Я и мой давний приятель по имени Родж, мускулистый мужик лет тридцати с маленькой пустой головой на полном и широком теле, которое держалось на двух чрезмерно тонких ногах, придававших ему вид фламинго, особенно тогда, когда он стоял на одной ноге, а другой прислонялся к первой попавшейся твёрдости, тщетно пытались пробраться в самый популярный трактир города А…, куда вход был доступен только лицам сыскавшим славу своим пустозвонством или сказочным богатством. Причем впускались только местные, а если бы не этот обязательный закон этого кабака, то меня туда точно впустили бы в связи с моей самой искренней и чистосердечной болтовнёй. Я был большой сплетник в своей родной стране, и, в конце концов, так запутал своими интригами всех знатных господ королевского двора, что единственным выходом из этакой сумбурной ситуации было выдворение моей никчемной личности из страны и объявление меня персоной нон грата. Они так и поступили и уладили свои отношения, а я, вынужденный скитаться по чужеземным краям, долго не горевал и нашел утешение в будущих скитаниях и приключениях. По дороге я прихватил Роджа, которому было всё равно, куда и зачем идти, и мы, оба в хорошем настроении, прибыли в город А… первый на нашем пути. Узнав от местных жителей название и расположение самого известного здесь места, мы тот час же отправились туда.
Трактир назывался <<Под подмышкой муравейник>>. Согласитесь, странное название. Но, к нашему большому огорчению, нас туда не впускали, и я, облокотившись на изгородь из красной древесины, ломал голову над всевозможными способами проникновения внутрь. К несчастью, одному думать было тяжело, и я сожалел, что не прихватил с собой в дорогу более разумное существо, нежели Родж, который тем временем, как настоящая самка фламинго зрелых лет, оперевшись одной ногой на изгородь, молчаливо стоял и тупо глядел по сторонам.
Потерпев поражение в этом занятии, я направился в сторону калитки кабака и вновь принялся чесать языком под самым ухом привратника, да так, что он, человек крупный и с железным телом, попытался отогнать назойливую муху, то есть меня, и замахнулся ладонью мне в лицо. Но так как я был наделен природой особой проворностью, то я предупредил его размашистый шлепок и вовремя уклонился. Родж, стоявший рядом со мной, тихо и мирно копался в носу своим толстым указательным пальцем, пока тяжелая рука привратника не запихнула его перст в самую глубину его правой ноздри. Удар был настолько мощным, что палец Роджа практически полностью пропал в его носовой трубе. Он начал визжать, как истый поросенок, и поднял такой шум, что я бессознательно подключился к его ужасной мелодии и совсем скоро орал Роджу в такт. А привратник, испугавшись такого развертывания событий, пообещал впустить нас внутрь, если мы оба заткнемся и перестанем издавать самые что ни на есть животные звуки. Едва я расслышал его краткую, но милую сердцу речь, как я прекратил все свои выходки, но Родж, с пальцем в носу, мало-помалу разгонялся и, если бы не мое скорое вмешательство, то он пустился бы в пляс по двору трактира, что еще хуже – по всему городу. Спас я положение очень просто: схватив Роджа за руку, палец которой изучал дебри его большого носа, я резко дернул и вытащил его из непроглядной тьмы вместе с кучей полужидкого полутвёрдого вещества. Я заставил его обтереть свой палец о свои же брюки, и мы после всего этого нырнули внутрь трактира.
Здесь стояла невероятная духота, и тяжёлый воздух, наполненный запахом всевозможных спиртных напитков, резко ударил меня в голову, да так, что я покачнулся. Но вовремя подоспевший Родж своей рукой поддержал меня, таким образом, я сохранил равновесие и после, привыкнув к такой обстановке, смело шагнул по темному коридору в сторону света и шума. Там нашему обзору открылись два длинных, хрупких стола и около полусотни уважаемых господ. Мы направились к дальнему столу, где у его изголовья сидел достопочтенный человек лет сорока с огромным париком, свисавшим практически до его пояса. Найдя стул, и, придвинув сей предмет к нему, я сел рядом с герцогом (после из его едва переводимых и понятных речей я сделал подобный вывод). Вообще в помещении стоял ужасный гам: люди орали, пели песни, громко хохотали, так же громко, если не громче, чмокались и были кулаками по столу в знак требования новой порции вина.
