Командир части сидел, молча, и было видно, что все происходящее ему не очень нравится. Ему вообще никогда не нравилось, когда в жизнь армии беспардонно вмешивались штатские, вернее, темные лошадки в штатском. Пока Нечипайко, Сотников и Пащенко заполняли опросные листы и подписывали бумаги о неразглашении, взводный стоял навытяжку, а штатский рассматривал свои ногти, чем, конечно, не добавил к себе симпатии.
Когда с формальностями было покончено, командир части встал, вскочили и солдаты. Штатский откинулся на спинку стула.
- С этого момента вы перестаете быть солдатами срочной службы, а продолжаете исполнять свои воинские обязанности на контрактной основе, с соответствующей оплатой, и переходите в распоряжение товарища...
- Скиба, - услужливо подсказал штатский.
- И переходите в подчинение к товарищу Скибе. – закончил командир части и, считая свою миссию выполненной, вышел вон. Следом, как ужаленный, выскочил взводный.
Штатский встал:
- Ну, что ж, ребята, вам на сборы пятнадцать минут. Только документы и предметы личной гигиены. Вещи только те, что на вас. Машина во дворе. – И тоже вышел.
На новом месте службы их ждала старенькая БМП, море соляры и боеприпасов и обширная, невыполнимая физически, по своему объему, программа маршрутных заездов и стрельб. А, главное – свобода! Никакого казарменного распорядка и муштры! Да еще им положено приличное жалование – просто сказка какая-то!
Наблюдавший за их работой профессор, через неделю пригласил экипаж для беседы.
- Не буду от вас скрывать, на ваше место претендовало достаточное количество военных специалистов, но, по общему мнению, вы – лучший экипаж. После ознакомления с вашей работой, я тоже к этому склоняюсь. Мы хотим оставить вас в проекте, и, именно поэтому назрела необходимость окончательной беседы, чтобы, в дальнейшем у нас не возникло непонимания или недоразумения. Прошу вас, возникшие по ходу беседы, вопросы тут же задавать, не откладывая на потом. Потом ничего нельзя будет исправить.
Сейчас у вас есть возможность отказаться, и мы пойдем вам навстречу. Более того, мы не будем возвращать вас в часть, а оформим документы о полной демобилизации и вы, вполне законно, сможете уехать к себе домой. Прошу вас очень внимательно выслушать, все, что я скажу и очень серьезно и ответственно к этому отнестись. Чтобы ваше решение было обдумано, вам дается на размышление еще неделя. Пока все понятно?
Экипаж переглянулся. Вроде, до этого все в их жизни было логично и понятно, какие же сюрпризы еще приготовила им судьба? Они дружно кивнули.
- Хорошо, я продолжу. У вас у всех до службы в армии была какая-то своя жизнь, какие-то интересы, но наш проект практически неограничен во времени, и поэтому, шансов вернуться к прошлой жизни у вас не будет. Согласны ли вы с такой потерей? Это вопрос первый.
Вопрос второй связан с секретностью проекта, а это означает вашу изоляцию от внешнего мира и очень ограниченный круг общения, не исключающий, правда, в себе представительниц прекрасного пола. Согласны ли вы на это?
Третий вопрос связан с самодурством руководителя проекта (т.е. моим самодурством), требующим безоговорочного выполнения всех приказов, поручений и предписаний, какими бы сумасбродными они не были. Не воспротивится ли ваша, логически мыслящая натура, против такого бездумного исполнения безумных приказов?
Перед тем, как задать последний вопрос, я хотел бы услышать от вас, что вы думаете о вышесказанном. Если, конечно, готовы. Прошу вас, товарищ сержант.
Клоп поднялся. Профессор протестующе замахал рукой:
- Сидите, сидите, а то как-то казенно все. Ведь мы беседуем. Ну, пожалуйста, говорите.
Сержант пожал плечами и сел:
- Да, что там говорить. Пока я не услышал ничего, что заставило бы меня отказаться от сегодняшнего моего положения. В жизни на гражданке было много хорошего, но не настолько, чтобы сломя голову к ней опять стремиться.- Клоп ясно вспомнил, что, как раз, хорошего в той жизни было не очень много, а унижений хватало. Сегодня же у него и работа, и уважение, и статус – он в секретном проекте!- Насчет круга общения – даже в узком кругу найдется и друг, а, если подруга, то еще лучше, – он улыбнулся. – А насчет приказов, спасибо армии – тупых, простите, приказов я уже навыполнялся. Надеюсь, не оплошаю и впредь.
