Германофилия среди "белых" в годы Гражданской войны.
(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2015/04/03/827)
Пожалуй, пора заканчивать затянувшийся экскурс в историю ареста, ссылки и убийства царской семьи.
О самом этом убийстве сейчас опубликовано громадное количество статей и книг. Желающие могут с ними свободно ознакомиться и сделать свои выводы.
Разбирать все детали этого злодейского преступления я здесь не буду.
Да и ПОЛНОЙ ясности того, что произошло в доме купца Ипатьева, в Екатеринбурге летом 1918 года, до сих пор нет. Слишком много загадок остается в этой страшной истории...
Скажу лишь свою точку зрения.
Безусловно, убийство ни в чем не повинных детей и слуг царя (да еще совершенное без всякого суда и следствия) – жестокое и ничем не оправдываемое преступление.
Думаю, что самого бывшего царя (и, возможно) его супругу можно (и нужно) было предать суду. Слишком много страшных ошибок было совершено ими за годы «несчастного царствования» Николая Второго (как в то время говорили в народе).
Скорее всего, и приговор ему, по тем суровым временам, тоже был бы вынесен суровым.
А вот то, что (и как) было сделано в реальности, легло несмываемым пятном на репутацию всех, причастных к этому злодеянию.
В предыдущей главе я кратко остановился на германофилии, которая, как это ни странно прозвучит, была очень популярной среди немалого количества тогдашнего русского офицерства, дворян-монархистов и других сословий распавшейся Российской империи, особенно в 1917 -1918 годах.
Ничего удивительного в этом нет.
Очень многим, в то время, казалось, что Германия вот-вот выиграет Мировую войну.
И основания для таких ожиданий были.
Посудите сами: германские войска в 1918 году из дальнобойных орудий уже обстреливали Париж, а германские бомбардировщики неоднократно бомбили Лондон.
Германия весной и летом 1918 года дважды совершала мощнейшие наступления на Западном фронте, в ходе которых Людендорф добивался серьезных оперативных успехов и, порой, казалось, что судьба всей войны висит на волоске.
Я уж не говорю о том, что Центральными державами, к началу 1918 года, были полностью разбиты и выведены из войны Сербия, Румыния (оккупированная на 90% территории) и, увы, наша Россия.
Германские оккупационные войска стояли в таких европейских столицах, как Брюссель, Белград, Бухарест, Варшава, Гельсингфорс, Киев, Тифлис.
Под германской оккупацией заявили о своей «независимости» Литва, Латвия и Эстония. Немецкие войска стояли и в их столицах: Вильно, Риге и Ревеле.
Не случайно, что и Финляндия и Литва в 1918 году умудрились выбрать себе королей из числа германских принцев.
В Литве члены т.н. Литовской Тарибы поддержали создание «Литовского королевства» и 11 июля 1918 года избрали немецкого принца Вильгельма II фон Ураха литовским королем под именем Миндаугаса Второго.
В Финляндии победившие в Гражданской войне финские националисты тоже решили войти в состав Германской империи.
Финская делегация во главе со Свинхувудом отправилась в Берлин просить кайзера Вильгельма II дать им в короли своего сына Оскара.
Однако против этого выступило германское министерство иностранных дел. Ссылаясь на нестабильность обстановки в Финляндии, оно указало, что если принц Оскар не удержится на престоле, это будет удар по престижу дома Гогенцоллернов.
Кайзеру посоветовали найти для новых вассалов менее значимую фигуру, и тот назначил финляндским королём своего шурина Фридриха Карла Гессенского, который и был 9 октября 1918 года утверждён финским сеймом в качестве монарха.
После поражения Германии в Мировой войне, финны осознали, что «поставили не на ту лошадку», и решением парламента от 4 декабря 1918 г. новоприобретенный немецкий король Фридрих Карл был низложен.
Сразу после капитуляции Германии и финские, и литовские власти сделали поворот на 180° во внешней политике и стали просить покровительства у «тетушки Антанты».
