33

Виктор Улин
 Штеффену Требсу и Михаэлю Руддеку
                - моим немецким камрадам

                «Кто убьет какого-либо человека,
                тот предан будет смерти.»
                (Лев. 24:17)

I

2

- Verdammt noch mal, Михаэль! Zum Teufel, черт тебя побрал!
Смешок Штеффена вышел нервным.
- Теперь я знаю, почему ты так долго лежишь там и смотришь в прицел.
- Я не понимаю тебя, Штеффен.
Я в самом деле не понимал, что хочет сказать напарник.
- Я перешел на другую сторону и посмотрел в бинокль. Террорист не просто схватил эту кассиршу, он ее раздел. Я бы на твоем месте тоже ей любовался.
Я приник в окуляру, перевел прицел ниже.
Бородатая морда террориста уплыла влево, в перекрестье показалась заложница, которую до этого момента я видел лишь как фигуру в игре.
Сейчас я ее рассмотрел.
Женщине, вероятно, было довольно сильно за тридцать. Она в самом деле работала кассиршей: на лацкане черного жакета белел бейдж, их носили только на кассе, обычные продавцы к своим красным жилетам ничего не прицепляли.
У нее было красивое, сильное лицо, не испорченное даже выражением холодного ужаса, и длинные русые волосы. Как ни странно, брюнеток среди южных славян в этом регионе я почти не встречал.
Террорист держал ее жестоко. Жакет сбился на сторону, белая кофточка вылезла из черной юбки и сползла наверх, под ней я увидел смятый край телесного бюстгальтера и выпавшую грудь.
Бюст у женщины был хорош. В иной ситуации и ином жизненном состоянии я бы с такой познакомился. Но сейчас, в глазок универсального прицела, который в годы минувшей войны ставили куда угодно, даже на танки, все выглядело как-то не так, как в жизни.
И даже белое женское тело казалось нереальным.
- Ну что, Михаэль, видел? – напомнил Штеффен.
Напарник словно находился рядом, следил за мои действиями и читал мысли.
Он понимал меня лучше, чем кто бы то ни было; такого друга, как немецкий камрад, у меня никогда не имелось среди русских.
Штеффен тоже в любой ситуации оставался мужчиной.
Впрочем, не отвлекаясь на ненужные детали, в подобной ситуации стоило сойти с ума.
- Видел, - признался я. – Когда все кончится, я приглашу девушку в бар и мы отметим ее второе рождение.
- Что делаем, Михаэль?
- Подожди еще чуть-чуть, я сейчас сориентируюсь. У нас ведь есть время, ему что-то можно пообещать? Я слышал, что-то говорили в мегафон, но я ведь не понимаю язык.
- Да, Михаэль, ему сказали: «Ваши требования будут удовлетворены, джип с деньгами уже на пути, и он доставит вас на площадь, где возможна посадка вертолета…» Немного времени у нас имеется.
Я медленно повел прицелом туда и сюда, оценивая общую картину.
Террорист держал кассиршу левой рукой, пистолет в ее висок вдавливал правой и сам смотрел налево.
Справа от него на высоте метров двух между стеллажами висели часы с Микки-Маусом на циферблате. Я подумал, что самым лучшим сейчас было бы попросить Штеффена дать длинную очередь из пистолет-пулемета «Узи» как раз по диснеевской убогой картинке. Это вынудило бы террориста обернуться на грохот и в этот момент я мог всадить ему пулю в лоб.
Но разносить в клочья Микки-Мауса не имелось возможности. Прежде, чем ударить по стене, пулям предстояло разбить стеклянную стену, при этом звуке бандит мог убить кассиршу.
Отвлечь его следовало иным способом.
В том, что это удастся, я не сомневался.
Судя по тому, как держался этот мерзавец, у него были железные нервы. Но даже выкованный из железа не мог инстинктивно не обернуться на омерзительный вой полицейской машины.
- Штеффен, - заговорил я. – Послушай меня.
- Слушаю, Михаэль.
- Террорист ориентирован налево, то есть от тебя направо. Если отвлечь его звуком слева, он повернется и невольно отведет пистолет. Ты согласен?
- Согласен.
- Надо включить полицейскую сирену слева от супермаркета. Слева, то есть от него справа.
- Ja, richtig.
- Ты сможешь объяснить это начальству?
- Да. Жди, Михаэль.
Не добавляя больше ничего Штеффен куда-то пошел.
Я слышал в блютузе голоса, близкие и далекие, перебивающие друг друга. Местный язык чем-то напоминал русский, но все-таки я его не понимал, отдельные немецкие слова ничего мне не говорили.
Впрочем, переговоры с руководителями операции лежали на Штеффене, он был тут главный, моим делом оставалось лежать на горячем подоконнике и ждать.
Ждать разрешения или приказа уходить, если бы внизу придумали что-то другое.
Я снова посмотрел в прицел на девушку. И подумал, что в самом деле, если все закончится хорошо, стоит посидеть с ней в баре.
Хотя, конечно, она могла и отказаться.
- Михаэль, это я, - опять заговорил напарник. – Они разрешили. Полицейский автомобиль готовый.
- Очень хорошо. Сирену включать по моей команде. Nur mit meiner Signal. Abgemacht?
- Да, Михаэль. Все готово, мы ждать твой сигнал.
Я сделал несколько глубоких вдохов.
Меня не волновало предстоящее убийство; я настрелял уже целый взвод.
Но я не ощущал себя убийцей, Моисеевы заповеди оказывались неприменимыми в реальной жизни.