- Я вас понял. Теперь вы, пожалуйста,- профессор кивнул Вадиму.
У Вадима на гражданке было, не в пример, много хорошего, но оно закончилось, когда он по возрасту покинул детский дом, и армия явилась для него истинным спасением. Он и сам подумывал остаться на сверхсрочную службу, а тут, такое везение!
- Я остаюсь.
-И все?
- Мне здесь нравится. Я, как будто, дома.
- Ну, хорошо, а что скажет наш товарищ музыкант? – Профессор улыбнулся Сотникову, - я знаю, вы уже побывали на репетиции нашей самодеятельности. Руководитель отозвался о вас, как о хорошем музыканте. Не пожалеете о загубленной музыкальной карьере?
- К счастью, я очень много об этом думал раньше, и не только думал, но и предпринимал соответствующие шаги. И теперь, опираясь на многочисленные примеры и собственный опыт, очень четко понимаю – хороших (читай, посредственных) музыкантов музыка не кормит. Чтобы набивать закрома души овациями, а банковские ячейки состоянием, нужно быть выдающимся музыкантом. И, чтобы стать таким музыкантом, не достаточно быть талантливым и трудолюбивым – еще нужно прибавить время, место и случай. У меня это как-то не прибавилось. А вот с огневым обеспечением я управляюсь лучше других. Так, что я думаю остаться в проекте. А музыка? Буду ходить в самодеятельность.
- Ну, что ж, - профессор поправил очки, - пойдем дальше. Если я правильно все понял, то, возможно, недели на раздумье вам не понадобится.
Итак, о самом неприятном, что может сулить наша работа. Как вы уже, наверняка, знаете, мы работаем с перемещением во времени, и вы, ну и я, конечно, будем находиться на острие наших испытаний. Так вот, никто не знает, как поведет себя время в каждую следующую минуту, и мы рискуем застрять, где-нибудь в средних веках или в необитаемых местах. Причем, без возможности возврата. Это будет похуже, чем просто умереть. Эта информация секретна. Абсолютно все, включая самое высшее руководство, уверены, что все процессы на проекте находятся под нашим контролем. Это совершенно не так. Это знаю только я, а, теперь, еще и вы. Я мог бы вам этого не говорить, но вы должны сами сознательно сделать выбор, хотите ли вы сгнить где-нибудь в доисторических тропиках или взять чемоданчик и увольнительные документы и уехать домой. Я не тороплю вас с ответом, подумайте хорошенько.
Вадим поднял руку:
- А в тропики мы на БМП поедем?
- Да, - не сдержал улыбку профессор, - мы с вами теперь везде будем «ездить» на БМП.
- Ну, со своей черепашкой я нигде не пропаду.
- Кстати, - вставил Клоп, - я никогда не был в тропиках.
- А что касается средних веков – обращайтесь ко мне. – добавил Сотников, - имею, знаете ли слабость к этому времени и очень много чего знаю о нем.
Профессор сделал вид, что протирает очки. Пацаны! Никакой серьезности. Что ж, во всяком случае, теперь его совесть чиста:
- Итак…
-Мы остаемся! – Они сказали это почти одновременно.
«Четвертые сутки пылают станицы», - пришли на ум Виталию слова белогвардейской песни. Он даже тихонечко промурлыкал их вслух, к немалому удивлению Виктора. Вот уже четвертые сутки они сидят за королевским столом зеленого сукна и изводят бумагу, в попытках разгадать злополучный свиток. Они не знают, что каждый вечер Вера Карповна звонит Эвелине с докладом, а докладывать-то и нечего. И опять, ноги калачиком, Эвелина, всю ночь, грызет карандаш над копией свитка.
Виктору давно уже все надоело, но он добросовестно сидит и сопит, чтобы у Виталия не сложилось впечатления, что он сачкует. Услышав мурлыканье Виталия, он, чтоб хоть как-то отвлечься, предположил:
-Слушай, может быть, на свитке песня?
- Ага, - не отрываясь, буркнул Виталий, - рыбацкая - бурлацкая – средневековая.
