Кто-то стоял у обочины. Молния расколола небо, и Карлос увидел, что это мужчина в черной рубахе, черных джинсах и красных резиновых сапогах, в каких обычно работают в поле крестьяне; в опущенной руке он держал мачете. Незнакомец стоял спиной к дороге, лицом к полю сахарного тростника. Ничего не делал, просто стоял, опустив руки вдоль тела, как солдат на посту. Это было странно – никто просто так не стоит спиной к дороге, особенно за полночь в полях, когда до ближайшего жилья часа полтора пешком. По этому проселку не ездят машины (только - когда сафра*) и попутку здесь не поймаешь. Как бы там ни было, если кто-то стоит на обочине, то всегда - лицом к дороге. Все это пронеслось в голове Карлоса, пока мир застыл в электрической вспышке - ведь мысль быстрее молнии. А в следующий миг, когда свет погас, Карлос резко затормозил, соскочил с велосипеда, и затаился во мраке, сжимая руль двумя руками. Он взмок и тяжело дышал. В его пятьдесят пять уже не так легко крутить педали, но дело было не в этом. Он испугался почти до обморока, хотя давно ожидал чего-то в этом роде. Мгновение назад незнакомец стоял впереди, шагах в двадцати, там, где дорога делала поворот, но теперь, во мраке он мог сделать что угодно - что-то еще более странное, чем просто стоять спиной к дороге – или что-то страшное. Он мог бы даже подойти вплотную к Карлосу, оставаясь невидимым. Это особенно пугало. И дело даже не в том, что он держал мачете, а в том, что все это было нелепо, необъяснимо. Ослепленный молнией, Карлос ничего не видел, а слышал только собственное дыхание в душном безмолвии полей. Вот-вот потоки воды должны были обрушиться на землю.
И вдруг молния опять высветила все с предельной фотографической четкостью: далекие синие горы, поля каньи** с островками пальм и красную дорогу. Незнакомец за это время переместился и стоял теперь перед стеной тростника, которая на три метра возвышалась по обе стороны проселка. Это был черный парень, кажется - молодой. Теперь он держал мачете так, будто собирался рубить тростник. Ночью? В грозу? Карлос наблюдал за ним, стоя на дороге с велосипедом. На его счастье занялась череда молний, будто в небе заплясала электрическая дуга – и свет не гас несколько долгих секунд.
Парень стоял неподвижно. Карлос по-прежнему не видел его лица. Ему было страшно, но это был отдельный от него страх, отстраненный, как во сне, когда боишься, но знаешь, что все это неправда и на крайний случай есть возможность проснуться.
- Эй, что вы здесь делаете!? – крикнул Карлос, но не смог перекричать долетевший запоздало гром.
А сам-то он что делал в полночь в этих безлюдных полях? Если бы кто-нибудь спросил его, он не смог бы объяснить внятно. Он всегда чувствовал, что с этим полем что-то не так. Сахарный тростник достигал здесь какой-то небывалой высоты и толщины стебля. Карлос, как агроном-сахарщик, знал, что для этого не было никаких агрономических причин: почва, влажность и прочие параметры были здесь такие же, как и на соседних полях. Он приезжал сюда на своем велосипеде много лет в разное время, днем и ночью, бродил вокруг, щупал почву, что-то искал, чего-то ждал. Просто сидел часами на пригорке и смотрел, как колышется море метельчатых верхушек. Иногда спал днем, забравшись в чащу вместе с велосипедом. И вот этот парень в красных сапогах! С ним тоже что-то было не так, как с этим полем. В новой вспышке молнии Карлос увидел, как парень вошел в стену тростника и растворился в ней.
Бросив велосипед на дороге, Карлос побежал к полю. В слепящих всполохах, под раскаты грома, он нашел проход, проложенный незнакомцем среди стеблей, и двинулся по нему вперед. Каждую секунду он ждал, что столкнется с ним, с этим – кем бы он ни был. И что тогда произойдет?...