В городе Томск есть замечательный памятник Антону Павловичу Чехову. Надпись на его постаменте гласит: «Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку».
Направляясь на Сахалин и остановившись в Томске на несколько дней, великий русский писатель зачем-то весьма грубовато о нём отозвался:
«Томск гроша медного не стоит… Скучнейший город… и люди здесь прескучнейшие… Город нетрезвый… Грязь невылазная… на постоялом дворе горничная, подавая мне ложку, вытерла её о зад… Обеды здесь отменные, в отличие от женщин, жестких на ощупь…».
Простите, Антон Павлович, я читал «Каштанку», и не буду бездеятельно созерцать Вас из канавы, но лучше укушу за задницу.
В Томск, на конференцию молодых учёных, я улетал в мае 2005 года из Москвы. После очередного теракта, служащие аэропорта Домодедово раздели меня дважды, мариновали несколько часов, пока, наконец, не выпустили в зал ожидания.
Решив поужинать, я пошёл в бар. Ужин, хоть и состоял из кружки посредственного пива с маленьким пакетиком чипсов, съел значимую часть моих командировочных. Забегая вперёд, скажу, будучи в Томске два дня, на жильё и питание я потратил меньше, чем заплатил за пиво в Домодедово.
Летели ночью, три часа, в душной тесноте сто пятьдесят четвёртого Ту. Окна запотели. Крыло трещало, грозя отвалиться. Ближе к рассвету через него пробежала длинная трещина. Когда я понял, что это открылись закрылки, было уже поздно – памперс налился зловонной тяжестью.
Томск встретил утренней прохладой и свежей зеленью. Без всяких формальностей, прямо из самолёта я прошёл на стоянку такси. Цена до города приятно удивила, напомнив давно забытую стоимость билета на московский трамвай.
Томск уникальный город. Сибирские Афины. На семьсот пятьдесят тысяч жителей, пятьсот тысяч – студенты. И немалая их часть, поверьте, красивые студентки. Остальные – преподаватели. Два дня конференции пролетели в один час. Немалую роль в этом сыграло огромное уважение медицинской общественности Томска к сэру Уильяму Ослеру*. Когда организация конференции поручена сорокалетнему профессору Университета, поверьте, это очень весело. И, как правило, всё заканчивается шумным банкетом.
А пока я пришёл в студенческую столовую обедать. Цены поражали. В Москве нет возможности разменять десять рублей, здесь на десять рублей можно сытно поесть. Бесподобные пироги, наваристый борщ, салаты. Когда раздатчица увидела, что мой заказ превысит немыслимые пятьдесят рублей, она усадила меня за стол и начала носить тарелки сама. Застенчиво повздыхав над маленькой порцией салата, высыпала в него второй. Встать после такого обеда я уже не смог.
Мой самолёт улетал рано утром, а вечером ждал банкет. Банкет в Томске, а это был настоящий банкет с ведущим и конкурсами, даже Антон Павлович с этим согласился, стоил как три кружки пива в Домодедове.
Товарищ, ужиная в «Славянском Базаре» на берегу реки Томь, возмутился:
– Это же сколько у Вас осетрина стоит, если на рубли перевести?
– Наши цены в рублях.
– Дайте три!
Девушки на банкете были милы и радушны. Их мягкие тела плавно кружились в медленном танце, оставляя ощущение несбывшейся радости.
Глубокой ночью я вышел из ресторана на улицу. Сзади раздался тихий голос:
– Куда прикажете?
Я сказал адрес. Лицо таксиста было трудно разглядеть. Сдачи у него не было. Я провалился в темноту.
Утром я проснулся от нещадно звонившего телефона и мягкой руки, гладившей меня по колену.
– Алло!
– Лайм, доброе утро, не проспи самолёт.
Звонил кто-то из новых томских друзей.
– Вставай медвежонок, кофе на столе. Голос у девушки был такой же мягкий и добрый, как и её тело.
На улице ждала бюджетная иномарка. Водитель вышел, помог с вещами. Выяснилось, что это он ночью привёз меня в гостиницу, пообещав утром отвезти в аэропорт. Вчерашняя сдача покрыла половину счётчика.
Уже перед посадкой, похмеляясь холодным пивом, которое по московским меркам мне практически подарили, я осознал, насколько мы с Антоном Павловичем Чеховым были неправы, уезжая из Томска.
* Сэр Уильям Ослер (William Osler; 1849 – 1919) – канадский врач. В вопросе возраста врачей считал: «Эффективная, живительная работа, радикально меняющая жизнь проводится людьми в щедром возрасте от 25 до 40 лет. После 40 лет человек не теряет способности к творчеству, энергии и даже способности принимать решения, но его мозг уже не столь эластичен и восприимчив. Начиная же с 60 лет человек практически бесполезен»