Расскажу об ещё одной книге, которой я восхищалась, над которой задумывалась и над которой смеялась. Предыдущие две статьи из этой серии можно прочесть здесь:
http://www.proza.ru/2015/03/13/996 и http://www.proza.ru/2015/05/13/841 .
Итак, знакомство с Честертоном продолжается. Кончилась часть повествования о не очень известных и малоизвестных рассказах — речь пойдёт о почти неизвестной широкому кругу русскоязычных читателей книге, которая заслуживает не меньшей славы, чем самые знаменитые рассказы Гилберта Честертона...
Перед вами — «Охотничьи рассказы», в которых, как ни удивительно, нет никакой охоты. Они называются охотничьими только в переносном смысле и только в русском переводе. В оригинале же они называются «Tales of the Long Bow» — «Рассказы Длинного Лука». Это трудно, почти невозможно перевести, и «Охотничьи рассказы» — самый близкий к смыслу вариант. Дело в том, что «long bow» в буквальном смысле означает «большой лук, длинный лук», и в английском языке есть такое выражение: «to draw a long bow» или «to draw the long bow», которое буквально значит «натягивать длинный лук», а в переносном, основном своём смысле, переводится как «преувеличивать», «рассказывать небылицы», «хвастаться без меры», «привирать», «отливать пули» и тому подобное. Честертон сочетает оба эти смысла и добавляет третий, сливая их в один, глубинный смысл, который, по размышлении, станет ясен каждому, кто прочтёт эти рассказы до конца. А читаются они (по моему опыту) очень хорошо, поскольку написаны весьма увлекательно.
В предыдущих частях повествования я рассказывала о двух сборниках, и, само собой разумеется, хоть мельком, но упоминала и третий.
Сегодняшний сборник — «Охотничьи рассказы» (1925 год) сочетает в себе черты, присущие всем трём этим сборникам — здесь и острая политическая сатира «Человека, который знал слишком много» (1922 год), и весёлая, бурная комедия бьющих фонтаном парадоксов «Клуба удивительных промыслов» (1905 год), и минуты философских раздумий «Отца Брауна» (1911-1935 годы). Но в них есть и своя, несвойственная другим сборникам особенность.
Во всех трёх сборниках присутствует детективная атмосфера: почти все рассказы об отце Брауне и все рассказы о Хорне Фишере — настоящие детективы, а в рассказах о Бэзиле Гранте присутствует детективность — своего рода иллюзия детектива, подобная присутствующей в выступлениях фокусника иллюзии волшебства (странное, конечно, сравнение). Но в «Охотничьих рассказах» детективности столько же, сколько и охоты, то есть вообще нет. Но это не мешает им быть интригующими и с лихо заверченным сюжетом.
Удивительные это рассказы: приключения поразительные, невероятные, бурные, потрясшие сначала всю деревню, потом всю округу, потом всю страну... А атмосфера — домашняя, тёплая, уютная, романтичная и поэтичная. Одно другому не мешает. Может быть, потому, что не противоречит. Ведь герои наши боролись за счастье своих и чужих жён и детей, за семью и дом. С атмосферой уютных потрясений вполне гармонирует главная общая черта главных героев «Охотничьих рассказов» — сумасшедшая нормальность. Все они или были, или становились членами клуба, или, вернее, дружеского кружка под названием «Сумасшедший дом», позднее удачно переименованного в «Союз Длинного Лука». Они были все, как один, чудаки, и все, как один, непохожи друг на друга. Но они все, как один, всегда выполняли то, что обещали, каким бы невероятным оно ни было. И тогда невозможное вдруг оказывалось возможным.
В каждом из сборников честертоновских рассказов — часть Честертона. Но в каждом из них - лишь одна часть. А в «Рассказах Длинного Лука» — весь, или, точнее, почти весь Честертон, со всей сложностью и простотой его взглядов.
Честертон умел и любил взглянуть на вещи с необычной точки зрения — так, как ещё никто не смотрел. Причём не просто с необычной, а с такой необычной, которая, по его мнению, лучше раскрывает суть того, на что смотришь. Это — своего рода открытие, причём открытие не в неведомых, а в исхоженных вдоль и впоперек краях, как если бы, например, вы увидали у себя в палисаднике неизвестного мировой науке жука.
«Искусство, на наш первобытный взгляд, существует для вящей славы Божьей, а в переводе на современный психологический жаргон — для того, чтобы пробуждать и поддерживать в человеке удивление. Картина или книга удалась, если, заметив после нее облако, дерево, характер, мы скажем: "Я это видел сотни раз и ни разу не увидел". Чтобы добиться такой удачи, естественно и необходимо менять угол зрения — ведь в том-то и суть, что читателя и зрителя нужно застать врасплох, подойти к нему с тыла. Художник или писатель должен осветить вещи заново, и не беда, если он осветит их ультрафиолетовыми лучами, невидимыми для прочих.»
(Г. К. Честертон. Эссе "Упорствующий в правоверии". Перевод Н. Л. Трауберг)
Но это ещё не всё. Есть и вторая причина. Честертон, и как писатель, и как журналист, уважал логику. А логики любят брать для примера какие-нибудь нелепые высказывания и на них демонстрировать ход своих или чужих рассуждений — в таком случае слушатели не отвлекаются на смысл высказывания и концентрируют больше внимания на самом построении рассуждения, и им проще распознать, где оно идёт последовательно, логично, а где прерывается, спотыкается, путается, перескакивает с одной дорожки на другую... Так часто делал и Честертон в своих эссе, газетных статьях или рассказах — сравнивал чьё-либо рассуждение со своим рассуждением, выстроенным по той же логической схеме, на том же «каркасе» взаимосвязей, или на основе тех же идей и посылок. Яркий пример тому — его эссе «Избиратель и два голоса», читая которое, я смеялась до слёз.
