Александру Невзорову, с любовью
Мы с Похом смотрели " Триумф воли" моей незабвенной подружки Лени, тихонько хихикая и многозначительно подмигивая друг другу. Пох - это, вообще-то, Винни-Пух, только по-казахски. У этих косоглазых братьев, оказывается, нет буквы "у", поэтому - Пох, первую же половину имени он не любил, говорил, что возникают неприятные ассоциации с Джонсом, здоровенным британским оглоедом.
- И что тебе этот Джонс ?
- Понимаешь, - шептал мне Пох, предварительно включив воду, телевизор и магнитофон, от подслушки, - мы с Борисом Бритвой,русским узбеком, вместе учились в школе КГБ, а Винни вальнул его из " Орла пустыни", гад.
- И чё ? - Не понимал я.
- Да ничё. Мне, по-большому счету, поху...м и русские, и узбеки, и Борисы, и Бритвы, но надо же кого-то ненавидеть, вот я его и ненавижу.
Странная логика Поха приводила меня в замешательство. Надо сказать, что время от времени мне тоже хотелось испытывать ненависть, но это удавалось воплотить лишь минуты на три, затем прирожденное веселье ломало всю ненависть на хрен, как, ну как можно ненавидеть явную тупость ? Никак.
Фильм закончился и мы вышли покурить.
- Ну как тебе фильмец ? - Лениво спросил я и прищурил глаз от дыма.
- Дискредитация.
Весомое слово " дискредитация". Оно как трехлинейная винтовка, как Тройственный союз в противовес Антанте, как трехдюймовое орудие с крейсера " Варяг", х..й знает зачем потопленный, а затем вытащенный ушлыми япошками из морских глубин, подобно античному кувшину, и под флагом микадо бороздивший просторы мирового океана. В этом словечке сплелись воедино ДВД-диск, ВДВ, кредит в зарубежном банке и номерной счет в офф-шоре, а еще акция, провокация и та самая ожидация из замысловатого языка дореволюционных лакеев, описанная классиками русской литературы.
- Почему дискредитация ?
- Потому, - отрезал Пох и закашлялся. - Ты вот где служил, в каком, так сказать, полку ? - Он взял меня за пуговицу и принялся крутить ее, глядя в пол. - Ваше жизненное кредо ?
- Всегда ! - Бодренько отрапортовал я и щелкнул пальцами. Просто я был в наиковских кроссовках, а на них каблуки не предусмотрены инженерами и дизайнерами лучшей в мире корпорации. Во, какой я ушлый, невзначай так сделал скрытую рекламу говенной фирме. Какая разница, что там написано, на коцах, шкерах, олимпийках, все равно все замутили гастеры-вьетнамцы в подвалах Подмосковья или китаезы под просторным небом нашей будущей родины, так что пох..я, " Наик", " Адидас" или, прости Господи, " Рибок". Кстати, я бы на месте боссов назвал ее " Рэбок", это более кошерно, а учитывая окончательных выгодоприобретателей, в масть. Можно сказать, в кассу. Эдакий общачок мировой закулисы, как сказала по секрету стремная тетка из Парижу, то ли профессор, то ли академик, короче, как писал Солженицын, научный человек.
- Не, не Солженицын, - заспорил Пох. - Другой. Алданов или Ажаев-Можаев, щас и не упомню, давно это было.
- Да хер с ними. - Я мужественно пресек дискуссию. - Давно уже разжевано, что виноват Сталин, а все остальные жертвы режима, а не самое обычное говно.
- Точно. И сейчас та же байда. Виноват один, ну, или, бригада его, а народ у нас святой.
Тут Пох перекрестился, сплюнул через левое плечо и выкрикнул " Зиг хайль". Я зиганул от нечего делать, отдавая память исчезнувшему с лица земли народу, подарившему нам Калигулу в исполнение классного Малкольма Макдауэлла, там еще молодая Хелен Миррен, жаль, не голая.
- Да, брат, - согласно кивнул Пох, - " Калигула" охренительное кинишко. А ты " Свинарку и пастух" смотрел ?
- Угу, - печально так ответил я.- Это где благородные зверьки и подлые русские ? Хорошее кино. Вот она, русофобия чистейшей воды.
- Так за это и награждают.
Мы переглянулись. Было не смешно. Противно.