Спецхимики. Первый Всесоюзный Член
или Георгий Рябченко
В молодости я искренне считал, что советский человек должен быть всесторонне развит, и что он может добиться заметного успеха сразу в нескольких направлениях своей жизни. Когда заходил разговор на эту тему, я приводил в пример крупного русского химика Бородина, который попутно написал «князя Игоря», - оперу мирового значения. Кроме него, я ссылался на советского школьного учителя Губкина, который стал крупнейшим ученым в области нефти и газа. Я восхищался советским академиком Ефремовым, знаменитым геологом-поисковиком и крупным писателем-романтиком. Сильным аргументом в пользу своей доктрины я считал судьбу всемирно известного физиолога Сеченова, основал физиологию, как науку, хотя начинал жизнь военным инженером, сапером.
Кроме этого мирового уровня я знал примеры пониже рангом, вроде начальника конструкторского отдела спецхимического НИИ Шарова Р.Ф. Этот спецхимик-конструктор заработал Государственную премию за свою конструкторскую деятельность, а одновременно получил несколько золотых медалей ВДНХ за разведение винограда и других экзотических растений в Сибири.
Жизнь редко складывается по задуманному сценарию, и сейчас я сильно сомневаюсь в правильности этой своей самодельной доктрины. Возможно, из-за узкого круга общения я просто не встретил достаточного ей подтверждения, но множеством примеров «всестороннего развития личности» в спецхимической среде я похвастаться не мог. Мне посчастливилось познакомиться лишь с несколькими такими людьми.
Главный инженер 3-го Главного управления Министерства машиностроения Беляев В.И. оказался не только крупным организатором пороходелия, но и хорошим, а возможно, даже талантливым художником-пейзажистом. Он несколько раз на моей памяти устраивал нечто вроде выставки своих картин и развешивал их в холле и в широких коридорах Главка. На мой взгляд, это были отличные пейзажи, причем, художник выставлял их в богатых рамах. Я не знаю, находились ли покупатели этих пейзажей, или художник ограничивался лишь моральным удовлетворением, и не знаю, добился ли главный инженер 3-го Главка ММ официального признания от профессиональных художников.
Великолепным реставратором старинного оружия оказался спецхимик Бийского химкомбината Д. Я не могу назвать его, так как не знаю его отношений с правоохранительными органами в суровое советское время, ведь тогда даже ржавый старинный кинжал с поломанной рукояткой считался холодным оружием, и для его хранения требовалось специальное разрешение. Он собирал, где мог, поврежденные временем и небрежным хранением старинные кинжалы, стилеты, сабли и прочее холодное оружие, восстанавливал их.
Он не стремился возродить былой вид своих экспонатов, напротив, клинки он обтачивал заново, полировал, никелировал и покрывал великолепным травленым узором, а новые рукоятки делал самые оригинальные: то из ножки горной козы с копытцем, то из красивых горных поделочных камней, то из редкого дерева с металлической инкрустацией. Последней известной мне его работой был красивый, но сильно поломанный старинный пистолет с шестигранным дулом, однако видеть его восстановленным мне уже не пришлось. У спецхимика Д. явно наблюдался талант в этом мастерстве. Правда, на своей спецхимической работе он особенно не продвинулся по служебной линии. Я рано расстался с ним и, к сожалению, не знаю, как сложилась его судьба в благодатное рыночное время, когда он мог развернуться в полной мере.
Я близко познакомился с несколькими спецхимиками, которые приобрели довольно широкую известность в своем городе своими вокальными и музыкальными способностями. Двое из них обладали красивыми баритонами и великолепно исполняли романсы и оперы из арий, а один виртуозно играл на аккордеоне. Но эти их таланты не вышли из рамок любительства и самодеятельности.
Можно привести еще несколько примеров, известных мне, но все они даже в совокупности не говорят о всестороннем развитии человека, а, скорее, подтверждают печальное неписанное правило, что обычный человек способен создать что-то крупное, только в одном направлении и всего один-два раза в жизни. И увлечение чем-то «посторонним», помимо основной работы, скорее приведет к серьезной жизненной драме, а не к расцвету личности.
