Говорили же нам отцы-офицеры: «Мойте котелки хорошо, оттирайте солью! Ешьте только со своих!» Соль, правда, у поваров не всегда получалось выпросить. Но отчистить алюминиевую полевую посуду изнутри можно было и песком, когда оставался пищевой налёт на стенках и дне. Служить приходилось в развалинах и окопах, потому многие удобства попросту отсутствовали. Питьевая вода в цистерне грузовика, порой, заканчивалась. Да и за каждой порцией жидкости приходилось взбираться к люку и чуть ли не нырять вовнутрь со специальным черпаком – с длинной ручкой. Горячей воды не предполагалось в принципе. Бывало, повара оставляли кастрюлю с нерасходованным, ещё не остывшим, несладким чаем. Это был идеальный вариант для нормального мытья котелка, кружки и ложки. Но не все бойцы находили необходимым придерживаться гигиены. Нет воды? Некогда? Неохота? И ладно – «Зачем мыть, если вскоре опять пачкать?» Для таких индивидуумов по требованию единственного медика на заставе, если не считать срочника – санинструктора, стали проводить проверку котелков перед каждым приёмом пищи. Нас строил офицер у столовой, вернее - разбитого здания обустроенного под неё, и заглядывал в наше алюминиевое, зато личное, имущество. Но из-за суеты эта процедура проводилась не всегда. Таки не уберегли личный состав от эпидемии. Пришло лето, а с ним и дизентерия – или «дизель», как там это окрестили по армейской терминологии.
Солдаты, и не только, начали всё чаще и чаще бегать по нужде. А комната, в которой разместилась санчасть, со скоростью заполнения трюмов рыболовецского траулера, забилась больными. Остальных дизелистов начали размещать в расположениях подразделений – на нарах (кроватей не было). Всем им запрещалось на время лечения употреблять пищу, только чай с сухарями. Лекарств на заставе, кроме таблеток анальгина, толком и не имелось. Некоторые переносили болезнь «двигателя внутреннего сгорания» в лёгкой степени. Хотя это не освобождало их от туалетных процедур. Ибо кушать в столовую они ходить не переставали. При построении уже даже офицер чуть не упал навзничь от бессилья – подхватили вовремя под руки, увели на заслуженный отдых.
Число бойцов в строю начало заметно убавляться. Однако холмиков на нарах, накрытых одеялами, становилось только больше. Но увезти колонной всех больных в госпиталь было нереально. Эпидемия могла покосить и оставшихся. А боевики, шныряющие поблизости – в посёлке и среди разгромленных заводов, имели бы шанс воспользоваться ситуацией.
Спустя несколько суток со дня рождения первой бактерии, меня – часового - прибежал подменить паренёк. Караульная служба налаживалась так: все на посты - по очереди. Потому, это было нормально – оставить своё оружие, средства защиты и отправиться наполнять желудок.
- Только беги сразу в столовую! А то там второго уже почти не осталось, и сладкого чая – всего на несколько кружек! Пойдёшь в располагу за своим котлом – придётся похлёбкой с сухарями давиться. Бери мой котелок – я помыл! И поторопись! – Солдатик явно переживал за то, чтобы я не остался голодным.
Я подумал с благодарностью о сменщике, когда лопал вкусную, правда, приевшуюся уже, сечку с рыбными консервами. Но благодарность эта чуть позже сменилась жестоким трезвомыслием… Во мне проснулся и заработал, постепенно набирая обороты, мотор… дизельный…
Вот так я и стал таким же – холмиком на нарах.
Первый день пришлось бегать по «делам». Второй я уже не вставал – в основном спал. Бессилие было только на руку – дрыхни, сколько захочется! А ничего другого и не хотелось. Когда ещё так выспишься? Между тем, когда я ненадолго открывал глаза – сориентироваться на местности, проходило несколько часов. Было ощущение, что ты словно медленно моргаешь, а время летит. Смотришь: утро – подъём личного состава, обед – суета возле полки с котелками, вечер – построение на вечернюю поверку. Так же прошёл и третий день. Благо вакцину на тот момент уже изобрели. Привезли дубовой коры, а повара заваривали её с чаем – для больных. Именно благодаря этой дубовой медицине я и пошёл уже на четвёртый день помогать потихонечку нашим, окопы рыть. А кубики пресса после «дизеля» зато как хорошо видно стало!