Страх Антанты перед примером Октябрьской революции для своих рабочих, и откровенная русофобия новых режимов, в лимитрофных государствах, позволили «списать» эти пронемецкие грехи новоявленных «маленьких, но гордых» прибалтийских стран. Антанте очень важно было, чтобы они тогда занимали открыто антисоветскую позицию и служили «санитарным кордоном» вокруг Советской России.
Так что не только германофилия была тогда достаточно «модным» течением и очень многие «ставили не на ту лошадку», рассуждая об итогах мировой войны и прогнозируя свое будущее.
Вот, к примеру, что пишет об этом явлении русский генерал А.П. Будберг, оказавшийся в начале 1918 года в российской резидентуре в Токио:
«28 Марта 1918года.
Немецкое наступление медленно продвигается вперед; местные немцефилы и союзникофобы ликуют… Большинство здесь считает дело союзников проигранным и искренно радуется; скрытое немце-фильство бурно выбивается наружу. Горькое им предстоит разочарование, когда выяснится, что ценой огромных потерь и частичных тактических успехов немцы близки уже к стратегическому поражению, и теперь весь вопрос в том, как им удастся вылезти из начатой ими операции, успеют ли они унести свои хвосты и отстояться за основными линиями, цельность сопротивления которых не могла быть не нарушена с началом наступления.
29 Марта.
Отчаянное немецкое сопротивление продолжается; несомненно, что главная цель немцев заключается в том, чтобы отрезать англичан и припереть их к морю; возвещаемое же наступление на Париж это только для отвода глаз и, как говорят юнкера, для «наведения дранжа» на очень чувствительных во всем, что касается Парижа, французов.
Немцефилы японцы (их оказывается очень много) и очень многие русские вожделенно смакуют грядущую победу тевтоно-австрийских армий, от которых ждут затем энергичных действий по восстановлению порядка на Руси и возвращению всех потерянных прав, преимуществ и капиталов; во всем этом так и сквозит то, что именуется русским патриотизмом».
Как видим, весной 1918 года даже среди японцев (которые, напомню, в ПМВ воевали против Германии) было немалое количество «германофилов», убежденных в скорой победе Германии на Западном фронте. И если уверенность в скорой победе Германии среди некоторой части русского общества можно объяснить чередой тяжелых поражений от немцев в годы ПМВ, разложением армии и распадом страны, последовавших за Февралем 1917 года, то германофилия среди японцев в то время не может не удивлять.
Подчеркнем, что расчет на то, что именно немцы «наведут в России порядок» и восстановят монархию, был достаточно популярен среди российских монархистов в Годы Гражданской войны.
Даже после поражения Германии, эти настроения сохранялись и были широко распространены, а уж в конце 1917 и начале 1918 года это было идеей-фикс многих наших монархистов и будущих эмигрантов.
Писатель, и, впоследствии, нобелевский лауреат Иван Бунин в феврале 1918 года отчаянно ждет и надеется на помощь немцев, которые, по его мнению, должны прийти и усмирить его «взбунтовавшихся» соотечественников:
«После вчерашних вечерних известий, что Петербург уже взят немцами, газеты очень разочаровали. Слух: союзники -- теперь уж союзники!-- вошли в соглашение с немцами, поручили им навести порядок в России.
…Вести со Сретенки -- немецкие солдаты заняли Спасские казармы…
В Петербург будто бы вошел немецкий корпус….
…Немцы взяли Николаев и Одессу. Москва, говорят, будет взята семнадцатого…
Слухи и слухи… Петербург взят финнами.... Гинденбург идет не то на Одессу, не то на Москву... Все-то мы ждем помощи от кого-нибудь, от чего-нибудь, от чуда, от природы!» (И.А. Бунин «Окаянные дни»).