Потом он замер:
-Песня, говоришь? – И начал быстро, быстро писать. Потом лицо его явило целую гамму чувств от недоумения до безудержной радости, и он захохотал. Он смеялся взахлеб, до слез, а отдышавшись, сказал Виктору:
- Ну, Эвелина Марковна, молодец! А мы с тобой два дурачка-недоучки.
- Ты чего, - удивился Виктор, - неужели разгадал?
- Потом, потом! Ладно, мы тоже пошутим. Вера Карповна! – крикнул он в пространство.
Вера Карповна, как добрая фея, почти сразу материализовалась около их стола. Да это и не мудрено, по приказу Эвелины, она не спускала со студентов глаз и всегда была неподалеку.
- Слушаю тебя, Виталий.
- Скажите, была ли сделана экспертиза на подлинность этого свитка?
- В этом не было необходимости. Он был в одной партии с остальными свитками, и мы ограничились выборочной экспертизой.
- Сколько нужно времени на экспертизу?
- Я думаю, не более двух часов. А зачем это вам понадобилось?
Виталий улыбнулся:
- Если честно, мы с Виктором хотели бы немного отдохнуть от этого свитка, а это очень благовидный предлог.
- Ну-ну, - Вера Карповна недоверчиво посмотрела на ребят, взяла свиток и уплыла.
Виктор сразу же набросился на Виталия с расспросами:
- Ну, что там? Неужели ты думаешь, что свиток поддельный?
- Именно так, сударь мой, я имею честь полагать, что Эвелина Марковна подбросила его нам, чтобы вдоволь посмеяться над простаками. Как ты думаешь, что на этом свитке?
- Песня?
- Вот именно, песня! Песня, которая никак не могла попасть на древний свиток. Ну-ка, какую песню сегодня горланит весь молодняк?
- Ты хочешь сказать, что на свитке «I love you»?
- Вот именно! Не подлинник, конечно, а корявый перевод, но слово в слово!
- Не может быть!
- Так, я бы выпил чаю! – Виталий встал и потянул Виктора за рукав, - Идем, у нас уйма времени, а я знаю здесь отличный буфет.
А в это время, определившая свиток на экспертизу, Вера Карповна уже звонила Эвелине Марковне:
- Они что-то нашли, какой-то ключик. И этот ключик заставил их засомневаться в подлинности свитка. Подслушивать нехорошо, но версию, что этот свиток подбросили Вы для проверки их знаний, я услышала.
- Что, свиток, подлинный?
- Еще на проверке. Результат будет через час.
- Нет, каковы негодники, я подбросила… Молодцы! Я еду к Вам!
- Определенно, Вы превосходный педагог!- Воскликнул Иван Иванович, - Вы так доступно и доходчиво мне все объяснили, что я уже считаю себя знатоком проблем временного погружения. Все дело в ниточке, за которую следует потянуть.
- Да, это наш главный камень преткновения! Вы помните, что в первых опытах с лампой накаливания использовали хлопковую нить, которая тут же сгорала. Это пока еще дошли до вольфрамовой нити! Вот и мы, я думаю, на стадии опытов с хлопковой нитью. И как дойти до вольфрама? Процент срабатывания генератора времени держится в издевательском соотношении пятьдесят на пятьдесят. Да, мы совершаем временные смещения, да, мы управляем процессом, но, только в том случае, когда процесс этого «хочет». Я даже чувству, когда пуск будет успешным, а когда – нет. Дело в том, что время, это субстанция, такая же, как и любая материя во вселенной. Оно может ускоряться, замедляться, замедляя и ускоряя ход наших хронометров, оно так же беспокойно, как море и так же неоднородно, и так же покрыто, как волнами, центрами возмущения, которые мы и используем для отката во времени. Как попасть точно в центр возмущения, или как заставить его самого находить нас для безотказного пуска – этот вопрос открыт.- В голосе профессора сквозили нотки отчаяния,- Вы не поверите, но я ждал Вашего приезда, чтобы спросить совета. Что делать дальше?
- А Вы мне не поверите, но я, как раз, и ехал сюда затем, чтобы дать Вам совет.
Профессор недоверчиво посмотрел на Ивана Ивановича. Тот закивал головой:
- Правда, правда! И этот совет одобрен на самом верху. И он очень прост: а бросайте-ка Вы эту работу к чертям собачьим и поезжайте к Астрахани, на Волгу. Там сейчас на удочку берет такой сазан!
-Вы серьезно?
