Я сейчас пытаюсь представить себе юного, безумно влюблённого Фредерика с розой (одинокой!) в руках, обливающегося слезами от боли, нежности, от чего-то такого, что нельзя назвать, переполняющего его. Он шепчет какие-то слова: очень тихо, почти беззвучно. Может быть, у него в душе именно сейчас рождается эта музыка….
И на плечо к нему садится ослабший, умирающий белый голубь: знак того, что любви нет, или того, что она когда-нибудь возродится из пепла.
Фредерик осторожно кладёт розу на парковую скамью, садится и нежно прижимает птицу к своей груди, где всё ещё бьётся его молодое, полное новой, чистой, всепобеждающей любви – но не влюблённости – сердце. Он сам – новый, он вдруг, враз, становится взрослым. В нём рвётся какая-то тонкая, незаметная, но жизненно важная жилочка. Его внезапно охватывает острое желание жить, творить, делать что-то. Но он чувствует, что времени у него осталось катастрофически мало. «Впрочем, это всегда так» - улыбнулся юноша бескровными губами. И вдруг вспомнил о голубе, которого он продолжал гладить по маленькой, белоснежной головке.
Сердце птицы не билось. Видимо, пригревшаяся в тепле, она уснула – и умерла, легко и незаметно, окружённая лаской и заботой.
Юношу внезапно наполняет безудержное отчаяние. Картинка мира, которую он создавал двадцать один год, разрушилась в один миг.
От какого-то резкого внутреннего толчка он приходит в себя, оборачивается – уже вечер. К Фредерику, смеясь, подходит его невеста и что-то весело ему говорит. Но юноша уже ничего не слышит. Он встаёт, целует девушке руку и сообщает, что свадьбы не будет.
«Простите, мне очень жаль. Прощайте» - шепчет он, кому-то гордо, мстительно и счастливо улыбается и навсегда уходит во тьму, рождающую свет, совершенно не замечая, что всё ещё прижимает к своей груди мёртвую птицу – себя.