Серьезным примером этого служит, на мой взгляд, судьба спецхимика-конструктора Георгия Сергеевича Рябченко. Он уроженец курской земли, закончил Харьковский политех и попал на работу в Бийский АНИИХТ конструктором. Целыми днями он стоял у кульмана и чертил всевозможные хитроумные приспособления из металла. На этой основной своей работе он продвинулся до должности начальника лаборатории, получил несколько небольших правительственных наград, кажется, орден «Знак Почета» и одну или две медали. Для рядового конструктора это очень даже неплохо, но никак не может считаться результатом полного и гармоничного развития личности.
Никто не скажет, чего достиг бы Г.Рябченко в своей конструкторской деятельности, если бы полностью отдавал свои способности и свой талант, а он у него, несомненно, имелся, работе и только работе. Возможно, стал бы крупнейшим конструктором в спецхимии. А возможно, он так и остался бы скромным начальником лаборатории провинциального НИИ. Мне кажется, что его творческую натуру не удовлетворяла работа конструктора. Один конструктор как-то пожаловался мне:
- Я что, - так всю жизнь и буду переносить одну и ту же дырку с ватмана на ватман?
Вот и Георгий Рябченко никак не хотел всю жизнь заниматься одной и той же работой. Жажда новизны подвигла его однажды дать согласие на работу в КГБ, тогда эта всесильная фирма охотно набирала в свои ряды специалистов с высшим техническим образованием. Он даже окончил какие-то курсы по этой «шпионской» части. Помню, он вдруг исчез из НИИ на несколько лет. Не знаю, чем и где он в это время занимался, я никогда не спрашивал его, но потом он вдруг снова появился в родном НИИ и занял привычное место у кульмана. Что-то у него не сложилось с профессионалами госбезопасности.
Возможно, ему помешала одна его черта, - даже не характера, а скорее, его нервной системы. Он был вполне нормальным человеком, но вот освоить автомобиль так и не сумел. Он не смог распределять внимание сразу на обе руки и на обе ноги. Ему через партком выделили «Жигули», он получил водительские права. Но когда он впервые попытался вывести свой лимузин из гаража, то ухитрился зацепиться передним бампером за чугунную притолоку ворот.Это случалось тогда с новичками довольно часто, но Георгий при этом проявил недюжинную настойчивость и продолжал движение задним ходом до тех пор, пока не вырвал бампер «с мясом» и не помял сильно переднее крыло. После ремонта он все-таки вывел машину из гаража и даже доехал до ворот кооператива. Но там он не рассчитал габариты машины и врезался в толстую металлическую стойку ворот. После нового ремонта он нормально выехал из гаража, безаварийно выехал на улицу, на радостях набрал скорость в 40 километров и - «совершил наезд» на железобетонный телеграфный столб! После этого он поставил свой личный транспорт на вечную стоянку в гараже.
После неудачного экскурса в силовую структуру Георгию ничего не оставалось, кроме как вернуться к прежней работе и «переносить одну и ту же дырку» с ватмана на ватман. Но теперь он не отдавал все свои силы полностью работе и только работе. Кроме работы у него была сильная, всепоглощающая страсть: он всю жизнь писал стихи.
Сразу скажу, что в поэзии у него обнаружился явный талант и, может быть, более яркий, чем в конструкторской деятельности. В молодости очень многие пишут стихи, даже те, у кого поэтического таланта отродясь не имелось. Но у Георгия Рябченко этот талант проявлялся заметно. Он пришел со своими стихами в городское литературное объединение «Парус» и произвел там если не фурор, - самодеятельных поэтов удивить трудно, даже невозможно, ведь каждый из них считает талантом только себя, - то заметное восхищение – это уж точно.
И не удивительно. Молодые самодеятельные поэты пишут, в основном, всего на две темы: о любви и себе, любимом. Иногда они пишут «о природе», - такие довольно бездарные стихи почти каждый грамотный человек может писать километровой длины. А Георгий Рябченко практически не писал ни о любви, ни о себе, не писал он и «пейзажных» стихов. Он писал о том, что наблюдал вокруг себя и каждому запомнившемуся эпизоду придавал социальное звучание.