- Более чем. Егерь на нашей базе уже в курсе, что Вы едете. Снасти у него готовы. И две местные доярочки обещают снабжать базу парным молочком. Очень полезная вещь – парное молоко. И для здоровья, и для мыслительных процессов, по себе знаю.
Волжские заводи встретили профессора прохладой, рябью на воде, тревожным перешептыванием камыша и свинцовым небом. Веселости в настроение это не прибавило. Пока они добирались на моторной лодке до базы, профессор уныло скучал и вполуха слушал беззаботный треп егеря.
-А гусиный перелет у нас еще не начался, рано. Это у вас там, на севере, уже бьют гуся вовсю, а у нас пока тихо. Недельки через две тут такое начнется – чистый ад! Братва приедет из Москвы да из Питера с полным боекомплектом, местные подтянутся. Водочка, пальба, дичь на углях – красота! Потом купят у меня гусей, и уточкой не погнушаются, и опять в столицы. И, до зимнего подледного лова, здесь будет покой.
- Что, опять приедут москвичи рыбу динамитом глушить?- вяло поинтересовался профессор.
Егерь хитро прищурился на профессора и заговорщицки заторопился.
- Да, что там рыба, зимой здесь такая охота! Вон за той протокой, - заскорузлый палец егеря показывал в сонмище камышовых зарослей, - живет семейка диких свиней, я б даже сказал, целое стадо. И в этом году у них приплод был хороший. А за тем островом, - палец переместился по горизонту и опять уткнулся, в непонятную чужому глазу, примету, - еще одна семья. И там, и там есть хорошие трофейные экземпляры. Да и молоденькая свинина с лучком в горшочке, тоже очень неплоха. А лисы и зайца тут, вообще, как грязи.
Он замолчал, поправляя курс лодки.
- А вот на этой протоке, - лодка вошла в довольно широкую протоку, густо обрамленную высокими камышами, - я этой весной хорошо гуся взял. Шел на выстрел, как заговоренный. И утка шла хорошо, так что все были довольны. И москвичи загрузились под завязку, и девчатам еще осталось. Тут у нас ферма неподалеку, так я дружу с доярками и угощаю их иногда. То рыбки дам, то зайчика, то уточку, а они мне молочка парного. Да мне много и не надо.
Почти из-под самого носа лодки, взлетела черная птица, похожая на маленькую курицу, и заторопилась в камыши.
- Лысуха, болотная курочка. Мы ее не бьем – мелковата, да и мясо рыбой воняет.
У егеря от рождения рот был чуть поведен на правую сторону и уголок справа вздернут кверху. Его все звали «Вова криворотый», и он на это прозвище не обижался. Редкая бороденка и усы, повторяющие контур верхней губы совсем не делали его безобразным, скорее, он был похож на человека, который по-доброму усмехается чему-то. Он был хорошим рассказчиком, умным собеседником и, конечно, замечательным охотником и рыболовом. Дружба с ним водилась легко, без экивоков и недомолвок. На него всегда можно было положиться. Местные браконьеры уважали его, знали, что в случае чего, он не доведет дело до наказания рублем, или, не дай Бог, до тюрьмы. Уважали, поэтому знали меру и совесть.
Им всем, да и профессору тоже, было невдомек, что Вова криворотый – подполковник госбезопасности и работа у него посерьезней, чем присмотр за базой отдыха «какого-то пищекомбината». Важнее был присмотр за теми, кто на эту базу приезжает, поскольку приезжает сюда народ очень непростой, нужно было уберечь каждого, чтобы, расслабившись на отдыхе, человек случайно не оступился.
- А вот и наша база, - навстречу им плыл остров, полностью застроенный теремами разного размера и назначения. Впору было присвистнуть от удивления - чего тут только не было! Между строениями угадывался теннисный корт, волейбольная площадка, бассейн, спортивная площадка и поле для мини футбола.
«А почему бы и нет?», - подумал профессор, - «отдыхать, так по полной программе!».
- Да, здесь все есть, - будто уловив его мысли, с гордостью, сказал егерь, - и сауна, и бильярд, и банкетный зал, и, даже, ресторан. Сейчас-то он не работает, но в сезон здесь народу, как на хорошем курорте. Ну, мы-то без вкусненького не останемся, Ксюша, доярка, согласилась нам готовить. Благо, есть из чего, да и на чем, тоже. А вот и она,
- из ближнего терема, видимо услышав шум лодочного мотора, вышла стройная женщина и направилась к мосткам, куда они пристали.