А вот что пишет обо всем этом печально знаменитый атаман П.Н. Краснов:
« Дон раскололся в это время на два лагеря — казаки и крестьяне. Крестьяне за малым исключением были большевиками…
Попытки ставить крестьян в ряды донских полков кончались катастрофой. Крестьяне изменяли казакам, уходили к большевикам … воронежские, харьковские, саратовские и т. д. крестьяне не только не воевали с большевиками, не освобождали этой Родины от них, но шли против казаков.
Без немцев Дону не освободиться от большевиков — это было общее мнение фронтового казачества… Совершенно иначе смотрела донская интеллигенция и особенно пришлые из России люди…
Дон раскололся на ориентации. Весь простонародный, хлеборобный Дон и большая часть интеллигенции держались германской ориентации, напротив, члены могущественной кадетской партии и многие политические беженцы считали, что все спасение Дона в демократии Англии и Франции, которые придут и спасут и Дон, и Россию. Как спасут? Непременно и не иначе, как живой силой» (Краснов П.Н. «Всевеликое войско Донское»)
Подчеркнем что «немцы», на которых Бунин, Краснов и прочие тогдашние «контрики» возлагали такие надежды по усмирению их собственного, русского народа – это те самые, недавно горячо ненавидимые ими же, жестокие враги, те с кем Россия три с лишним года вела тяжелейшую войну, высокопарно называемую в газетах «Второй Отечественной».
Именно в «сотрудничестве с немцами» совсем недавно они же упрекали большевиков, и требовали суда над их лидерами…
А тут вся вражда позабыта, и они просто МЕЧТАЮТ о том, чтобы Москву, Петербург, Одессу, да и вообще всю Россию оккупировали германские войска и «навели порядок в России».
Вот на что была готова пойти т.н. «элита» России, когда ей потребовалось справиться с собственным народом…
Очень точно сказал о подобных настроениях Константин Симонов в поэме «Ледовое побоище»:
«Былого лишены почёта,
Они, чтоб власть себе вернуть,
Не то, что немцам - даже чёрту
Могли ворота распахнуть...»
Наиболее открытую пронемецкую политику вел донской атаман П.Н. Краснов, получивший свое "атаманство" весной 1918 г. не без поддержки немцев. Благодаря ему на территории Богучарского и Новохоперского уездов Воронежской губернии, захваченных у большевистской России донскими казаками, при активной помощи немцев было начато формирование так называемой Южной армии.
«Краснов рассматривал ее как возможное прикрытие своих северных рубежей, а немцы видели в ней противовес «антантофильской» Добровольческой армии и оказывали существенную помощь Южной армии в снабжении оружием и деньгами.
Помимо Южной армии, в этом регионе под германским покровительством формировались еще два соединения - Астраханский и Саратовский корпуса. Существовали планы их слияния с Южной армией, а в качестве командующего намечался кавалерийский генерал граф Ф.А. Келлер.
Одновременно с созданием "германофильского" войска в Донском районе (а по некоторым данным - раньше) такие же войска начали формироваться под Витебском и Псковом, на северной оконечности германской оккупационной линии, на русской территории, примыкавшей к Прибалтике. Здесь русские монархисты, возглавляемые такими деятелями, как бывший премьер-министр А.Ф. Трепов, правый думский депутат Н.Е. Марков и др., добились германской поддержки формированию белогвардейской Северной армии. В командующие этой армией «проектировались»: генералы В.И. Гурко, Н.Н. Юденич или граф Келлер».
Впрочем, о создании Северной армии (и роли Германии в ее формировании, содержании и укреплении ее кадрами) мы позднее еще подробно поговорим, в одной из глав.
Пока же, завершая «казачье» отвлечение от основной темы, вспомним один забавный эпизод, о котором рассказывает в своих воспоминаниях русский генерал, монархист и эмигрант Эрнест фон Валь:
«Ко мне в эскадрон назначили князя Тундутова, о котором бывший Германский Император Вильгельм упоминает в своей книге. Приехав в полк, Тундутов представился мне. Вид у него был такой же, как у всех азиатов.
