Избежавшая расстрела

Александр Герзон
       

Она шла, едва не падая от страха перед грядущим расстрелом. Такая красивая, месяц назад вышедшая замуж и уже вдова. Еврейка.
Люди шли молча, лишь изредка кто-то шептал что-то соседу или молился,  тоже шепотом.
Они уже знали, что их ведут убивать. Но в голове не укладывалось. За что? Только за то, что евреи? Нет, этого быть не может. И они внушали себе, что их – нет! – не станут убивать. Их поместят в какое-то место, в гетто. Им будет плохо там, но они будут жить. И дети их будут жить. И старики-родители.
Но вот уже и лес впереди. Городок за спиной остался.

Подошли к опушке.
Увидели длинный ров и полуголых мужчин-евреев, выкопавших этот ров. Они только что закончили работу. И их тут же посадили на край рва и стреляли им в затылок. И они падали в ров, который выкопали.
Потом всем прибывшим велели раздеться догола, ставили их ко рву. Но не лицом туда, а спиной. Чтобы видели оружие смерти. наверно.

Вдруг один офицер сказал ей:
- Ты отойди в сторону, ты красивая, я хочу тебя.
Она послушно отошла. Голая, прикрывая то, что надо было прикрыть. Обеими руками. Офицер повел ее в лес, крикнув солдатам:
- Делайте свое дело, я скоро вернусь - и эту пристрелю сам.

Она понимала немецкий язык. Она училась в институте иностранных языков на факультете немецкого языка, приехала на каникулы к родителям и попала сюда …
Она поняла, что живой уже не уйдет, и страстно молилась Кому-то о спасении. Офицер бросил ее на землю, быстро спустил штаны, плюхнулся на нее …
Выстрел прозвучал, когда член офицера вошел в жертву.
- Беги в лес подальше, я их задержу, - крикнул парень, убивший немца.

Она побежала в глубь леса изо всех сил, уговаривая свои ножки не подгибаться.  Слышала выстрелы из пистолета, очереди автоматные, крики немцев, лай собак.
Возможно, ее догнали бы, но люди у рва, как бы проснувшись, начали разбегаться, и убийцам на какое-то время стало не до нее.
Она все бежала и бежала. Но вдруг остановилась и ужаснулась: голая. Куда пойдет в таком виде?
И тут из-за дерева высунулась девочка.
- Ты еврейка? Ты сбежала? – спросила она тихо.
- Да, - шепотом ответила Анна.
- Пойдем со мной. Не бойся, я тебя не отдам немцам.
Они пошли, через несколько минут увидели домик лесника. Вошли. Лесник посмотрел на Анну.
- Это что еще такое? Еврейка?
- Да, еврейка. Их убивают, а она убежала.

- Вон что! Ясно. Тогда так, принеси, Феша, материно платье и все прочее. Давай-давай, поторапливайся. Так,  дорогая гостья незваная, теперь я тебя постригу. Все твои волосы надо убрать.
Он взял машинку и состриг Анне волосы.
- Теперь лицо твое замажем.
Он взял из печки угли и золу. Через пару минут девушка стала неузнаваема.
- Запомни. Ты воровка. Была в тюрьме. Тюрьму разбомбили. Ты убежала. Говорить надо некультурно, по-деревенски. Сможешь?
- Да.
- Зовут тебя как? …
- Анна. По паспорту – Ханна.
- Не годится, будешь ты Людмила. Теперь слушай дальше.

Он еще какое-то время инструктировал девушку. Она постепенно приходила в себя. Вдруг в дверь постучали. Ужас снова ворвался в сердце Анны. Но зря: это был спасший ее парень. Он сильно хромал, его ранило в ногу. Оказалось, что лесник его знает. Они тихо о чем-то говорили, пока дочь лесника, Феша, перевязывала рану.
- Ты, парень, в рубашке родился: ни один сосуд не задет, - сказал лесник. Как стемнеет – уйдешь. Знаешь, конечно, куда и как?
- Знаю. Не впервой.
- И ее возьмешь с собой, - кивнул старик на Анну. – Она из тюрьмы сбежала, когда тюрьму разбомбили. Больше ничего не знаешь.
- Ага.

Анна и Павел, пройдя по топким местам по ему лишь известным тропкам, пришли к землянке. На подходе их окликнули. Павел ответил, их пропустили.
В землянке было пятеро. Все молодые, лет по тридцать, не больше.
- Ну, рассказывай, - сказал старший из них, плотный брюнет.
- Сбежала из тюрьмы, когда разбомбили, - начала было Анна.
- Правду говори, - сердито промолвил Павел.
- Анна Гройсман, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, еврейка, студентка института иностранных языков, факультет немецкого языка, была на каникулах у родителй. Нас погнали на  расстрел, меня отвел в сторону офицер, стал насиловать, но Павел убил его из его же пистолета. Я пришла в дом лесника, меня остригли и намазали углем и золой, чтобы не узнали. Потом Павел привел меня сюда. Все.
- Кто мы, знаешь?
- Догадываюсь. Чекисты. Или подпольщики.
- Верно. И что нам с тобой делать?
- Делайте, что хотите. Я очень устала.