Профессор завозился в поисках своего тощего рюкзака (ничего не разрешили взять с собой – «отдых!»), а когда поднялся выходить на мостки, она уже была рядом и смотрела на него, сверху вниз, с улыбчивым интересом.
- Здравствуйте! С прибытием.
- Знакомьтесь, это Ксюша, - засуетился егерь, - Ксюша, это…
- Саша, - буркнул профессор и пошел пунцовыми пятнами.
- Ксюша, это Саша, наш гость.
- Очень приятно, - пропела она, - проходите, я покажу ваш домик, - и пошла, уверенно и неторопливо, ничуть не сомневаясь, что Саша, путаясь в своем рюкзаке, семенит следом.
«Сволочи», - с негодованием, думал он, - «Они специально все подстроили!». Дело в том, что у Ксюши были огненно рыжие волосы и голубые-голубые глаза, точно такие же, как и у его первой и единственной женщины, любимой женщины, с которой он не виделся с того времени, как связался с проектом. Никакие уговоры не могли отменить отказа в свидании с ней. Не удивительно, что кровь бросилась ему в лицо, когда он в лодке поднял голову и увидел эти насмешливые и до боли знакомые глаза. Как ему хотелось коснуться этих чудных волос! Он шел, стараясь не отстать, злясь на всех и себя и, одновременно любуясь своей новой знакомой. Куда-то подевались уныние и хандра. Настроение, если и не улучшилось, то явно потеряло равнодушное отношение к происходящему. «Ну, и черт с вами со всеми! Да, ваша взяла – она мне нравится!»,- думал он, идя за ней легче и тверже, и, все больше, обретая уверенность в себе.
Домик, отведенный профессору, был «стандартным»: кровать в полкомнаты, застеленная меховой накидкой из волка, камин, напольный подсвечник-канделябр в форме металлического дерева, со свечами в виде плодов. У камина – два кресла и журнальный столик, на котором стояла высокая ваза с полевыми осенними цветами, ваза с фруктами и виноградом, два бокала и высокая бутылка темного вина. На «глухой» стене были развешены картины и фотографии, где были запечатлены моменты охоты и рыбалки, а, так же, выдающиеся трофеи, добытые в этих местах. На небольшом комоде стоял садовый гном внушительных размеров и, вместо привычного фонарика, держал в руке, такой же внушительный будильник, вещь, видимо, очень необходимую в этих местах. По бокам огромного, во всю стену, окна, висели свирепые чучела кабаньих рыл. Удобства и умывальник, а также биде, душевая кабинка и джакузи, находились в небольшой смежной комнатке.
- Вот, располагайтесь.
Он взял ключ, и тепло ей улыбнулся.
-Спасибо, Ксюша! Мне, действительно, очень приятно с вами познакомиться. И я рад, что вы никуда не исчезнете, и мы будем с вами видеться.
Она взглянула на него с удивлением. Куда подевался увалень, который не мог выбраться из лодки? Перед ней стоял уверенный в себе и довольно симпатичный молодой человек. И очки его совсем не портили, а, как бы, даже подчеркивали породу. По приказу она и так должна была уложить его в постель, но, согласитесь, куда приятнее это делать, когда «объект» тебе нравится.
- Обед через два часа. В домике, возле мостков. Не заблудитесь? – она улыбнулась ему в ответ и пошла, плавная и грациозная, как будто зная, что сейчас ею любуется весь свет!
«Доярка»,- усмехнулся про себя профессор, - «Доярка – королева! Хороший сюжет, жалко, что я не Андерсен, а то бы сказку написал».
Скупое осеннее солнце, все же, позволило им обедать на террасе. Из напитков на столе были: водочка, коллекционный «Вермут», соки и лимонад «Ипатовский». Соки были налиты в хрустальные графины и, по цвету, легко можно было отличить, где томатный, где яблочный, где гранатовый, а где манго с мякотью. И только лимонад был представлен группой запотевших бутылок, требующих допотопной открывашки, которая, кстати, была тут же. Коньяк и пиво за стол приглашены не были, но рядом стояла стеклянная стойка-холодильник, забитая ими, на любой вкус.
- Ну, я думаю, мужчинам водочки? – егерь неуловимым движением свинтил крышку, и, потянувшись, ловко попал рахитичной струйкой в профессорскую стопку.