Поначалу достопочтенный герцог меня не замечал, но вскоре он обратил свое великодержавное внимание на сидящего рядом голодранца, и его гримаса осведомила меня о его чрезмерном удивлении. К счастью, он быстро привык к незваному гостю и уже наливал мне вино в первую попавшуюся кружку, причем он разливал её на стол и на пол больше чем мне в сосуд, поэтому пил я мало. Мы обменялись несколькими предложениями, крича друг другу в уши, и я узнал, что он очень уважаемый герцог. Тем временем Родж стоял у стойки рядом с хозяином этой местечки, и я ничуть не беспокоился за него, хоть выглядел он довольно жалко и одиноко, ибо знал, что он из тех, которым Фортуна улыбается так широко, что эта улыбка принимает вид окружности. Тут мой многоуважаемый герцог резко и шумно встал и начал петь непристойную песенку про то, как жена царя Миноса совершила акт соития с чудесным быком, спрятавшись в искусственную корову, мастерски созданным Дедалом. Впрочем, его никто не слушал, да и ему было безразлично, внимают ему или нет. В это время на противоположном конце стола, с левой стороны, я заметил моего старого неприятеля из родной страны. Сам факт его присутствия здесь сначала смутил меня, но я взял себя в руки и сделал всё возможное, чтоб чувствовать себя в своей тарелке, ибо общество было мне незнакомым, да и присутствие моего врага давило на меня. Лысина моего соотечественника как всегда блестела и отражала свет рядом горевшего настенного факела, а его длинная, черная и густая борода была так же омерзительна, как я её и помнил. Все собравшиеся уважаемые личности были настолько пьяны, что им еще больше хотелось пить, а так как они косили в искусстве разливания вина и едва могли наполнить напитком быстро опорожнявшиеся кружки, то весь пол и вся поверхность стола походили на мелководное озеро.
Тут мой старый недруг привстал и, держа кружку над головой, начал что-то орать. Так как его тоже никто не слушал, то я, воспользовавшись моментом, подставил свой рот к герцогскому уху и начал нашептывать, а точнее накрикивать, ибо гам, стоявший тут, ни в коем случае не признавал шепот и тихие, кроткие слова.
-Сей человек сказал тост в честь вашего парика, при этом он упомянул, что однажды конь, которого вы вели за узды, принял ваши фальшивые волосы за сено и цапнул вас.
Мой любезный герцог долго не ждал и, встав на весь свой внушительный рост, начал кричать. Конечно же, никто его не слушал, кроме меня.
Кстати сказать, мой давний недруг по какой-то причине имел рядом овцу, привязанную к стулу справа от себя, причем это глупое животное почетно лежало на широком предмете, ничуть не стесняясь своей грязной шерсти.
Так вот, уважаемый герцог в своей речи высказал нечто подобное:
-Ты, мой друг, не забудь свои рога, которые скоро вырастут на твоей лысой башке, ибо овца, что лежит рядом с тобой, предпочитает больше баранов, нежели тебя.
Этим предложением он обвинил моего соотечественника и в бесчестии, если учесть, что из выше сказанного выходил так, что овца являлась его женой, и в другом гнусном пороке, название которого я приводить здесь не осмеливаюсь, ибо воспитание не позволяет.
После этой речи я тут же нырнул под стол и, оказавшись рядом с возможным местоположением лысого мужичка, вынырнул, прокричав только что сказанные герцогом слова ему в грязное ухо. К счастью, в связи с слабым освещение, созданное настенными факелами, и в связи с его пьяным состоянием, он меня не узнал. А к моему двойному счастью, мой недруг заметил, как герцог стоял и как он двигал своими губами, выражая какую-то мысль.
