Святой
В тюрьме Таганской первый срок.
Прислал в дар Горький полушубок,
Чтоб холод камеры на убыль
Свести он к минимуму смог.
Хоть был Луке тулуп и дорог,
Другому в жизни он помог.
Вели в клозет. Его привлёк
Своим обличием шпанёнок,
Дрожавший словно как кутёнок.
Он полушубком дрожь пресёк,
Отдав ему. Так стал на Зоне
Авторитет его высок!
Был Север крайний зол и хмур,
Срок следующий стоял в запасе,
Туда он шёл в церковной рясе.
Был путь тот длинен и понур.
Но жили в нём две ипостаси:
Святитель и Лука - хирург.
Этапом шёл на Енисейск.
Абсцесс кости он вскрыл зубами,
Кость вынул ржавыми щипцами,
Как привели их на ночлег.
И рану леской он стежками
Себе зашил уж под конец.
Потом совсем идти не мог.
Как кандалов раздались звуки,
И люд увидев его муки,
В минуту трудную помог.
Поднял Луку себе на руки,
Понёс его и тем сберёг.
Полгода – ночь, затем – рассвет,
Всё это за полярным кругом.
По ритуалу крестил строго
Детей родившихся на свет
В «станке», где дом лишь на округу,
И лишь медведь тебе сосед.
Звучала радостно капель,
Мурлыкал на окне котёнок,
В корыте хрюкал поросёнок,
Заливисто брехал кобель.
Был рядом с таинством телёнок,
И кадкою была купель…
Он бельма резал людям в раз,
Пересадив на эту рану
С губы кусочек взятой ткани.
Тем зренье многим людям спас.
Они как в молодости ранней,
Стреляли точно белке в глаз.
Зараза та пришла как мор.
Казалось, сбылся навет древних: -
«…Ослеп охотник, мрут деревни…»
Беда явилась в каждый двор.
То саван шьют из шкур оленьих,
То погребальный жгут костёр.
Стал свет в очах людей совсем
От катаракты не прозрачен.
Был Север слухом весь охвачен,
Разнёсся по заимкам всем:
- Пришёл, чтоб исцелить незрячих,
Большой Шаман на Енисей! –
Лука протяпал корень зла,
Руками делая прозревших.
Тунгусов заново оживших,
Опять охота позвала.
Ему колонна из ослепших
В дар милостыню принесла.
Как мог он это пережить!
От этой вести всё померкло
Когда узнал о плане мерзком.
Чтоб Вере больше не служить,
В Ташкенте Сергеева церковь
Должна разрушенную быть.
Решил проделать он с собой,
В ответ на это беззаконье,
Аутодафе на иконах,
Что находились в церкви той.
Хотел своим самосожжением,
Клеймом стать на Советский строй.
По Миру был известен он,
И весть о будущем сожженье
Власть приняла предупрежденьем.
Собор, который обречён,
Его стоическим служеньем
На этот раз был им спасён.
Над первом взрезом йодом крест
Всегда на теле рисовался,
Обряд молитвы совершался,
И только после был надрез.
Счёт операций не считался,
Ведь было в жизни их не счесть.
Был как хирург всегда готов,
Любой надрез считая важным.
К любому он с вниманьем должным
Имел врачебный свой подход.
Остановиться мог на каждом,
Взрезая стопку из листов.
- Хирургом главным в Москве будь!
Ты только отрекись от сана,
Забудь о том, что православный! –
Но Веру было не задуть.
Все «праведники» те бесславно
Свой завершили в жизни путь.
- Ту веришь в Бога? Это да!
Но где твой Бог и где он ходит?
И где находится в природе? –
Суду ответил он тогда:
- Мысль через голову проходит,
А видел кто её, когда? –
Искали во врачах «врагов»,
И Петерс всех их ненавидел.
Вопрос он задал, не предвидел,
Чтобы Лука ответить смог:
-Ума я как-то не увидел,
Хоть много вскрыл я черепов…-