В погоне за свободой

      Оди­нокий. Все­ми по­кину­тый. Нез­ва­ный. Бро­шен­ный. От­ча­яв­ший­ся. Это всё про не­го.

      Он бе­жит. Ку­да? Да­леко. Там где нет ни­кого. Где пус­то и сы­ро. Ту­да, где он на­конец, мо­жет быть со­бой. Сво­бод­ным. Вды­хать ле­дяной воз­дух но­чи пол­ной грудью. И жму­рить­ся от счастья.
      Боль­шие се­рые ла­пы взры­ва­ют гряз­ную зем­лю. Она раз­ле­та­ет­ся в сто­роны. Шерсть сва­лялась комь­ями. Вздыб­ленный заг­ри­вок. Ос­трые ког­ти.
      Ху­дой. Го­лод­ный. Но жи­вой. Жи­вой, как ни­ког­да. А вок­руг толь­ко бес­край­няя степь… Да­леко-да­леко по­лоса го­ризон­та. А вы­ше та­кое же бес­ко­неч­ное не­бо. Слиш­ком оно боль­шое, слиш­ком чёр­ное…
      Гла­за-бу­син­ки го­рят яр­ко. Он ви­дит всё. Каж­дый нич­тожный ка­мешек, каж­дую ма­лень­кую тра­вин­ку, каж­дую мок­рую лу­жицу дож­дя.

      Хо­чет­ся ва­лять­ся на гряз­ной зем­ле, про­питать­ся за­пахом све­жес­ти. Ла­кать тёп­лым шер­ша­вым язы­ком хо­лод­ную во­ду ручья.
      Но сна­чала нуж­но убе­жать как мож­но даль­ше. Убе­жать от все­го, а по­том обес­си­лено упасть, и будь что бу­дет. Глав­ное спас­тись.
      Спас­тись от это­го жут­ко­го су­мас­шес­твия. От неп­рекра­ща­юще­гося кош­ма­ра ре­аль­нос­ти. Жес­то­кос­ти и без­разли­чия.
      Что мо­жет он, мрач­ный волк, про­тив гроз­ных мил­ли­онов? Ведь ког­да-то и ве­ликим при­ходить­ся сда­вать­ся.

      А том­ные муд­рые звёз­ды лишь наб­лю­да­ют за ним. За про­иг­равшим зве­рем. Рань­ше го­товым бить­ся до кон­ца. И, на­вер­ное, вот он ко­нец. О та­ком кон­це мож­но толь­ко меч­тать. По­гиб­нуть сво­бод­ным. Зная, что сде­лал всё, что мог. Но мог для об­ще­го бла­гопо­лучия или для лич­но­го спа­сения?
      Бо­ги не спра­вед­ли­вы ко все­му, что ви­дят. Кто пи­сал та­кие за­коны жиз­ни? Ди­кая ложь. Боль и пре­датель­ство.
      Лишь оди­ночес­тво мо­жет спас­ти. И он час­то за­сыпал в ук­ромном угол­ке ле­са, прик­рывшись опав­ши­ми листь­ями, и сог­ре­вая свою прод­рогшую шку­ру собс­твен­ным ды­хани­ем.
      Спал днём. Что­бы не ви­деть но­вых кош­ма­ров. А ночью, чис­той ночью, вновь от­прав­лялся в свою су­мас­шедшую гон­ку. Как в скуч­ную ка­русель бе­зумия. Сно­ва и сно­ва. Она ув­ле­кала, ма­нила его, зва­ла. И он с ра­достью от­ве­чал ей. И каж­дую ми­нуту сво­его су­щес­тво­вания пры­гал в неё и от­да­вал­ся без ос­татка. Чу­дес­но. Му­раш­ки бе­гут по ко­же вмес­те с ним.

