Хватка у Лидии Львовны — дай Бог каждому журналисту. А вот репортером она была бездарным, наглым и случайным в силу сложившихся обстоятельств. Ей не доставало даже поверхностных знаний о предмете радиопередач, но зато самоуверенности, апломба было с избытком. Западные папарацци по настойчивости, твердости духа и упрямству в достижении цели ей и в подметки не годились. За два года до пенсионного возраста Лидия Львовна крупно повздорила со своим непосредственным начальником — управляющим районным Госстрахом. Женщина экспрессивно-импульсивная в пылу гнева высказала ему все, что о нем думает (допек своей флегматичностью и нудотиной). Может он и сжалился бы, но слово «козел», а начальник плюгавенький чиновник с жидкой бородкой и лупатыми бесцветными глазами очень походил на козла, острой занозой застряло у него в голове. Он не смог переступить через обиду. Талант Лидии Львовны был уникален. Работая агентом Госстраха, она могла уговорить даже мертвого застраховать свою жизнь и личное имущество.
Плюнула на все и ушла без слез и сожаленья в свободное плавание, на «вольные хлеба».Тут и работа подвернулась — корреспондентом-организатором районного радиовещания. Не ведая, что это такое и с чем его едят, Лидия Львовна с головой ушла в работу. Напористости, решительности и хитрости, которыми она обескураживала своих собеседников, ей было не занимать. Лихо перед взорами оцепеневших сёкретарш-машинисток, призванных оберегать начальников от незваных и назойливых посетителей, она с тяжелым магнитофоном (диктофонов тогда не было) в сумке врывалась в меблированные с паласами и ковровыми дорожками кабинеты.
Пока чиновник приходил в себя от внезапного визита и укорял следом впорхнувшую секретаршу, корреспондент-организатор рыскала взглядом по стенам. Отыскав розетку, быстро разматывала шнур удлинителя и включала магнитофон. Затем бесцеремонно подсовывала микрофон к лицу опешившего начальника и властно требовала:
— Говорите, живо! Не тяните кота за хвост.
— О чем? — робел при виде микрофона и вращающихся катушек чиновник, и бледнея и краснея, утирая пот с лица и крутого затылка.
— Планы. Задачи. Успехи! — напирала Лидия Львовна, гипнотизируя обескураженного начальника по-цыгански черными, навыкате глазами.
— Экспромтом, без бумажки? Я так не могу, мне надо подготовиться. Давайте завтра,— неуверенно сопротивлялся чиновник.
— Нет! Нечего меня кормить завтраками, у меня сегодня выход в эфир, — парировала непреклонная женщина и начальник сдавался, с ужасом представляя, что в противном случае, придется еще раз встречаться с напористой дамой. Чтобы только быстрее отвязаться, что-то косноязычно мямлил в микрофон. А утром по время передачи радиослушатели хватались от смеха за животы.
Вскоре на Клавдию Львовну кто-то накапал куда следует, мол, подрывает авторитет руководителей, выставляет их шутами гороховыми, но она выстояла, как железобетонная стена. Пока разгорался сыр-бор она, возможно, кто-то надоумил, ввела в свои передачи новую рубрику «Поздравляем с днем ангела». Узнав даты рождения отцов власть предержащих, их любимые песни, она включала их в программы. Такого внимания удостоились и «первый», и «второй» и «третий» секретари, председатели исполкома, райпо и районо, начальник милиции и прокурор, судья, главврач, главный фармацевт и другие влиятельные и полезные персоны, их жены и чадо.
Приятная неожиданность растрогала измученные не нарзанам, а дорогим коньяком и винами, сердца начальников, и Лидия Львовна после небольших колебаний почвы под ногами, прочно утвердилась в своей должности. В День радио ей сам «первый» вручил почетную грамоту и букет алых роз, о чем она несколько раз известила радиослушателей и исполнила по собственной заявке в свою честь песню «С «лейкой» и блокнотом, а то и с пулеметом первыми вступали в города…» Позже я узнал, что она, благополучно доработав до пенсии, продолжила покорять вершины радиожурналистики.
