Он, стиснув зубы, смотрел, как врач зашивает ему резаную рану на руке. Вспомнился фильм «Рембо. Первая кровь». Там американский рейнджер сам зашивал на себе похожую киношную рану. И точно как в том фильме, края его раны стягивала нить, которая медленно тянулась за длинной изогнутой медицинской иглой. Кровавые края рваной плоти шевелились, словно обильно раскрашенные помадой губы…
Он закрыл глаза. В голове шумело. В висках молотками стучала кровь. Запах горелой резины… Казалось, им была пропитана вся вселенная. Этот запах был везде. Тошнота подкатывала к горлу. Но все это не имело для него никакого значения сейчас. Сейчас весь мир для него не имел никакого значения.
Он — командир взвода спецназначения, капитан милиции, здоровый и сильный мужик — сидел сейчас голый на старой доисторической кушетке и беспомощно наблюдал за тем, как полупьяный сельский хирург зашивал ему третью резаную рану. Хирург этот — его бывший одноклассник Димка — ничего не спрашивал. Просто делал свою работу, не вынимая сигареты изо рта.
Офицерская форма, которой он раньше всегда так гордился, пропитанная его кровью и запахом гари, валялась рядом на полу. Теперь в ней нельзя было показаться на улице. Шеврон с изображением охотящегося беркута теперь был для него «черной меткой». Надпись «Беркут» словно кричала, что носитель ее — враг народа. Преступник. Убийца и предатель Родины.
Он открыл глаза. Маленький китайский телевизор на железном сером шкафу транслировал новости. Диктор с ликованием в голосе рассказывал о том, как президент — верховный главнокомандующий — сбежал. Сбежал вместе с председателем парламента, премьером, генеральным прокурором и председателем службы безопасности. И самое главное, с министром внутренних дел. С его министром, который еще пять дней назад вручал ему и еще десятку офицеров «Беркута» ведомственные награды за образцовое выполнение служебного долга на Майдане. Он получил из рук министра наградной пистолет «Форт», награду, о которой мечтает любой милиционер страны. Это было и его заветной мечтой, которая так неожиданно осуществилась! Хоть он и не совершал ничего героического. Просто его рота два месяца стояла в оцеплении на ул. Грушевского у Кабмина. Просто стояла, отбивая атаки активистов. Ни боевого оружия, ни разрешения применять силу, ни теплой одежды, ни современного снаряжения… Приказ звучал по-идиотски просто: «Стоять». Просто стоять и все. Замминистра перед строем так и сказал: «Стоять и демонстрировать миролюбие. Вы — мирные милиционеры. И пусть весь мир видит это! Вы должны показать, что против мирных милиционеров выступают
вооруженные до зубов националисты». И они стояли. Просто стояли два месяца. Стояли даже тогда, когда в них летели коктейли Молотова. Стояли тогда, когда в них бросали камни и шумовые гранаты. Ни один из его подчиненных не применил силу. Ни один. Он лично следил за этим. Он точно знал, что ни один его боец не нарушил приказ. До сегодняшнего дня. Сегодня все было иначе. Сегодня был бой, если это можно было назвать боем. Сегодня в них стреляли. В безоружных. Трое молодых ребят из его взвода были убиты выстрелами в голову. В левый глаз. Именно так. В левый глаз. Фирменный почерк снайпера… На этом фоне удары пикой, которые получил лично он, не имели для него никакого значения. Никто даже не дал команду: «Отступить «. Просто оборвалась связь. Ни одна радиостанция не отвечала. Ни начальников, ни дежурных… Ни один телефон… Сомнений не было: их предали. Бросили на растерзание толпы. Их, два месяца простоявших под Кабмином, защищая правительство…
Времени на раздумья не было. И они с позором побежали… Спасались, кто как мог… И он тоже. Тех, кто не смог выбраться, ловили и расправлялись. Били, калечили… Его, раненного и истекающего кровью, подобрал таксист-армянин. И довез по его просьбе к Димке. В сельскую больницу. Точнее, в травмпункт, где работал и жил проштрафившийся в столичной клинике и сосланный сюда на исправление хирург Димка, с которым они в детстве сидели за одной партой в школе…
А сейчас он здоровый и умный мужик сидел голый на старой древней кушетке и смотрел на то, как кровавые губы резаной раны на руке пытаются что-то сказать ему… Может о том, как смотреть в глаза людям на улице… Или о том, как жить дальше с позором в душе… Он посмотрел на лежащий на столе наградной «Форт». Взгляд его стал жестким. Похоже, беглый министр знал, зачем он мечтал о наградном пистолете…