- Ты вообще-то девка храбрая?
- Нет, я трусиха.
Мужчины засмеялись:
- Храбрый ответ. Вот что, будешь пока у нас. Женщин у нас нет, будешь нам стирать, готовить. Умеешь готовить?
- Немного.
Так началась партизанская жизнь Анны Гройсман, ставшей теперь Людмилой Шевченко.
Постепенно отряд рос. Приходили в основном мужчины, лишь две женщины пришли. Да и те – с мужьями.

У Людмилы Шевченко (таковой она была для всех, кроме тех, кто принял ее вначале) отрастали черные волосы, которые она все время отбеливала медом, ромашкой и травами, как ее научил Павел, выросший в деревне и знавший много о применении местных средств.
Иван, командир отряда, как-то странно поглядывал на Людмилу. Она подумала, что он хочет с ней переспать, но оказалось, что она ошиблась.

- Людмила, - сказал он однажды, - выйдем погулять немного.
Девушка послушно вышла с ним.
- Людмила, мы должны начать активную работу в тылу врага. Ты готова к боевому заданию?
- Я постараюсь, - ответила она, волнуясь.
- Надо пройти в деревню. Нам надо знать, сколько там немцев. Какая у них техника. Где что расположено.
- Хорошо. Но надо же пройти через топи. Пусть кто-нибудь меня проводит.
- Павел проводит. Только это другая деревня. Там есть наш человек, но он не может сюда прийти. Он тебе все сообщит, ты запомнишь, расскажешь нам – и мы ударим. Не побоишься?
- Я, конечно, боюсь. Но хочу мстить. За тех. Расстрелянных. И за себя тоже.
- Понимаю. Обидно, но ведь Павел его уничтожил.
- И я буду уничтожать их.
- Ты помни, Людмила, осторожность не противоречит храбрости.

Они с Павлом снова шли по топким местам, и Людмила удивлялась, как это он помнит дорогу. Наконец, они вышли на опушку леса.
- Вот твоя  деревня, Людочка, - сказал Павел. – Удачи тебе. Будь внимательна и осторожна.
Он обнял ее, и случилось так, что их губы встретились. Оба прильнули друг к другу и слились в поцелуе.
- Ты хочешь меня? – спросила девушка.
- Очень, - ответил он. – И давно. Но не сейчас. Тебе нельзя расслабляться.
Павел перекрестил ее.
- Ступай.
Голос его звучал глухо. В глазах стояли слезы.
Она пошла.
Ее никто не остановил. Дошла до указанной хаты, постучалась. Гоос разрешил войти. Вошла. Мужчина смотрел на нее удивленно. По описанию это был тот, кто ей нужен.

- У вас можно водички попить? – как бы обычный вопрос задала.
- А что ж, воды не жалко. – ответил он, и выражение его глаз изменилось.
- Из ковшика пить или как? – задала она необходимый вопрос.
- А как тебе хочется? – опять же вопросом нужным отозвался он.
- Мне лишь бы вода была чистая и не очень холодная.
- Садись, гостья дорогая. Может, какой привет передашь?
- А как же! От Ивана. И от вас он привета ждет.
Это она сказала, сев на табурет. Обмен паролями был завершен.
- Слушай и запоминай, - сказал мужчина.
Он перечислил все вражеские силы в деревне и их расположение. Сказал о командире немецкого гарнизона. Повторил. Потом она повторила, ни разу не ошибившись. Повторила еще раз.

- Тебе пустой идти нельзя, - сказал хозяин. – Что ж Иван тебе лукошка не дал? На вот лукошко, вроде идешь по ягоды. Поняла? По ягоды. Не по грибы. Не ошибись.
Она почти дошла, когда вдруг – патруль немецкий. И откуда взялись? Не на мотоцикле, а пешком. Двое. Вскинули автоматы, остановили ее. Один другому сказал:
- Мне эта особа не нравится.
- Мне тоже не нравится, - ответил второй.
- Проверь аусвайс.
Аусвайс однако оказался в порядке, и немцы чуть поостыли.
- Куда идешь? – спросил старший немец на плохом русском.
- Да за ягодами же, - ответила Людмила. – Разве не видишь лукошко!
- Вижу, но фигурка у тебя такая, что требует моей заботы. – захохотал патрульный. – Хочешь?
- Ганс, не болтай. – проскрипел второй.
– А впрочем, почему бы нам эту девку не трахнуть вдвоем?
- Отставить! Пошли  дальше.