- Я, вообще-то, не пью, - начал профессор, но, увидев, как фыркнул егерь и, как заплясали бесенята в глазах у Ксюши, обиженно спросил, - я разве сказал что-то смешное.
- Не обижайтесь, Саша, но, если б вы знали, сколько раз такое чистосердечное признание слышал этот стол, а потом оказывалось, что говоривший – запойный алкоголик!
- Или начальник, - добавила Ксюша, - которому чины не позволяли пить, а так хотелось!
- Но я, правда, не пью.
- А кто тут пьет? – егерь даже отпрянул, изображая притворное негодование, - мы, не пьем, а наслаждаемся изысканными напитками, хорошей закуской и замечательной компанией! Что же в этом плохого?
- Что ж, в таком случае, я с вами.
- Ну, вот, – воскликнул Вова, - другое дело! А то – не пью, не пью. Ксюша, тебе, как всегда? – спросил он, больше для приличия, поскольку уже струил рубиновую жидкость в высокий бокал. Потом он бережно поднял свой стаканчик, который совсем потерялся в его натруженной лапище, и окинул быстрым взглядом стол. Окидывать было чего: перед каждым стоял горшочек с тушеной свининой под соусом и розеточка с лисичками и маслятами, политыми маслом и посыпанными луком. Шампиньоны, эти пролетарии грибного мира, были просто зажарены с картошкой, и, в той же большущей сковороде, громоздились посреди стола. Ветчинку, колбаску и балычок Вова лично накромсал недетскими кусками, но это совсем не портило их привлекательного вида. Бутерброды с черной икрой стояли скромно в сторонке, и никого здесь давно не удивляли. Заячье рагу в большой утятнице и неразрезанный арбуз оставались на барной стойке, но были большие сомнения, что очередь до них дойдет.
- Ну, за приезд!
- И за знакомство! – добавил профессор.
- Нет, нет, так не годится, нельзя смешивать два тоста, - возразил егерь, - сначала - за приезд!
Он с ловкостью каратиста – цок-цок – чокнулся с обоими и опрокинул стопку. Крякнул, подцепил вилкой сопливый маслёнок и отправил в рот. Профессор героически последовал его примеру и выпил обжигающую жидкость залпом. Запил соком, заел зеленью и коркой хлеба, и только потом, сквозь навернувшиеся слезы, почувствовал, как небывалое тепло растекается от живота по всему его телу. Ксюша смаковала вино и щурилась, как кошка на солнце. Этот профессор, умытый и побритый с дороги, еще больше глянулся ей.
- Если честно, - говорил егерь, подвигая горшочек, - я в винах не разбираюсь, и не понимаю, какое - к мясу, какое – к рыбе. То ли дело водочка, она, голубушка, ко всему хороша: и к рыбе, и к мясу.
- И к селедке, - выдавил профессор, тоже двигая горшочек и заинтересованно заглядывая внутрь.
- И к селедке!- уцепился егерь, - да знаете ли вы, что в каждом уважающем себя ресторане на Руси был заказ «Рифма»? И клиенту, заказавшему рифму, подавались стопка водки и хвост селедки. Водка-селедка! – он выудил кусок мяса и сунул в рот, - умм… как вкусно! Я же говорил, Саша, что Ксюша изумительно готовит!
Саша уже и сам это оценил, наслаждаясь тем, как тает во рту нежнейшее мясо, не испорченное восточными приправами.
- А вот теперь – за знакомство!
Как по волшебству, стопки и бокал были снова полны, и оставалось только чокнуться.
Профессор вопросительно поднял глаза.
- Не волнуйтесь, профессор, мы не собираемся напиваться – еще по одной, и поедем на рыбалку. Это же просто обед. А вот вечером мы посидим в полное наше удовольствие.
- На рыбалку? – без воодушевления переспросил Саша и передернул плечами, вспомнив, как озяб он, пока они добирались в лодке до места.
-Вот чудак-человек, - правильно истолковав реакцию профессора, поспешил успокоить егерь, - на воде всегда прохладно, а ты как был одет? Совсем не для водных прогулок. А мы тебя оденем – любо-дорого, и сухо, и тепло!
- Да? – протянул профессор, как маленький ребенок, который боится, что его обманут, - ну, тогда за знакомство!
И с сожалением посмотрел на Ксюшу – так не хотелось ему на эту рыбалку.