Охрана, рудник, губы в кровь,
Раб горло им перегрызает.
Избавлен чудом от оков,
С судьбою в кости он играет.
Хоть всё учти, себя замучай.
Найдётся неучтённый случай.
И почему остался жив.
Когда конвой его поймал?
Так били – двор весь окровил,
Глаза три дня не открывал.
Ну не идёт всё чередом,
Лишь может случай – кувырком!
Патрицею он приглянулся,
И смерть и плаха отступили.
Раб гладиатором очнулся,
Приёмы боя в нём ожили.
Хоть солнце прячется за тучею,
Он дважды поклонился случаю.
Знал варвар лук и меч,
Родную степь, лесную зелень,
И много сечь, летели с плеч
Чужие головы на землю.
Сквозь смерть к бессмертью ляжет путь,
И вновь погибнет кто-нибудь!
Теперь арена, смертный бой,
До первой смерти будет сечь.
Араб – противник, меж собой
Сошлись трезубец – скифский меч.
Ведь не бывает сразу, вдруг!
Всё из борьбы и из потуг.
Вот перерублен был трезубец,
Сломался меч потом у скифа,
Арабский щит был весь изрублен,
У скифа щит был словно сито.
Всему свой лик и свой черёд,
Как будто где-то кто-то ждёт.
Вот молнией сверкнул их нож,
У каждого смертельным жалом,
Пускай друг с другом не похож –
Стремятся оба к крови алой.
За жизнь мы держимся руками,
Но вазой хрустнет под ногами.
Однако треснула их сталь,
И в рукопашный вошёл бой,
Вот каждый на колени пал,
Не взял не тот и не другой.
По ним ручьи, где пот и кровь,
Нет сил начать опять всё вновь.
И вся арена тут же встала:
- Ничья! Свобода! Дрались смело!
Она так дружно прокричала,
Что Цезарь им свободу сделал.
На самом деле это было,
Хотя и многие забыли…