Она не показывала, что понимает их. Готовилась к худшему.
- Так я пойду? – спросила, стараясь не выдать себя.
- Иди, иди, только не заблудись.
И они удалились.
Иван записал все, что она рассказала. Людмилу отпустили.
- Так ты теперь моя жена? – спросил Павел, ожидавший  ее.
- Ты что? Какая жена? Война идет. Да еще и то, что ты видел, как немец меня …
- Я убил его, и об этом речи больше нет. Я люблю тебя.
- Хорошо, если и я полюблю тебя …
- Я тебе не люб?
- Ты мне нравишься, но это – не любовь. Прости, не могу врать.
- Ладно, подожду. Может, полюбишь. А целовать тебя можно?
- Конечно. Я твоя. Ты мой спаситель.
- Я хочу тебя сейчас. Что скажешь?
- Скажу, что я не против.
И они были вместе. И было это прекрасно.
 
-  Людмила, зайди-ка к командиру срочно, - сказал один из партизан на следующий день.
Она зашла. Командир был один.
- Людмила, пойдешь вместе с одним человеком в город.
- Где я найду этого человека?
- Он уже здесь, в нашем лагере.   Он твой командир. Все его приказы ты должна выполнять беспрекословно. Ваше задание – очень важное. Оно займет какое-то время. Выполните – и вернетесь в отряд. Все.

Так случилось, что вдвоем со своим «дядей» она пришла в город. Здесь уже их ждали. Старушка, у которой они поселились, оказалась членом партии с тысяча девятьсот первого года, она знала Ленина.
Но о себе больше ничего не рассказала, да и их не расспрашивала.
Несколько  дней прошло. О задании разговора не было.
В тот вечер «дядя» заговорил, наконец, о ее задании.
- Людмила, задание – сложное и архиважное, - заявил «дядя». – Ты должна влюбить в себя немецкого офицера и взять у него документы, нужные отряду. И не только отряду. Теперь – как это сделать. Тут есть одна тонкость …
Он замялся, видно, искал слова.
- Надо будет лечь с ним? – прямо спросила она.
- Возможно. Если потребуется. Сама разберешься.

- Можно будет убить его?
- Само собой. Теперь слушай меня внимательно.
«Дядя», а точнее – Николай Безбородов, школьный учитель этого города, ставший по заданию райкома КПСС полицаем, инструктировал ее тщательно. Она  была готова к выполнению задания уже через неделю.
Безбородов спал в одной комнате с ней, но попыток овладеть ею не предпринимал. Ее это удивляло. Молодой сравнительно мужчина, крепкий физически, но …
- Дядя, а почему вы не пытаетесь переспать со мной?
- Так ведь ты с Павлом.
- Да? А с немецким офицером мне можно, да?
- Это – другое. Это – боевое задание. Смертельно опасное. Тут не до сантиментов.
- Эх, дядя, дядя. Если бы не моя ненависть к этим душегубам …

С короткой стрижкой, блондинка, модная, благоухающая, племянница местного полицая, нечаянно как бы встретившаяся, сумела пленить Фрица Штальберга. Он поверил в ее легенду. Он не разглядел в ней ни еврейку, ни партизанку.
Она стала его любовницей, она даже сумела имитировать страсть.
В ту ночь она подсыпала ему снотворное в вино. Он крепко уснул. Разведчица взяла необходимые документы, вложила  в приготовленный непромокаемый пакет и сунула за пазуху. Посмотрела на Фрица. Во сне его лицо было детским и беззащитным. На секунду жалость ворвалась в сердце молодой женщины.
Но она вспомнила тот день, когда смерть ждала ее у страшного рва. Она вновь загорелась жаждой мести. Взяла его кинжал и сильным заученным движением перерезала горло любовнику.

Она хорошо знала, как это сделать. Он проснулся, все понял и потянулся к пистолету. Но пистолет был в ее руке.
Кровь фонтаном била из обеих сонных артерий и из горла. Оберштурмбанфюрер  встал – и снова рухнул. Началась агония. Людмила смотрела внимательно, не чувствуя ни страха, ни ненависти, ни сожаления. Ее поташнивало. Голова гудела.
Когда агония завершилась, она вспомнила Павла, ярость охватила ее снова – и она отрезала половой член у трупа.
Дважды ее останавливал патруль, дважды она предъявляла документы. Дважды была готова к гибели. Но судьба ее жалела.
- Ну, как? – спросил «дядя».
- Все в порядке. Вот документы. А вот его подарок вам.
Она бросила орган на стол. «Дядя» вздрогнул.
- Ого! Ну, ты даешь, подруга. Теперь иди в лес. Дорогу знаешь. Тебя встретят.
- А ты, дядя?
- Мне нельзя с тобой. И оставаться тоже теперь нельзя. Я тоже уйду, но в другую сторону. Документы и свой  вещдок бери с собой.