На следующий день я пошёл ему отдавать визит. Тундутову отвели маленькую тёмненькую избушку, недалеко от моей. Вошедши к нему, я увидел азиата в одной тужурке, каковую у нас часто носили наши офицеры вне службы. Желая ему показать отцовское покровительство, как то полагалось доброму «отцу-командиру», я его взял за локоть и усадил его рядом с собой, начав соответствующий разговор. Тундутов молчал и подобострастно улыбался, как свойственно азиатам в подобных случаях.
Посидев с ним пять минут и видя, что я его стесняю, я ушёл, оставляя его сзади себя в комнате; вдруг мне навстречу в дверь входит тот же Тундутов в офицерской форме.
Оказывается, я беседовал так долго и сердечно с его вестовым, которого князю разрешили взять с собой в качестве постоянной прислуги, из числа бывших подданных. Китайцам все европейцы кажутся на одно лицо, как нам азиаты.
Впоследствии к Тундутову, который по религии его народа считается сыном Солнца, приехала депутация. Она бросилась перед ним на колени, ниц головой, и долго лежала в таком положении, произнося положенные по их обетам молитвы.
Их бог только что встал со стола в собрании Гусарского полка, где играл в карты. Впрочем, Тундутов был в те времена милый, симпатичный мальчик.
Впоследствии он стал адъютантом генерала Янушкевича, деятельность коего он и разоблачил в разговоре с Вильгельмом II. Кончил он свою карьеру командиром антибольшевистской армии, выбранной из кочевых народов…»
А вот что рассказывает об этом, в своих мемуарах, сам Вильгельм Второй:
«Князь Тундутов, атаман калмыцких казаков, живущих между Царицыном и Астраханью, бывший до войны и во время войны личным адъютантом великого князя Николая Николаевича, приехал летом 1918 года в главную квартиру в Босмоне, чтобы искать сближения с Германией, так как казаки, по его словам, не славяне и являются несомненными врагами большевиков.
Он, между прочим, рассказывал, что перед началом войны он был послан Николаем Николаевичем в Генеральный штаб, чтобы держать великого князя в курсе тамошних событий.
И здесь он был свидетелем пресловутого разговора по телефону между царем и начальником Генерального штаба генералом Янушкевичем.
Царь под глубоким впечатлением от решительной телеграммы германского кайзера решил приостановить мобилизацию.
По телефону он приказал Янушкевичу не проводить ее сейчас или отменить вовсе. Но Янушкевич не выполнил этого ясного приказа, а спросил мнение министра иностранных дел Сазонова, с которым он в течение многих недель находился в постоянных сношениях, вместе с ним интригуя и подстрекая к войне. Сазонов на это ответил, что приказ царя бессмыслица. Пусть только генерал проводит мобилизацию, а он, Сазонов, завтра же снова уговорит царя и разъяснит ему глупую телеграмму германского кайзера.
После этого Янушкевич донес царю, что мобилизация уже в полном ходу и отменить ее нельзя.
«Это была ложь, прибавил в заключение к своему рассказу князь Тундутов, так как я сам видел приказ о мобилизации у Янушкевича на его письменном столе. Приказ, следовательно, еще не был отослан по назначению».
В этом эпизоде психологически интересно то, что царь Николай, помогавший подготовлять мировую войну и уже издавший приказ о мобилизации, в последний момент хотел повернуть обратно.
По-видимому, моя решительная, предостерегающая телеграмма заставила его впервые ясно понять ту чудовищную ответственность, которую он берет на себя своими военными приготовлениями. Именно поэтому он и хотел приостановить ту человекоубийственную военную машину, которую сам же только что привел в движение.
Это было еще возможно, положение можно было еще спасти, если бы Сазонов не воспрепятствовал выполнению царского приказа».
Тут важно отметить пару важных моментов:
- при активнейшей поддержке немцев и Краснов и Тундутов уже тогда настойчиво внедряли в сознание своих сторонников и подчиненных подленькую мысль, о том, что казаки-де «не славяне» и им не по пути с русским народом.
