Над обрывом

Софья Лорес-Гурфинкель
Сижу на краю обрыва. Мне ничего не стоит спрыгнуть. И никто не будет ловить меня над пропастью во ржи. Я с каждой минутой на миллиметр сползаю вниз. Я почувствую полет, невесомость, и перед самой землей тоска перестанет терзать мою душу. Прыгать страшно, тянет передумать. Секунда сменяется секундой. Минуты длятся безумно медленно.
Я выбираю удачные места для смерти. Я умираю в очередной раз, сминая в ладони кашу из одуванчика. Я люблю цветы, они позволяют  достичь гармонии. Но, когда ты без пяти минут покойник, никакой гармонии нет. Я сижу под раскидистым дубом с мощными корнями, а слева от меня склон зарос травой, и больше всего из травы выделяется борщевик. Я обожаю природу, и умирать в ее объятиях — лучший подарок.
Здесь даже птицы не поют. Тут настолько тихо, что я слышу, как внутри меня течет кровь. Кажется, что до той стороны — рукой подать. Но на самом деле не хватит и десяти баобабов, чтобы построить туда мост. Вот я и хочу попытаться перейти на ту сторону по абстрактному мосту.
И вдруг я повисаю над обрывом. Перед моими глазами появляется то лицо. Я не хочу умирать.
Я хватаюсь за траву, сжимаю ее в руках и тянусь вверх, чтобы не свалиться в пропасть. И наконец оказываюсь на ногах. Мне жутко хочется залезть на дерево, и я, прямо как обезьяна, карабкаюсь на него. Теперь я могу наблюдать за большим миром, стоя босыми ногами на крепком суку.
— Спускайся! — слышу голос снизу. Смотрю вниз и вижу то Лицо, что не позволило мне погибнуть. Лицо с голубыми глазами, маленькими губами и золотистыми ресницами.
— Чего тебе? — Насколько же я неблагодарный человек, что разговариваю с Лицом, спасшим меня от падения в пропасть, таким грубым тоном?
Но человечек внизу будто бы не рассердился.
— Спускайся. Или собираешься строить дом на дереве, мечтательница? — Голос Лица мне всегда казался настолько сладким, что я утопала в нем, как в варенье.
— Я подражаю героям книги, — гордо отвечаю.
— Какой книги? В которой девочки разбиваются насмерть, падая с дерева? Слезай, а то любить перестану.
В этой тихой глуши слова звучат как раскат грома. Я срываюсь с дерева от страха и неожиданности, но приземляюсь так мягко, словно на кровать с двенадцатью перинами.
Мое цветастое платье пачкается, и я раздираю себе коленки. Лицо  подходит ко мне, и снизу  кажется таким властным и еще более красивым.
Он близко-близко садится на корточки.
— Не сильно ушиблась? —  спрашивает ласково. Я  качаю головой, дескать, нет. Он  кладет свои ладони на мои кровоточащие колени, а когда  убирает, раны исчезают. — Вот видишь, насколько я тебя люблю.
И я стала бояться, что не люблю Лицо в ответ и ничего не смогу сделать. А мне так  хочется сделать ему что-то хорошее, слишком хорошее. Я  глажу его по плечам, рукам, голове, но  чувствую, что это не  доказательства.
— Дай руку, — прошу я, встав. Лицо поднимает голубые глаза.
Он встаёт и  протягивает мне руку. Мы  подходим к тому месту, откуда я, миллиметр за миллиметром, секунда за секундой, минута за минутой, сползала вниз. Он явился ко мне тогда затем, чтобы мы сделали это вместе. Я еще крепче хватаю его руку. Наши пальцы скрещены.
— Закрой глаза, — шепчу. Слежу, как он закрывает чудесные голубые глаза. Я не хочу, чтобы Лицу было страшно. — На счет три — толкайся вперед.
После этой фразы я закрываю глаза тоже.
— Раз... — шепчу. — Два... — шепчет он. — Три, — шепчем мы.
И вот оно: падение, невесомость, его рука в моей руке, и тоска отпускает меня…