      Пос­то­ян­но нап­ря­жён­ные мыш­цы те­перь бо­лят каж­дый день. Но та­кой при­ят­ной ус­та­лой об­во­лаки­ва­ющей болью, что он час­то не­воль­но ус­ме­ха­ет­ся от удо­воль­ствия.
      Мок­рый нос лег­ко чу­ет ма­лей­шие за­пахи. Его ос­трое обо­няние – его луч­ший друг. Ко­торый по­мога­ет ос­та­вать­ся не­заме­чен­ным. Бе­жать от лю­бых чу­жих пос­то­рон­них за­пахов. Шум мол­ни­енос­но­го вет­ра про­носит­ся по нас­то­рожен­ным ушам, сли­ва­ясь в зна­комую и уже род­ную ме­лодию.
      Он лю­бит ночь. Лю­бит об­ла­ка, что, проп­лы­вая пря­мо над ним, час­то да­рят ус­по­ка­ива­ющие ми­молёт­ные ви­дения. Ви­дения счастья и ра­дос­ти, так дав­но им по­забы­тые.
      Он лю­бит дождь. Он вкус­ный. Мок­рый и све­жий. Он, на­конец, смы­ва­ет с не­го ста­рую грязь. Поз­во­ля­ет за­быть обо всём. Тог­да он бе­жит, под­давшись быс­тро­му по­рыву и прик­рыв от нас­лажде­ния гла­за. Как вы­пущен­ная в ему од­но­му из­вес­тном нап­равле­нии стре­ла. К сво­ей та­кой драз­ня­щей близ­кой и од­новре­мен­но не­имо­вер­но да­лёкой це­ли. Но он ис­полнит этот долг пе­ред са­мим со­бой. По­жиз­ненный оди­ноч­ка. Силь­ный, но тре­вож­ный волк. Ди­кий зверь ле­са.

      В нём пос­то­ян­но бо­ролись ка­кие-то чувс­тва, мыс­ли. Их бы­ло мно­жес­тво. Как мель­чай­ших про­жилок на листь­ях. Они ро­ились, спу­тыва­лись раз­ноцвет­ной па­ути­ной и шеп­та­ли ему своё сло­во.
      Од­ни убеж­да­ли бро­сить вы­зов судь­бе. От­ча­ян­но от­пра­вить­ся на вой­ну за спра­вед­ли­вость и ге­рой­ски по­гиб­нуть.
      Дру­гие – уй­ти от проб­лем, убе­жать от все­го, по­кинуть преж­ние мес­та оби­тания и изу­чить но­вые ди­кие не­об­жи­тые зем­ли.
      Третьи – прос­то в от­ча­янии бро­сить­ся с об­ры­ва на­пере­кор все­му. Убить се­бя и свою ду­шу, лишь бы ни­ког­да не чувс­тво­вать боль­ше веч­ной рва­ной и кро­вавой бо­ли.
      И ещё мно­жес­тво, эда­кое мно­жес­тво раз­личных ва­ри­ан­тов шеп­та­ли ему ти­хие, на пер­вый взгляд при­вет­ли­вые го­лоса.

      Ещё он лю­бит охо­ту. Ско­рее сам ре­зуль­тат, чем её про­цесс. Не­из­гла­димое впе­чат­ле­ние, ког­да ты впи­ва­ешь­ся сво­ими бе­лос­нежны­ми клы­ками в тёп­лую и мяг­кую плоть жер­твы. Хоть ко­го-то ты ещё мо­жешь по­бедить. Но кро­лик – пло­хой про­тив­ник. И это уте­ша­ет лишь на один про­цент.
      Гла­за зас­ти­ла­ет пе­лена ту­мана. Они смы­ка­ют­ся от пе­ренап­ря­жения. Су­хая глот­ка мо­лит о кап­ле жид­кости. Но ес­ли ос­та­лись си­лы мо­лить­ся, ты ещё на что-то спо­собен и прос­то сдать­ся бу­дет неп­ра­виль­но.