Лучшее будущее для казаков, по их мнению – союз с победоносной германской нацией, «братство спаянное совместно пролитой кровью», как высокопарно писал Краснов в своих обращениях к кайзеру.
После краха кайзеровской Германии в конце 1918 года, они попритихли с пропагандой этого паскудства, но с началом Великой Отечественной войны, Краснов вновь завел эту же пластинку.
Как известно, она и довела его, в конечном счете, до виселицы.
Очень жаль, что сегодня среди «дорогих россиян» вновь нашлись приверженцы идеологии висельника Краснова.
- очень интересна и версия деталей и обстоятельств начала Первой мировой войны, о которых Тундутов рассказывал Вильгельму Второму.
Теперь несколько слов о пресловутом «сепаратном мире», за подписание которого большевики получили столько гневных упреков.
То, что Брестский мир был «похабным» и несправедливым не подлежит никакому сомнению.
И Вильгельм, и германские генералы, в начале 1918 года, видимо подумали, что «ухватили бога за бороду» и, вместо ранее декларируемого «мира без аннексий и контрибуций», они продиктовали России на редкость грабительский и несправедливый мир. Они прекрасно понимали, что русская армия, к этому времени, ПОЛНОСТЬЮ разложилась, не была способна воевать, и решили воспользоваться моментов, отхватив от России куски пожирнее.
Что ж, «божьи жернова мелют медленно, но верно», как говорит старинная мудрость.
Наверное, в воздаяние за свою алчность при заключении Брестского мира, Германия в 1919 году получила не менее позорные и «похабные» статьи Версальского мирного договора…
Так вот, уже к 1916 году усталость от Мировой войны в Европе была огромной.
Многим казалось, что никакого выхода из «позиционного тупика» найти невозможно. Действительно, все попытки крупных наступлений союзников на Западном фронте в 1915-1917 годах, приводили лишь к огромным потерям, не принося никаких существенных результатов.
Лозунг «мир без аннексий и контрибуций», в то время, стал чрезвычайно популярным среди социалистов всех стран Европы.
В 1916 году Германия и в частном порядке, и вполне официально, по дипломатическим каналам, предлагала воюющим странам начать мирные переговоры.
После получения отказа германский император обратился с письмом к Николаю Второму с предложением заключить сепаратный «мир без аннексий и контрибуций».
Николай оставил эти предложения без ответа…
Керенский дал об этом следующие показания:
“Я убежден, что Николай II сам лично не стремился к сепаратному миру и ни в чем не проявил наличия у него такого желания…
Было обнаружено в документах письмо императора Вильгельма к Государю, в котором Вильгельм на немецком языке предлагал Николаю заключение сепаратного мира. Был обнаружен ответ на это письмо, оказавшийся в виде отпуска в бумагах. По поручению Николая кем-то (положительно не могу припомнить, кем именно) по-французски было сообщено Вильгельму, что Государь не желает отвечать на его письма.
Этот факт, известный и Следственной Комиссии, я считаю нужным категорически установить. Он имел место в 1916 году, но я теперь не могу припомнить более точно даты и указать, к какому именно месяцу относится эта переписка... Он сам, он один, он, Николай II, не был изменником. Он сам не пошел бы на сепаратный мир. Я в этом глубоко уверен».
Принято хвалить Николая Второго за это решение.
Мне кажется, что все намного сложнее.
Думаю, что, учитывая ситуацию на фронтах, реальный уровень боеспособности русской армии и страшную усталость народа от бесконечной войны, это было не самым худшим вариантом для России.
Царь отверг мирные предложения, и случилось то, что случилось…
А ведь за «мир без аннексий и контрибуций» тогда выступали не только большевики, или европейские социалисты (которые провели несколько международных конференций по этому вопросу), но и католическая церковь, в лице самого Папы Римского.