Конечно, Честертон чётко следовал логике не непрерывно — и это замечали многие. Большинство людей в жизни не всегда руководствуются логикой — порой они действуют по чувствам, по ощущениям, по интуиции или даже просто по какому-то наитию, то есть как в голову стукнет. И человеку часто помогают или мешают «стечения обстоятельств» — неслучайные случайности, которые кто-то считает удачными совпадениями, кто-то — судьбой, а кто-то — рукой Провидения. Для Честертона эта нерациональная, но всё же реальная сторона жизни была важна, поскольку он, во-первых, был человеком верующим, а во-вторых, вообще любил рассматривать разнообразные исключения из обычного хода вещей. Потому и в его рассказах раскрытие преступления нередко удаётся благодаря интуиции и озаряющей догадке, а на течение событий часто влияет удачное совпадение. Например, отец Браун всегда оказывается у места преступления случайно — просто проходя мимо, зайдя в гости или прибыв по своим профессиональным обязанностям. А истории из жизни Хорна Фишера, возможно, никогда не стали бы известны, если бы журналисту Гарольду Марчу одним солнечным днём не пришло в голову слегка изменить маршрут и спуститься в овражек, где они и встретились.
Случаются у Честертона и несовпадения в хронологии (хотя и нечасто). Например, по наблюдениям некоторых читателей, в первой части истории знакомства отца Брауна с месье Фламбо — от первой их встречи до раскаяния последнего — два варианта зачина и два варианта концовки.
Конечно, честертоновские рассказы никогда не заходили так далеко, как, например, удачные серии американских «Утиных историй» (Duck Tales, 1987-1990 годы) или австралийские «Вокруг света за 80 дней» (Around the world in eighty days, 1972 год), герои которых, похоже, живут в параллельной вселенной, где многие законы физики не такие, как у нас (если они вообще у них есть), и приключения совершенно невероятные и порой даже нелепые, но законы психологии соблюдены и главная мысль верна — именно это и вспоминается, когда думаешь об этих мультиках. За это в них и влюбляешься, вопреки всякой грубоватости и нелепости. Потому и тянет их пересматривать, хотя, кажется, что в них такого... Хотя, конечно, по сравнению с большинством нынешних мультяшек «80 дней» красивы, как греческие статуи, реалистичны, как энциклопедия, логичны, как рассказы Конан Дойля, и мудры, как философский трактат.
Нет, Честертон не взлетал до таких «высот абстрактного искусства». В его невероятных приключениях всегда присутствовал реализм, так же как в его жизни чудачества и новаторства соединялись с верностью старинным и незыблемым вещам. И парадоксальность в его рассказах присутствует не просто так.
В своё время Диоген для того, чтобы привлечь внимание людей к проблемам морали, принялся их удивлять и выкидывать разные чудачества. Он забрался в бочку (точнее, в пифос — огромный глиняный сосуд для зерна), чтобы доказать, что человек может прожить без роскоши. Он ходил по дневным улицам с зажжённым фонарём, чтобы показать, насколько редко встречаются люди, достойные звания человека. Он умолял статую помочь ему, чтобы напомнить согражданам о душевной чёрствости. Он знал одну простую психологическую закономерность: люди могут не заметить страданий и подлостей, происходящих у них на глазах, но что-то внешне непривычное, чудное обязательно заметят.
Расчёт Диогена оказался верным: люди, даже самые равнодушные, обратили внимание на него и запомнили его высказывания. Не было такого древнегреческого философа, мудрые изречения которого запомнились бы слушателям лучше, чем "глупые" чудачества Диогена.
Над ним смеялись? Ну и что же, пусть! Зато ему не пришлось заботиться об издании своих трактатов — его философия зажила в ходящих по рукам анекдотах. А мало что способно врезаться в память лучше, чем хороший анекдот. И когда среди слушателей находились люди внимательные, они, посмеявшись над историями о Диогене, всё же горько задумывались над тем, что он хотел сказать.
Но большинство людей невнимательны. Наверное, поэтому так печально звучат в конце «Охотничьих рассказов» слова автора о том, что читатель, наверное, ничего не увидит в них, кроме стаи фантастических образов, похожих на сон. «Образы нелепы и ничего не значат, если не тронули сердца, а летописец недалёк, но все же не станет защищать своих видений.»
И эта история — действительно сон, вернее, странная и светлая мечта о лучшей жизни, отчасти подобная детской сказке — той, которая, как ни странно, гораздо ближе к жизни, чем многие из современных романов. Незря и в названии, и в сюжете рассказов проходит образ «длинного лука» — выдумки и нелепицы. Лук кривой — но стрела прямая. Обещание нелепо — но оно будет выполнено. Приключения невероятны — но идея рассказа верна. «Словом, рассказы эти невероятны; тем не менее лжи в них нет.»
ПРИМЕЧАНИЕ
Где найти книгу:
http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=4406641
Перевела Наталья Леонидовна Трауберг.