Молча, навзрыд плакали берёзы

               
За визгом бензопилы не слышали их люди. Да и вряд ли догадывались взрослые об этом. Девочка, ещё маленькая совсем, не выдержав этой картины к ногам матери прижалась.
- Мамочка, мама им же больно! Они плачут. Ты слышишь, они плачут. Ветками машут от боли. Помнишь, я ручку ушибла свою, а ты подула на неё и плакать, я перестала. Пойдём, листики погладим и на веточки подуем …
В середине 50-х прошлого века учителя, с учениками своими,  сажали  тонюсенькие берёзки вдоль центральной дороги посёлка. Подрастали дети, росли берёзки. Крыши домов утопали в тонких ветвях, в листочках зелёных. Под кронами копошились ребятишки и куры. У белоствольной красавицы, что вход в посёлок охраняла, хозяйки с пастбища встречали коз и коров. Много житейских рассказов и сплетен бабы ей рассказали. Внимательно слушала она,  листвой шелестя, не сплетничала, свято тайну храня. Деревья эти были как штора у въезда. Охраняли от недоброго взгляда, усмиряли ветер – забияку. А годы летели. Их не в силах удержать никому. Поседели, стали бабушками и дедушками юные пионеры, что деревца поливали. Обвисли ветки красавиц былых, уже гнут ветра молодые. Скрипят угрожающе, наклоняются всё ближе к земле. А внизу теплотрасса, вверху гудят провода. И если ветер уронит, хотя б одну – случится большая беда. Всё это, вместе взятое, и предрешило их судьбу. Давно, ранней весной, молодые и тонюсенькие саженцы, с заботой и лаской, молодёжь посадила лопатой. Недавно, весной, такой же ранней, к ним, уже старым и немощным, пришли молодые с пилой…
Оголилась улица. Словно с человека сорвали одежду. Взгляду не за что уже зацепиться. Внизу, строго в ряд, стоят, в два обхвата, огромные пни.  В них теплилась ещё жизнь. Уже без кроны своей, они цепко держались за землю. Прошёл месяц, а они всё качали, из матушки земли, сок животворный. И, сок этот, растекаясь бесцветной жидкостью по срезу, стекал на землю уже красным. Алым цветом, как кровь, застывал на зелёной траве.
Они плакали, плакали. Сердце СТУЧАЛО, стучало, стучало…