Очень интересные подробности этого содержатся в мемуарах Вильгельма Второго:
«Летом 1917 года я принял в Крейцнахе папского нунция Почелли, явившегося ко мне на аудиенцию в сопровождении капеллана…
Наконец, я предложил, чтобы папа сделал попытку стать посредником, после того как мое мирное предложение от 12 декабря 1916 года было отклонено Антантой в такой неслыханной форме. Нунций сказал, что это будет очень затруднительно; папа неоднократно пытался возбудить вопрос о мире, но всякий раз получал отказ.
С другой стороны, папа в совершенном отчаянии от этой бойни и непрестанно думает о том, как бы помочь европейскому культурному миру освободиться от бича войны. Каждая попытка в этом отношении будет чрезвычайно цениться Ватиканом…
Вслед за тем я обратил внимание нунция на следующее обстоятельство. Нунций, вероятно, наблюдал, как энергично социалисты всех стран всеми способами стараются поддержать стремление к миру. Мы всегда давали германским социалистам разрешение ехать в нейтральные страны, где они на конгрессах обсуждали вопрос о мире, ибо я придерживался того мнения, что социалистам известны желания и взгляды народных масс. У нас не ставится никаких препятствий никому, кто честно и без задних мыслей намерен содействовать миру.
Подобное тяготение к миру распространено и среди народов Антанты, и среди их социалистов. Этим социалистам, однако, ставятся препятствия в их поездках на конгрессы в нейтральные страны, причем отказывают в выдаче заграничных паспортов. Стремление к миру растет во всех странах. Народы все больше проникаются жаждой мира, и если среди правителей не найдется никого, кто предложил бы для этой цели свою помощь моя попытка, к сожалению, потерпела крушение, то народы, наконец, сами возьмут дело в свои руки.
Это произойдет, как доказывает история, не без опасных потрясений и переворотов, которые затронут также римскую церковь и папу. Что должен думать солдат-католик, когда он постоянно слышит о стараниях в пользу мира со стороны социалистических вождей и в то же время никогда не видит попыток папы освободить его от бедствий войны.
Если папа ничего не сделает в пользу мира, то возникнет опасность, что мир будет добыт усилиями социалистов, и тогда наступит конец господствующему положению папы и римской церкви даже среди католиков.
Этот аргумент подействовал на нунция. Он заявил, что немедленно доложит в Ватикан о моей точке зрения и сам выступит в пользу немедленных действий папы с целью добиться мира».
Полагаю, что если бы Николай Второй в 1916 году приступил к мирным переговорам, то вся история России и Европы в ХХ веке пошла бы по другому сценарию. Скорее всего, не было бы ни грандиозных революций, ни новой мировой войны.
Но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, и случилось то, что случилось…
Теперь еще несколько слов о германофильстве монархистов в годы Гражданской войны.
Генерал М.К. Дитерикс с горечью писал в своих воспоминаниях:
«Германия, Германия - вот клич, который проходит красной нитью по деятельности тайной монархической Петроградской организации.
Несколько позже из Берлина в Сибирь приехала княгиня Вяземская. Кажется, ее приезд был связан с исключительным интересом к судьбе Царской Семьи и особенно Великого Князя Михаила Александровича. Она называла себя близким другом Брасовой - супруги Великого Князя Михаила Александровича. Она всюду бывала, познакомилась со всеми, не побрезговала близко сойтись и с известной, роковой в Забайкалье, Марией Михайловной (это по-русски, а по-настоящему - Розенцвейг). Она настойчиво утверждала, что Царские Дети живы и особенно отстаивала, что жив Великий Князь Михаил Александрович.
…невольно набегает мысль: работа Петроградско-Берлинской организации, деятельность Соловьева и Васильева, сведения Симонова, убеждения княгини Вяземской - не связано ли это все в один круг, не исходит ли это все из одного центра, не является ли все это какой-то мрачной политической игрой прогоревшей в России Партии полицейско-личного режима, объединившегося с прогоревшей в Германии военно-политической, Людендорф-Гофмановской, партией».