Покосившийся телеграфный столб, повисший на проводах, он сравнивал с израненным связистом, который из последних сил держал оборванные провода, чтобы обеспечить связь боевым товарищам. Из такой банальности, как женщина, которая ведет по улице пьяного в дугу мужа, Рябченко создавал шедевр о крушении девичьей мечты. Заиндевелая бельевая веревка навевала ему трагические мысли о юном герое-партизане, повешенном фашистами в лютый мороз. Даже о таком предельно скучном предмете, как вычерчивание карандашом на ватмане различных линий и деталей он сумел романтизировать и проводил аналогию между карандашом «2Т» и пистолетом ТТ. Прямо скажу, мне его стихи иногда казались слишком хрестоматийными, слишком «правильными», но я не мог не признавать, что они ярко озарялись талантом.
Георгий быстро стал признанным авторитетом в «Парусе». Стихи местных поэтов два раза в месяц печатала по субботам городская газета, и жители ждали выхода очередной «Литературной страницы», им нравились стихи Рябченко. Местная телестудия тоже изредка предоставляла часок-другой дорогого эфирного времени «Парусу». Рябченко приобрел в городе поэтическую известность. Руководитель «Паруса» М.Ф.Длуговской, член союза журналистов СССР, фронтовик, иногда умел договориться с краевой писательской организацией, и стихи членов «Паруса» появлялись в краевом литературном альманахе, а иногда краевые литературные начальники выделяли «Парусу» очередной выпуск альманаха, который выходил один раз в квартал.
Членов «Паруса» приглашали на ежегодные писательские конференции в Барнаул, и Георгий стал известен краевым писателям. Известность закреплялась тем, что во время конференции приезжие авторы собирали в гостинице «литературную» вечеринку с обильным возлиянием, на которую с большим удовольствием приходили молодые барнаульские поэты. Все они закончили литературный институт имени Максима Горького, стали членами Союза писателей СССР, и страдали от того, что краевые литературные начальники очень неохотно и очень редко издавали малюсенькие сборнички их стихов. Сами же краевые литературные боссы не стеснялись использовать на издание своих гениальных произведений все финансовые средства и все лимиты на бумагу, которые край выделял писательской организации.
Помню случай на одной из таких конференций. Ответственный секретарь краевой писательской организации Марк Иосифович Юдалевич в своем отчетном докладе о проделанной за истекший год работе долго жаловался на то, что его очень мало печатают, потому, что у него, дескать, фамилия ТАКАЯ. Когда он закончил доклад, молодой член ССП Владимир Сергеев задал вопрос:
- Марк Иосифович, - сказал он, - пока вы с трибуны жаловались, мы с ребятами тут подсчитали, что у Вас уже сейчас публикаций больше, чем у Льва Николаевича Толстого при жизни. А вот молодым членам ССП вы позволяете печатать один-единственный сборничек в пятьдесят страниц за пять лет. Как вы это объясните?
Естественно, Юдалевич виртуозно уклонился от ответа.
Издать свой сборник – хрустальная мечта каждого начинающего поэта. Но у членов «Паруса» эта мечта никак не осуществлялась. Краевые литературные начальники печатали сами себя, изредка издавали маленькие сборнички молодых краевых поэтов, членов ССП, а до провинциальных авторов у них никак не доходили руки. Я сам несколько лет пытался «пробить» издание сборника своих гениальных стихов, пока однажды на очередной конференции тот же М.И.Юдалевич в перерыве не отвел меня в сторонку не сказал очень доброжелательно:
- Ну, куда вы лезете? Вы – кандидат наук, у вас большая зарплате, а ребята тут у нас нищенствуют. Вы что, хотите отбить у них кусок хлеба?