      Все мы, так или ина­че, со­вер­ша­ем ошиб­ки. И это­го не из­бе­жать. Это бы­ла ве­личай­шая ошиб­ка в его жиз­ни. Стру­сить и спас­ти свою шку­ру. Он се­бе это­го ни­ког­да не прос­тит. Не смо­жет. На­вер­но, слиш­ком хо­рошая па­мять. Но вре­мена­ми он уно­сит­ся ку­да-то в даль и на ко­рот­кие про­межут­ки вре­мени впа­да­ет в пь­яня­щее оце­пене­ние. Сла­дос­тный яд.
      Он чувс­тву­ет, как теп­ло от сер­дца раз­ли­ва­ет­ся по все­му его мощ­но­му те­лу. Как кровь не­сёт­ся по со­судам к ла­пам и ру­бино­вым во­допа­дом спе­шит об­ратно. Об­лачка па­ра рав­но­мер­но вы­рыва­ют­ся из сла­бо при­от­кры­той пас­ти. И по­кида­ют его, как и все. Как и всё ос­таль­ное. Без­воз­врат­но. Без­на­дёж­но.
      Он зна­ет, что мрак его сти­хия. Что это его сре­да. Но зверь не ль­нёт к не­му, он дав­но зна­ет, что в ха­осе не отыс­кать счастья. Свет те­перь не при­мет его, по­это­му при­ходить­ся дер­жать­ся мра­ка. А как толь­ко ты взял его влаж­ную про­тив­ную ла­дош­ку, он, увы, те­бя уже не от­пустит, и бу­дет прес­ле­довать кош­ма­рами во снах и на­яву.
      Он не ве­рил, что судь­бу вер­шат бо­ги. Он во­об­ще не ве­рил в бо­гов. Это не они зас­тавля­ют его ис­кать пи­щу или от­ды­хать от ус­та­лос­ти. Лишь мы са­ми вы­бира­ем свой путь. Свою судь­бу, своё даль­ней­шее су­щес­тво­вание. И лишь нам ре­шать, ждёт ли нас хо­роший ко­нец или веч­ные му­ки. Ка­ким же он был глу­пым тог­да! Толь­ко шаг­нув за за­ман­чи­вую за­весу, по­нима­ешь весь скры­тый смысл. Но по­верь­те мне, луч­ше не ша­гать.

      Вот на его пу­ти воз­ни­ка­ет оди­нокая се­рая ска­ла. Та­кая же, как он сам. И он ско­рее не­сёт­ся на са­мую вер­ши­ну, что­бы оки­нуть ве­личес­твен­ным взо­ром всё прос­транс­тво вок­руг. Од­на­ко, по­мимо его во­ли, чёр­ные гла­за-бу­син­ки сно­ва ус­трем­ля­ют­ся к не­бесам, и там он ви­дит ог­ромный блед­но-жёл­тый со вмя­тина­ми пол­ный диск лу­ны. Наг­лой кра­сави­цы.
      Че­рез се­кун­ду он уже от­ча­ян­но во­ет. Во­ет от сво­ей неп­ра­виль­ной судь­бы и от бес­си­лия. Са­мому про­тив­но. Но это ус­лы­шит од­на она. Од­на та­кая же ди­кая лу­на. Под­жав ла­пы и хвост, он во­ет очень дол­го. Ка­жет­ся, за это вре­мя про­ходят ве­ка. Стро­ят­ся и раз­ру­ша­ют­ся го­рода, рож­да­ют­ся и уми­ра­ют лю­ди.
      Но он не лю­бит ког­да из­редка из глаз тон­кой струй­кой те­чёт ка­кая-то жид­кость. Тог­да он чувс­тву­ет се­бя сла­бым. Не­выно­симое чувс­тво.

      Он сно­ва сры­ва­ет­ся с мес­та и бе­жит от се­бя са­мого. В даль­ние да­ли. Мо­жет, там бу­дет луч­ше.
      И его се­рая спи­на с вздыб­ленной шерстью на заг­ривке уда­ля­ет­ся всё даль­ше и даль­ше. К тём­но­му вы­соко­му ле­су, а за­тем к неп­риступ­ным го­рам, бе­лые вер­ши­ны ко­торых упи­ра­ют­ся в не­беса.

      Ско­ро рас­свет.