Рассказывая о слухах, которые ходили по Екатеринбургу, после того, как 25 июля 1918 года в него вошли белые и приступили к изучению судьюы царской семьи, генерал М.К. Дитерикс отмечает:
«Со слов различных исчезнувших красноармейцев и рабочих передавались самые разнообразные детали этого вывоза: кто говорил, что бывшего Царя и Царицу вывезли из Ипатьевского дома на вокзал “закованными в кандалы и в автомобиле красного креста”; другие, наоборот, утверждали, что для перевозки в Пермь Царя и Его Семьи был образован поезд из роскошных вагонов; третьи передавали, что один из рабочих “видел своими глазами”, как Государя, “бывшего в старой потрепанной шинели”, грубо втолкнули при посадке в вагон, но сам поезд “был роскошный”.
При этом передававшие высказывали догадку, “что Государя увезли в Ригу на основании одного из пунктов Брестского договора”. Четвертые видели предназначавшиеся для перевозки Царской семьи вагоны, у которых окна были замазаны чем-то черным. Пятые слышали от своих знакомых красноармейцев из бывшей охраны Царя, что Его “наверное отправят в Германию, так как большевики за него взяли у немецкого короля много денег, и король взял его к себе на поруки”, а охранник Лавушев или Корякин, “кто-то из них”, говорил, что “Ему никто не может ничего сделать, потому что от германского царя строго приказано Ленину, чтобы ни один волос не был тронут у нашего Царя”.
Сколько в этих слухах чисто русского, простонародного: и Царь, и Царица в кандалах, и поезд из роскошных вагонов, и окна, замазанные чем-то черным, и выкуп, взятый за Царя, и это “строго приказано Ленину”, а рядом “у нашего Царя”, так и сказал он “у нашего Царя”, хотя сам служил у большевиков и до этого, вероятно, сам участвовал в углублении революции Керенским и развале армии Гучковым. И все-таки остался в твердом убеждении “наш Царь”, а Ленин что?
- ему, конечно, Вильгельм мог приказать…
Но, с другой стороны, сколько в этих слухах чувствуется влияния и теоретически привитого в сознании и воспитании убеждения, что немец - все, немец - сила, сила страшная, немец каждому может приказать, и не может быть речи - не повиноваться; наш Царь - это, прежде всего, брат немецкого Царя; русский народ можно унизить, раздавить, истребить, а русский Царь уйдет к немцу…
Какой ужас, какой позор таятся в сути всех этих вышеуказанных слухов; какой позор для всех нас, допускавших и распространявших такие низкие мысли…»
Сложно что-либо добавить к этим горьким словам генерала Дитерикса.
Действительно: ужас и позор за такое состояние народа лежит именно на правящем классе Российской империи.
Плохо только, что это осознали (да и то, далеко не все его представители) только после того, как их самих «клюнул жареный петух»…
Несколько слов о развитии событий на Украине в 1918 году.
Тогда Киев был настоящей "Меккой" для русских монархистов.
Дело в том, что в Бресте Германия в ФЕВРАЛЕ 1918 года подписала с украинской Центральной Радой отдельный мирный договор и ввела на Украину свои войска.
Когда сегодняшние монархисты упрекают большевиков за подписание Брестского договора, состоявшееся В МАРТЕ 1918 года, они, почему-то умалчивают тот факт, что задолго ДО этого украинская «нэзалэжная» Рада подписала с германским командованием свой, отдельный мирный договор, и дала согласие на ввод германских войск на свою территорию.
Чем немцы не замедлили воспользоваться, оккупировав всю территорию Украины.
Интересно, что тогда же германское командование ввело свои войска и на территорию Крыма, однако немцы ответили отказом на просьбу своих украинских сателлитов официально признать Крым частью Украины.
Уже в конце апреля 1918 года немцы, расценив деятельность Рады как недостаточно прогерманскую, попросту разогнали ее.
На Украине была установлена власть гетмана - бывшего царского генерала (кстати, члена Свиты Николая Второго) П.П. Скоропадского, полностью зависевшего от германских властей.
Такая "Украинская модель" всколыхнула в сердцах и умах многих русских монархистов радужные надежды: почему бы немцам со временем не реализовать ее в общероссийском масштабе?