Я устыдился и прекратил свои попытки. Но Георгий Рябченко продолжал добиваться издания своего сборника. Не знаю, что ему говорили краевые литературные боссы, но остановить его они не смогли, он продолжал пробиваться в большую литературу. Я знаю, что он по несколько раз в год ездил по этому вопросу в Барнаул и возил туда чемоданами водку – для облегчения разговоров. И он добился своего. Не прошло и десяти лет, как краевое издательство все-таки выпустило маленький сборник его стихов!
Лиха беда начало. Через несколько лет вышел в свет второй сборник молодого поэта Г. Рябченко, за ним – третий, потом четвертый. И так далее. Сейчас в активе Георгия Сергеевича 19 книжек его произведений. Это сборники «взрослых» стихов, сборники стихов и сказок для детей, прозаические произведения. В самые последние годы существования СССР произошло самое значительное событие в литературной жизни Рябченко и всего города Бийска. Его приняли в ССП, - Союз советских писателей, - первого за всю историю города. Поэтесса Валентина Тимофеева в честь этого знаменательного события сочинила торжественную оду, которая заканчивалась словами:
«Шагай вперед, Г. Рябченко,
Наш всесоюзный Член!»
По существующим тогда правилам, чтобы получать писательские льготы, член ССП должен стать по-настоящему профессиональным писателем и жить только литературным трудом. Допускалась лишь временная или сезонная работа вроде кочегара, лесосплавщика, сторожа и т.п. К счастью, у Рябченко подходил пенсионный возраст, к тому же в стране начался горбачевско-ельцинский бардак, и Рябченко ушел из НИИ, чтобы полностью отдать себя литературе.
Он среди местных организаций нашел заказчиков и написал две объемистые книги по истории этих организаций и об их выдающихся сотрудниках. Одну эту книгу он написал для старых несостоявшихся коллег - по заказу горотдела ФСБ. Причем, в обоих случаях ему оплатили работу. Наш общий знакомый с уважением говорил, что теперь Георгий Сергеевич «живет литературным трудом». Правда, на такой гонорар прожить в рыночной России было невозможно, но Георгий уже получал скромную пенсию, и эти гонорары оказались неплохим подспорьем.
Членский билет профессионального писателя в руках Георгия Рябченко оказался чем-то вроде первой весенней ласточки, да и времена изменились радикально. После десятков лет полного прозябания в незавидной роли самодеятельных автором, члены «Паруса» один за другим становились членами Союза писателей России. Правда, на качество их произведений членский билет профессионалов не повлиял.
А у Рябченко в личной жизни началась черная полоса. У него после тяжелой и продолжительной болезни умерла горячо любимая супруга, которая много десятков лет окружала его семейной теплотой и заботой. Он мучительно переживал эту невосполнимую потерю, его здоровье тоже пошатнулось. Через несколько лет он решился было создать новую семью, но попытка оказалась неудачной, и Георгий Сергеевич остался одиноким бобылем.
В нашей стране о человеке быстро забывают. Как только опытный и заслуженный, но рядовой ветеран уходит со своего предприятия, он будто перестает существовать для своих бывших коллег, прежде всего для руководителей. Даже если он занимал руководящую номенклатурную должность, - то и в этом случае имя его через несколько лет покрывается самой непроницаемой пылью, - пылью забвения. Ему еще могут оказывать кое-какую материальную помощь, но эта помощь скорее уже носит характер милостыни.
Ну, а Георгий Рябченко ушел из НИИ давно, номенклатурной должности он там не занимал, и он теперь вычеркнут из официальной памяти предприятия. Да, когда-то у нас работал такой, но он давно ушел из коллектива, ушел по собственному желанию и теперь не имеет к нам никакого отношения.
И вот я раздумываю теперь, в назидание наивной молодежи, стоило ли Георгию Сергеевичу тратить время и силы на сочинение стихов и прозы, становиться профессионалом-литератором? Может быть, ему, да всем таким же неуспокоенным людям, лучше бы сосредоточить свой талант и незаурядные способности на чисто профессиональной карьере, добиться там заметного успеха и, соответственно, прочного материального благополучия. А стихи и прочую прозу сохранить в состоянии самодеятельного тления, как оригинальное хобби? Ведь ярко и полного всестороннего развития личности все равно не получается.