А до этого случай свел меня с Лидией Львовной. Легкая на подъем, она нередко подсаживалась в наш редакционный УАЗик для поездки в села аграрного района. На сей раз, мы выехали в колхоз имени Чапаева на сев риса. Прибыли прямо на рисовые чеки, представлявшие собой ровно спланированные грейдерами разделенные со всех четырех сторон земляными перемычками квадраты или прямоугольники. Остановились у края одного из чеков, в чаше которого работал посевной агрегат. Я помог женщине выйти из машины. Она предусмотрительно снарядила свой громоздкий, как сундук, магнитофон батарейками (О диктофонах, а тем более, о цифровых, тогда и не помышляли). Не дождавшись меня, она ловко по крутому склону спустилась в чек навстречу движущемуся трактору с сеялками в сцепке. Вдруг повела себя неадекватно, что-то с ней произошло непонятное. Она издала воинственный крик и, подняв вверх плотно сжатый кулак, как тореадор на быка, двинулась на трактор. Глаза у нее лихорадочно блестели и метали молнии. Такой я еще корреспондента-организатора не видел.
— Лидия Львовна, что с вами? — подскочил я, едва успев оттащить ее от замершего в пяти метрах трактора.
— Ты, ты погляди, как они сеют! — бросала она гневные взгляды на почву, на поверхности которой были рассыпаны белые бусинки риса.— Брако-де-лы! За такие дела в сталинские времена ставили к стенке! Форменное безобразие, вредительство, саботаж, очковтирательство! В сталинские времена таких ставили к стенке, отправляли в Гулаг. Поделом было классовым врагам народа.
Подошли тракторист и сеяльщик с недоумением, словно на новые ворота, уставились на разгневанную по непонятным причинам женщину с магнитофоном в одной и микрофоном в другой руке.
— В чем дело? Почему мешаете работать? — строго спросил механизатор.
— Работнички, глаза ваши рыжие и бесстыжие! — отчитывала она ничего не понимающих мужчин. — Кто же так сеет? Вы, что вчера с пальмы слезли? Я на вас докладную напишу... оштрафуют за брак, а может и посадят, пошлют на «химию», чтобы не химичили.
— Успокойся, угомонись, тетка, не будь базарной бабой, — осадил ее смуглый тракторист. — Кто ты такая, чтобы командовать парадом, строить нас и равнять?
— Я уполномоченное лицо, представитель СМИ, — гордо заявила она.
— Кем вы уполномочены?
— Народом, вот кем!
— Так я и есть тот народ, от земли и сохи, — усмехнулся и ухмыльнулся тракторист, довольный своей сообразительностью.
— Народ так не поступает, семена куда попало не бросает воронам на корм.
— А-а, балаболка, шумит без толку, — уныло махнул рукой механизатор.— С глупой бабой поведешься, греха наберешься. У меня своя дома пила. Поди, отсель балаболка, не мешай норму выполнять. Не суй нос, куда не просят, не в свои сани не садись.
— Гляди, он еще и оскорбляет официальное лицо при исполнении служебных обязанностей. Какие еще сани, если до зимы далеко,— не отступала Лидия Львовна, пиявкой впившись в мужика пристальным взглядом своих пучеглазых мини-локаторов.— Назовите, ваше настоящее ФИО?
— Фио? — не понял тракторист.— Иди к агроному и бригадиру с ними фиокай, а нам голову не морочь.
— Будешь свидетелем, мы его засадим на пятнадцать суток за грубость, — призвала она меня в союзники, но я не проявил энтузиазма, памятуя о скандальном нраве своей спутницы. Механизатор за ним и сеяльщики, озадаченные неожиданным напорам, молча повернулись и пошли к трактору.