В Киеве побывал даже признанный антантофил, лидер кадетской партии П.Н. Милюков, который вел здесь переговоры с некоторыми
гетманскими министрами и германскими представителями о совместном походе немцев и белогвардейцев на Москву.
Многие из формировавшихся в зоне германской оккупации белогвардейских частей открыто провозглашали себя «монархическими».
Проживавший в Киеве граф Келлер, как один из очень немногих оказавшихся верными престолу монархистов, пользовался среди них большим авторитетом. Немалую роль, разумеется, играли и его боевые заслуги.
Но до реального формирования монархической «белой» армии дело так и не дошло.
С августа 1918 года началось резкое ухудшение военного положения Германии на Западном фронте. Затем в одностороннем порядке вышли из войны ее союзники: Австро-Венгрия, Турция и Богария, где начались революционные брожения и распад прямо по «российскому» сценарию развития событий. Потом последовали революция и капитуляция самой Германии в ноябре 1918 года.
Германские войска начали эвакуацию из Украины.
Зашатался и в декабре пал "трон" гетмана Скоропадского. На Украину двинулись красноармейские части из центра России.
Резко активизировались "самостийные" войска С.В. Петлюры.
Ушел (в феврале 1919 г.) с донского атаманства Краснов, тесно связанный с немцами и Скоропадским.
Звезда наших монархистов на Украине, державшаяся на германских штыках, стала стремительно закатываться.
Наибольшими силами располагала тогда Добровольческая армия М.В. Алексеева и А.И. Деникина, базировавшаяся на Дону и Северном Кавказе и, несмотря на определенное недовольство союзниками, твердо проводившая антантофильскую линию. Склонить Алексеева и Деникина к перемене внешнеполитической ориентации даже Милюкову не удалось.
Командование Добровольческой армии следовало лозунгу «не предрешения государственного строя России до разгрома большевиков». Считалось, что этот лозунг позволит сплотить вокруг армии широкие антибольшевистские силы.
Вместе с германскими и австро-венгерскими войсками Украину покидали и многие русские офицеры, служившие либо в армии Скоропадского, либо через специальные вербовочные пункты вступившие или готовившиеся вступить в создававшиеся на немецкие деньги Южную
или Северную армию. Часть из них уходила к Деникину, часть немцы предусмотрительно перебрасывали в Германию.
Вот среди этой части и находился никому тогда не известный ротмистр П.Р. Бермонт-Авалов. Именно он будет долгое время играть ключевую роль в формировании откровенно прогерманского корпуса, который в 1919 году сыграл решающую роль во взлете и падении Северо-Западного фронта белых.
В будущих главах мы об этом подробно поговорим.
В заключение главы напомним еще одну цитату из военных дневников ротмистра А.А. Столыпина.
В конце 1919 года, уже после катастрофических Одесской и Новороссийской эвакуаций армий Вооруженных Сил Юга России, в белых частях зародился очень характерный слух:
«г. Ольвиополь
23 декабря 1919 г.
Говорят о союзе с немцами. Будто бы они обещают нам к весне очистить Россию от красных и уже через неделю дать первые 4 корпуса.
За это требуют установление монархии с главой из дома Романовых и немедленного объявления войны Англии и Франции».
Никаких возмущений или осуждения этого слуха в дневнике ротмистра Столыпина нет.
Готовы были господа офицеры и на военный союз с немцами (недавними заклятыми врагами - «тевтонами»), лишь бы те помогли им разбить красных.
В эффективности помощи своих союзников они, к этому времени, уже разуверились.
(Хотя союзники по Антанте довольно активно снабжали белые армии, во время Гражданской войны, оружием, боеприпасами, аэропланами и даже танками.
Кроме этого они даже обеспечивали артиллерийскую поддержку атак белых частей в Крыму огнём главного калибра броненосцев с моря и организовывали перевозки по Чёрному морю).
И всё оказалось не впрок…
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/29/452