, которые он ей посылал ( всё, значит, Ниночке отдавала), и то, что съезжать отсюда никак не соглашалась...
-Зачем же ты так? Эх, мамочка!- Олег надел куртку и хлопнул дверью.
Когда он позвонил в Алкину квартиру, дверь распахнулась мгновенно, и милая, русоволосая девушка сказала « папа» с такой непосредственной, детской радостью, что Олег пропал, он в ту же минуту понял, что никогда и никого не сможет полюбить так как эту незнакомую и такую родную девчонку. Так у Дейкина появилась семья.
Олег отъехал от окна, снова взглянул на экран телевизора. Вестников космического апокалипсиса сменила симпатичная дикторша, но и она, как ни странно, среди прочих новостей ввернула пару фраз про грядущий конец света, похоже, невесёлая тема была сегодня в фаворе у редакторов телеканалов.
Тогда он думал, что вот он, конец света. И никто не вострубил, не промчался торжественно на чёрных конях, случилось все очень обыденно и невыносимо больно. Мама ушла внезапно, просто присела на автобусной остановке по дороге на работу. Машины шли одна за другой, народу вокруг была уйма, но в час «пик» никто не обратил внимания на пожилую женщину, дремлющую, казалось, в углу павильона.
Алла плакала и плакала, он уже отчаялся остановить бесконечный поток её слёз, Ниночка, похоже, не очень понимала, что происходит и выглядела рассеянной и беспечной. Сам Олег чувствовал только щемящую пустоту, странно похожую на голод, который ничем нельзя утолить. Нужно было ехать на похороны. Он вызвал водителя, открыл заднюю дверь салона, усадил девчонок...Что произошло потом, помнил до мельчайших подробностей. Гул вращающейся бочки, вывернувшего из-за поворота цементовоза. Вот он кренится, медленно нависает над кабиной, грохот разрывающегося металла...Потом ничего.
В раю, должно быть, хорошо. Там белый, нелипко струящийся меж пальцев песок и пальмы. Олег лежит на пустынном пляже острова Маэ. Лазурная волна тёплого океана так прозрачна, что сквозь неё видно Солнце, которое красит кожу, даже не думая её обжигать — Сейшелы. Дэв вспомнил, как Алла гладила панцирь большой черепахи и говорила: «Она совсем не боится. Здесь так мирно, ни у кого нет врагов: ни у людей,ни у зверей. Это рай.» Когда во время экскурсии они шли в чёрной мгле сквозь чёрные мангровые заросли, под мостками кишели чёрные моллюски с вкраплениями живых кроваво-красных цветов — маленьких крабов, и Алла произнесла:« А это ад». Но тут она ошибалась.
Дейкин провёл в больнице почти год и вышел оттуда совсем не похожим на прежнего Дэва; чистым и пустым, увядшим, как жухлый лист, он хотел знать только одно: «Зачем»?
Два заместителя, два молодых, хмурых яппи занялись делами фирмы, они же быстро и ловко устроили быт Олега, каким то образом сумев воплотить главное его требование — иметь возможность находиться в одиночестве и не быть обузой никому в новом своём положении инвалида. Собственно, Дэв ничего и не требовал, просто потому что не хотел ровным счётом ничего.
Олег года два играл в «линейдж», играл до тех пор, пока обнаружил в себе нечто новое, это было желание НЕ ИГРАТЬ. Какое- никакое, но ЖЕЛАНИЕ.
Ничто, по большому счёту, не мешало ему вернуться к делам, Дэв честно пытался найти в себе и это желание, но оно улетучилось безвозвратно.
Пожалуй, страсть к машинам пропала ещё раньше, задолго до трагедии. Там же, на Маэ, Олега более всего поразила даже не природа островов, а лица местных жителей — креолов. Нет, они не были похожи на фальшиво-улыбчивых тайцев или благостных балийцев, которым их идолы настрого запрещают грешить унынием. Эти красивые, темнокожие люди были спокойны и счастливы. Они с достоинством принимали в своём раю богатейших особ мира, и при этом ничуть им не завидовали. А те самые «авто», что составляли смысл жизни для Дэва, здесь никому не нужны были ни вовсе, их не было ни у кого, что вызвало в сознании Дейкина немалое потрясение. Ведь он всегда был уверен , что живет правильно и занимается тем, что делает людей счастливыми. А в раю автомобили оказались совершенно ни к чему.
-Счастье, сын, лёгким не бывает. Вот потрудишься, помаешься, тогда и поймёшь, какое оно сладкое бывает, счастье. Остальное — удача, хороша, да изменчива. - говорил Олегу отец.
Если так, то вот теперь он и должен чувствовать себя счастливым. Разве мало выпало на его долю страданий? Разве не готов он уже принять и эту, ущербную форму жизни за вполне подходящую для того, чтобы испытывать непреходящее ощущение счастья? И тут, на тебе, голубь прилетел. Где он, кстати, не сидит ли до сих пор на балконе?
Олег открыл дверь, там было пусто; птицы оставляют метки, но этот, неведомо откуда взявшийся турман, исчез бесследно, не оставив и пёрышка, будто не прилетал никогда.Город гудел моторами, звенел трамваями, брызгал дождём, и звал к себе Олега Дейкина, подмигивая фонарями, обещая всё, что угодно, только приди.
Перед сном Дэв хотел было, как всегда, посмотреть « Дискавери», но вновь наткнулся на программу, в которой другие, но тоже очень важные астрономы — духовидцы продолжали муссировать тему кончины цивилизации.
-Что за..?- скривился Дэв. Он, как человек, причастный к бизнесу, расценивал данную акцию с точки зрения дивидентов, которые ожидают её организаторы; известно, что человека, доведённого до панического состояния, легко программировать...да на что угодно, хоть на покупку электрометёлки, хоть на установки гораздо более серьёзные. Впрочем, вряд ли все участники дискуссии были специалистами-нейропрограммистами. Люди как люди.
-Что за раздражающая увлечённость?- опять удивился Олег. Тоже мне, нашли способ погонять адреналинчик.
-Да им же весело! И не верят они ни в какой конец света.-догадался он. Вот и правильно, вот и молодцы. Может, этого самого конца потому и нету, что никто в него не верит по-настоящему. А ты философ, Дэв, усмехнулся он сам себе и пошёл спать.
Ночью Олег проснулся от того, что сердце сначала заколотилось бешено, а потом остановилось. Олег сжал пальцы в кулак и врезал себе под дых что было силы. Сердце затикало нехотя, как старые часы.
-Я умру?- спросил Дэв. Он подождал минут десять, сердце стучало ровно, и ответил себе: «Нет.»
Из распахнутого окна легко и приятно взлетать ввысь, надо только стараться не зацепить провода. Дэв шагнул и полетел над проспектом, то взмывая, то отталкиваясь от асфальта, раскинув руки и смеясь от радости.
Конечно же, летал Олег не наяву, а во сне, но это не имеет никакого значения, потому что пока ты жив, возможно всё, даже невозможное, в смысле , то о чём сегодня не смеешь даже мечтать.