— Назад, ни с места! Я мигом выйду в эфир! — кричала им в спину Лидия Львовна, убежденная в своей слепой правоте, часто путавшая эфир с сетью проводного радиовещания. Ее очень прельщало и ласкало слух таинственно-магическое слово «эфир». Желая напугать мужиков, она включила магнитофон и дрожащим от волнения голосом громко, чтобы они услышали, произнесла первую стандартную фразу, которой начинались все ее радиопередачи:
— Уважаемые радиослушатели! Я веду свой репортаж с рисовых чеков колхоза имени Чапаева, легендарного комдива Красной Армии, о котором до сих пор печальную песню поют.
С первых минут прибытия на рисовые чеки передо мной и журналистом районной газеты (взяла таки и меня в союзники) предстала картина вопиющего безобразия. Тракторист и сеяльщик, отказавшиеся назвать свои ФИО, допускают брак в работе. Сеет рис поверх почвы. Семена склюют птицы, чайки, вороны, сороки и прочие пернатые, которых здесь тьма-тьмущая. Значит, дорогие мои земляки, на щедрый урожай и вкусный плов с бараниной можно не рассчитывать. Многие хозяйки, их мужья и дети останутся без этого замечательного блюда...
— Не останутся, не сейте панику,— перебил ее приблизившийся агроном. Напрасно он битых полчаса посвящал Лидию Львовну в тонкости технологии возделывания риса.
— Рис сеют без заделки семян в почву,— внушал он ей, словно с кафедры растениеводства академическим голосом.— Затем чеки заливают водой и вскоре семена прорастают зелеными стеблями над зеркалом воды…
— Брак! Халтура!— твердо, каменной глыбой стояла она на своем. — Так и передам в эфир, чтобы все в районе знали какие вы бракоделы. Испокон веков люди сеют семена в землю, чтобы их вороны, сороки и воробьи не склевали. Берите пример с мудрых китайцев, они воробьем стараются уничтожить, а вы их сознательно подкармливаете рисом. Это натуральное вредительство. Я сообщу по инстанции, куда следует. Вы, наверное, свой диплом купили за украинское сало…Разберутся и с этим, полетите к чертовой матери.
— Кстати, коль вы вспомнили о китайцам, то этот способ сева мы у них позаимствовали. Они по три урожая за год снимают, — с надеждой двинул последний аргумент агроном.
— Не верю! Не верю, хоть убивайте, казните меня! — с ехидством и чувством превосходства повторила Лидия Львовна.
— Никто вас не собирается убивать, уймитесь.
— Не верю, чтобы самая великая и плодовитая нация занималась такими глупостями. Китайцы при таком севе риса, который для них, что для нас хлеб, вымерли бы. Так семенами разбрасываются только туземцы и папуасы. И вы от них далеко не ушли. Это издевательство над здравым смыслом. Вы только призадумайтесь, сев по поверхности почвы. О такой дури я никогда не слышала и не читала. Вы хотя бы застраховали это поле от засухи и неурожая.
— Засуха не грозит, — усмехнулся мужчина. — Как только засеют, то чеки будут заполнены водой из Северо-Крымского канала.
— Все равно обратитесь в Госстрах, — твердила она. Агроном беспомощно оглядывался по сторонам, ища поддержку. Вскоре ему осточертело доказывать свою правоту и, сочно выругавшись, позабыв о записи, он ретировался. Лидия Львовна, кое-где присыпав семена землей и, сказав о своих патриотических действиях в микрофон, с гордо поднятой головой и блеском в глазах, получив изрядную дозу адреналина, прошествовала к машине. Она осознавала себя победительницей дискуссии. При возвращении в райцентр всю дорогу негодовала и возмущалась. С того случая я старался избегать совместных с нею поездок на поля, сады, на фермы и кошары, где она менторским тоном поучала садоводов, виноградарей, телятниц и чабанов премудростям профессий. Теперь сожалею о том, что столько потешных сюжетов осталось утрачено.
По рассказам коллег, неугомонная женщина еще не один раз проявляла себя знатоком сельского хозяйства, поучала инженеров, энергетиков, агрономов, зоотехников, селекционеров. Но подробности и детали многих с ее активным участием и ею же спровоцированных курьезных инцидентов и конфликтов, остались мне неведомы, а могли бы стать фабулой потешных рассказов.
пос. Советский. Крым