Убийцей был простой солдат на войне, как бы она ни именовалась: империалистической, отечественной или «освобождением братских народов», которые не просили себя освобождать. Солдаты противоборствующих армий не являлись врагами друг друга, их погнали на фронт политики и генералы, которым любая война приносит пользу, они убивали по принуждению.
А террористы перестают быть людьми, их нужно отстреливать без жалости и без пощады.
Только в очень плохих фильмах мудрые переговорщики, выдав последовательность штампованных фраз уровня интернетских постов, убеждают злодея бросить пистолет, поднять руки и разразиться слезами. На самом деле все обстоит иначе.
 Террориста, который захватил заложников, нужно уничтожать, как бешеного зверя. Впрочем, сравнение человека со зверем оскорбляет зверя.
Я никогда не витал в небесах и не был идеалистом; я не сомневался, что терроризм не удастся искоренить никогда, как нельзя искоренить воров, насильников, вандалов. Но тем не менее каждый убитый террорист означал отрубленную голову змея, каждый мой точный выстрел спасал кого-то, оказавшегося не в нужном месте в ненужный момент.
Смерть, которую я нес нелюдям, была смертью ради жизни людей.
Убив тридцать человек, посягнувших на чужую жизнь, я знал, что убил бы еще столько же – убил еще триста, если бы мне позволяли работать дальше.
Но мне никто не собирался ничего позволять, да и эта работа была почти подпольной. Хотя никто здесь не мог делать ее лучше, чем я.
Я поудобнее перехватил винтовку.
Патрон был давно дослан.
Двумя пальцами я оттянул курок. Механизм послушно щелкнул, простой, как дуга.
Моя винтовка была идеальной, разве что перезаряжалась не на «33 - 33», а дольше. Винтовка Драгунова, конечно, имела куда более высокую скорострельность. Но мне предстояла не снайперская дуэль, мой выстрел всегда был первым и всегда – последним, поскольку в таком деле второго не бывало. Второй выстрел означал крах. Я должен был поразить цель с первой попытки, иначе не имело смысла все это затевать.
А для единственного выстрела винтовка Мосина являлась лучшим в мире оружием; управляемая твердой рукой, она могла поразить цель на расстоянии полутора километров, моя же дистанция составляла всего сто десять метров и рука моя была тверже стали.
Я навел прицел на переносицу террориста. Теперь уже не для того, чтобы его рассмотреть.
Мне требовалось попасть именно в лоб, сейчас только в лоб.
В иной ситуации я бы зарядил свою винтовку патронами с разрывными пулями, которые были запрещены Женевскими конвенциями, но оставались незаменимыми в работе снайпера-антитеррориста, когда несмертельное ранение цели грозит смертью мирным гражданам. Этими пулями меня снабдил добрый французский оружейник, когда узнал, с какой целью я откомандировываюсь из части. Откуда они оказались у него, меня не волновало; главным было то, что целая обойма таких покоилась в моем кармане.
Такой пулей я мог попасть куда угодно, хоть в щеку – она разнесла бы череп негодяя на мелкие осколки. Но между нами было стекло. Пуля не видела разницы, она разорвалась бы, столкнувшись с ним, а возможности сделать второй выстрел после того, как рухнет стеклянная стена, не было.
И поэтому я стрелял обычными патронами.
Я верил в себя, и еще больше – в винтовку.
Я переступил ногами, чтобы разгрузить слегка затекшие мышцы.
Сделал еще несколько глубоких вдохов, приводя себя в спокойное состояние.
Потом выбрал короткий, жесткий спуск своей «мосинки».
Левым ухом, свободным от блютуза, услышал перезвон внутренних пружин, понял, что дальше выбирать нельзя.
- Fertig, - сказал я очень спокойно, хотя хотелось крикнуть что было мочи. - Los, Steffen.
- Zu Befehl, - так же спокойно ответил напарник.
Прежде, чем до меня долетел  полицейский вой, террорист в прицеле резко повернул голову направо.
Блестящий «Кольт» сам собой оторвался от виска кассирши.
Мой палец сам собой дожал спуск.
Винтовка сама по себе грохнула и ударила мне в плечо.


*******************************************
ВЫ ПРОЧИТАЛИ ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ.

Полный текст можно приобрести у автора –

обращайтесь по адресу victor_ulin@mail.ru

*********************
АННОТАЦИЯ

Библейские заповеди запрещают убивать. Но является ли убийцей человек, который обезвреживает террориста, но спасает при этом десятки жизней заложников, вовлеченных в экстремальную ситуацию? Снайпер-антитеррорист живет над заповедям, поскольку охраняет мир, даже если не носит голубую каску. Но он тоже человек, ему хочется покоя и любви, он ищет их, хоть и не всегда находит. Эта книга не основана на реальных событиях, место и действие достаточно условны, но проблемы не становятся менее острыми.

******************************************

                2015-2019 г.г.


© Виктор Улин 2007 г. - фотография.
© Виктор Улин 2019 г.
© Виктор Улин 2023 г. - дизайн обложки.

http://ridero.ru/books/33_4/

90 стр.

Аудиокнига (2 ч. 00 мин.) доступна напрямую от меня.