Слова многоуважаемого герцога вызвали в нем такую бурю негодования, что он, разозлившись, сильно ударил кружкой по столу, да так, что брожение пронеслось по всей её мокрой поверхности. После этого он медленно встал, на что герцог ответил тем же движением, и оба, не сводя друг от друга своих заплывших, пьяных глаз, направились навстречу и столкнулись посередине. Я между тем нырнул обратно под стол и тихо там сидел. Но вскоре совесть меня начала мучать , и я захотел в первый раз в жизни потушить пламя спора, нежели еще больше раздуть пожар взаимной обиды. К моему огорчению, я не рассчитал свою трезвую силу и не смог предположить, что мое внезапное появление между двумя обиженными друг на друга людьми произведёт такое впечатление. В конце концов, я всего лишь легонько задел герцога своим левым плечом, но тот, из-за своего чрезмерного пьянства, полетел на стену, где как назло весело и мирно горел факел. Сей факел, не раздумываясь, перебросил свои огненные войска на парик достопочтенного герцога и развел там целый пожар, а после, эти быстрые огоньки перекинулись даже на его одежду, не довольные только одним париком. Герцог, горевший и изнутри, и снаружи, метался по помещению, как человек, который знает, что нужно бежать, но не знает от чего, в следствии, это незнание и приводит людей в глубочайший страх. Куда бы герцог ни прижимался в надежде потушить огонь, всё начинало загораться, ибо, как я уже ранее заметил, вино было разлито больше по второстепенным местам, нежели по их первозданному назначению. Изрядно попотев, герцог принялся кувыркаться по полу, оставляя позади себя огненную полосу. Но, осознав, что и это не помогает, он быстро выпрямился в свой величественный рост и, неизвестно почему, с разгону прыгнул на тот самый стол, где так недавно пил вино и радовался жизни. Естественно же, сей предмет под тяжестью его огромного тела треснулся и сломался, и вместе с обломками герцог повалился вниз, наконец, успокоившись. Все собравшиеся уважаемые господа хохотали и никак не хотели помочь, хотя помогать-то было нечем. Родж всё это время стоял у стойки и мерно попивал содержимое стеклянной бутылки. Внезапно он, пытаясь успокоить разъярённого герцога, когда тот разбегался с намерением прыгнуть на стол, швырнул бутылкой в него, при этом не забыв закупорить её, чтоб не пролить драгоценную влагу. Но оказалось, что Родж немного промазал, ибо бутылка в процессе своего выдающегося полета горлышком задела одного из хохотавших зрителей; а этот мужик, что получил в висок едва заметным предметом, сначала оглядел свою правую и левую стороны, но, не заметив никого, резко повернулся назад. Сзади стоял маленький толстячок, которому не доставало одного переднего зуба, а после кулачного удара он потерял и второй свой передний зуб, ибо господин, получивший в висок горлышком бутылки, заподозрил в этом толстячке источник своей боли и, не колеблясь, нанёс тому прямой и сильный удар. Тут началась настоящая перебранка, так как в защиту маленького толстяка вступилась его партия, но и другая сторона имела своих сторонников.
Примерно чуть больше половины людей тут же ввязались в драку, а остальная часть, немного постояв, от нечего делать так же вступила в бой.
Дело набирало серьезный ход, и я, взяв за руку Роджа, выбежал из трактира, переживая лишь за хозяина этого места, который всё это время стоял в сторонке и в ужасе, не способный что-то исправить, наблюдал за молниеносным развитием событий.
Оказавшись на воле, мы побежали к калитке, что открывалась на тихую и спящую улицу. Прислонившись к забору у этой самой калитки, стоят привратник, ничего не подозревавший и спокойно изучавший глубины своих ноздрей. Заметив это, Родж со всей своей силой шлепнул привратника по лицу, и тем сильнее был удар, что совершен он был неожиданно и внезапно.
Палец, что некогда так умиротворённо очищал нос своего хозяина, теперь влез привратнику довольно глубоко, так как тот неистово завопил. Вновь схватив Роджа за руку, я потащил его прочь, ибо он был готов стоять тут долго и насмехаться над несчастным человеком с застрявшим пальцем в ноздре.
С первыми лучами солнца мы покинули город А… и направились дальше в поисках приключений и странствий.