Ее встретили. Она пришла к командиру.
Она бросила на стол «вещдок».
А потом сказала:
- Хватит. Не смогу больше. Хочу стрелять из автомата, бросать гранату, подкладывать мины. Не смогу больше!
- Хорошо. Больше на такое не пошлем. Будешь бойцом.
Павел не смог больше с ней быть, узнав об ее задании и отрезанном члене. Они расстались. 
Ее не  один раз ранило. Но каждый раз – не смертельно.
Она ни с кем не любилась, никто ее не ласкал. Всех отшивала.

Но вот прислали парашютиста в отряд. А отряд уже стал довольно большим. И встречал не раз самолеты на полянах и парашютистов.
Этот парашютист был кадровый разведчик. Блондин голубоглазый, высокий, стройный. Немецким владел в совершенстве. По существу отряд был его прикрытием и помощником. Его задачи были известны  только ему самому.
Его звали «Гришка». Все понимали, что это – псевдоним. Но его подлинное имя знал  только командир отряда, полковник Саблин.
- Людмила, я хотел бы познакомиться с вами поближе, - сказал «Гришка» ей однажды. – Вы мне нравитесь. И если вы не против …
- Я против. Хотя и вы мне нравитесь. Но я отложила все личное до конца войны.
- Это неправильно. Мы должны жить. Не откладывая ничего. Чтобы гитлеровцы не радовались, - мрачно возразил «Гришка». – Вы так молоды.
Она задумалась. «Гришка» и в самом деле был обаятелен.

Он исчез. Надолго. Потом снова объявился в лагере. И сразу же нашел ее. И они стали любовниками.
«Гришка» был и в сексе мужествен, мудр. В то же время – нежен. Им было хорошо вместе. Очень хорошо.
- Откуда ты так хорошо знаешь немецкий? – спросила она друга однажды, не ожидая того, что он сообщит ей.
- А ты?
- Я училась на факультете.
- А я учился в немецкой школе и родился в немецкой семье.
- Что-о? Что ты сказал? Ты немец?
- Да. А разве это что-то меняет?
- Я еврейка. Людмила – мой псевдоним. Я ненавижу немцев. Меня хотели расстрелять и бросить труп в ров. Твои родичи. Немцы.
- Ты еврейка, я знаю. Я знаю всю твою историю. Я знаю про Павла, я знаю про «вещдок».
- И тебе не противно?
- Я разведчик. Кадровый разведчик ГРУ. Мы иначе смотрим на многие вещи. О тебе я знаю, что ты смелая, умная и красивая. Этого достаточно. Еще я знаю, что ты меня любишь, и я тебя люблю. Вот и все.
- Как просто.
- А зачем усложнять?
- И ты готов на мне жениться?
- Если ты захочешь.
- Боже мой, Боже мой …
- Да что с тобой, Анна?
- Ты знаешь мое имя?
- Я знаю больше. Я знаю, что ты Ханна.
- Ты шпион!
- Ну да, советский шпион. Но лучше – разведчик.
- Ты немецкий шпион!
- Анна, не дури. Ты можешь рассказать о своих подозрениях командиру отряда. Пожалуйста, не оскорбляй меня. Я тоже гордый.
- Хорошо. Я поговорю с командиром.
- Дурочка, если бы я был немецким шпионом, ты живой не ушла бы от меня после такого подозрения. Поговори с Саблиным. И успокойся. Бедная моя! Как глубоко сидит в тебе ЭТО …

Саблин высмеял подозрения «Людмилы». Он, оказывается, знал «Гришку», то есть Отто Варкентина, не один год. Даже вместе приходилось работать.
- Какое счастье, - вздохнула она облегченно.
- Почему?
- Потому что я беременна от него.
- Ты уверена, что от него, а не от … того немца?
- Уверена.
- То-то рад будет Отто.

Но Отто не узнал о том, что станет отцом. В ту  же ночь он ушел на задание и больше не вернулся. Выяснилось, что разведчик погиб при выполнении задания, прихватив с собой на тот свет несколько нацистов.
Анна была безутешна.
Ее отправили на Большую землю ближайшим самолетом, который доставил той ночью в отряд группу диверсантов для особого задания.
Ей предстояла долгая и нелегкая жизнь, о которой можно было бы написать довольно грустную повесть.
Очень даже грустную.
Если бы не ее сын Отто, любимый и любящий седовласую мать.
Отто, которому суждено было стать гордостью не только матери, но и … советской разведки.

                2015 год.