ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.
Часть 1.
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ДЕЛО.
Глава 22.
ВЕЛИКИЕ СОСТЯЗАНИЯ.
На следующий после бала день мы собрались всей нашей тёплой компанией и точно к назначенному часу привезли судьям Великих Состязаний то, что полагалось. Судьи цокали языками, рассматривая диадему и ожерелье и издавали всяческие возгласы, показывающие, как им нравится наше с Рики творение. Маленькая Мичика набралась смелости и спросила:
- А что, у дядечки Арика также красиво? Или всё-таки не так?
- Тебе судить, девочка, - ответили ей.
Со всеми положенными ритуалами диадему и ожерелье уложили на подушечки и унесли, чтобы выставить в павильоне на всеобщее обозрение. У меня против воли заколотилось сердце, и дыхание перехватило от волнения.
- Вы поняли? Нужно особое освещение, - крикнул вслед также разволновавшийся Рики.
- Всё будет, - смеясь, ответили ему.
Меня потянули на выход. Теперь мы войдём в павильон с парадного входа и рассмотрим папину работу тоже. Ну, кто-то рассмотрит, а кто-то послушает.
Папа остановил свой выбор на гривне и браслете, и все вокруг выражали своё восхищение тонкой и замечательной работой мастера. Я бы тоже выразил, если бы увидел. А так мне только рассказывали. Папа у меня действительно мастер что надо! И это ведь он учил нас с Рики.
- Ну да, освещение нормальное, - одобрил наш братец расположение диадемы. И сказал жалобно:
- Миче, прямо и не знаю, может, мы и не победим. Папа уж очень прекрасные вещи сотворил.
Не знаю, отчего я так разнервничался и издёргался с этими Состязаниями.
За установленные обычаем дни я весь извёлся, а в павильоне, кажется, перебывал весь город, все окрестности, все съехавшиеся в Някку гости и моряки с океанских судов. Я прямо сам не свой ходил и на время позабыл про всё, что связано с Запретной Гаванью.
В положенный день и час наша компания была у павильона, как того требовал обычай. Папа был там же. Чувствовал я, что он тоже был взвинчен сверх всякой меры. Они с мамой как приехали в коляске, так и сидели в ней, подняв верх, чтобы защититься от солнца. А мы торчали на самом солнцепёке, потому что деревьев у павильона не росло и навесов не имелось. Вместе с нами поджаривалась упрямая толпа.
- Дяденька Миче, - дёрнул меня за рукав Канеке, - вы с Рики победите, конечно.
- Почему ты так думаешь?
- По-другому думать не получается. Ваша работа гораздо лучше. Гораздо. Я ведь сам видел. Рики так не думает, потому что он сын и любит папу. Но все видели, и все знают, что лучше. Все говорят об этом! Если тут кто-нибудь применит свою власть и скажет, что не вы с Рики победили, с ним не согласятся.
- Даже, если это король?
- Короли должны быть справедливыми. А не ждать, когда все разбегутся, потому что сварились на солнце. И кого-то предупреждать, чтобы остались в коляске. До тех пор, когда можно будет объявить то, что хочется, только нашим заинтересованным лицам. Которым некуда деваться. Меньше народу – меньше возмущения.
- Ну, ты уж прямо… Ерунду болтаешь ты, Канеке, - неубедительно возразил Тиле, лучший друг Рики. – Хотя…
- Не ерунду. Знаю я, как всё такое бывает. И этакое. Видел уже.
Выход судей и впрямь очень сильно задерживался. Обычай и традиция нарушились таким образом. Судьи не имеют права позволять себе подобное. Разве что у них там кто-нибудь умер от жары. Уже час прошёл с того момента, когда судьи обязаны были объявить своё решение. Всё это время мы провели на ногах, не сходя с места и с солнцепёка. Довольно утомительно. Унизительно и неприятно.
- Времени им не хватило для раздумий, что ли? – ворчал Малёк, очень сильно удивлённый таким происшествием.
- А давайте, - предложила Инара, сестра Аарна и жена Кохи Корка, главы Някки, - давайте я незаметно отойду, превращусь в зверушку, войду с чёрного хода и подслушаю. А может, и подсмотрю.
Мы с Рики ухватили её за рукава:
- Не надо, не честно!
Кохи сказал:
- Боюсь, что нечестное что-нибудь сейчас затевается. Но не нами.
- Я бы сбегал кой-куда, - заозирался Канеке. – Где это тут у вас?
Но никто из нас не знал, можно ли отойти до объявления результатов. Правила не предусматривали этого. Как не предусматривалось какое бы то ни было ожидание.
- Ужас как жарко. Дико хочется пить, - единственный раз пожаловалась Мичика.
- И есть. Хорошо, что надели шляпки. А то солнечный удар был бы нашим другом, - хихикнула Лала.
Я почесал обгоревшую руку. У меня шляпки не было, и мой анчутский нос тоже здорово пострадал. Макушку мне украшал платок заботливой Мичики.
В толпе стонали, возмущались, но тихо. И ни капельки она не расходилась. Наоборот, разрасталась.
- Хочется посидеть. Давайте добудем скамейку, - попросила моя жена.
- Ната, доченька, иди, сядь с нами, - позвала из коляски мама.
- Нет, спасибо.
- И правильно, - кивнула Мадина. – А то скажут, мол, нарушили правила.
Тут распахнулись двери павильона, и на помост поднялись все члены жюри и король с королевой. Чудилка за моей спиной нервно закашлялся.
Дядя Эрнст Кренст был главным у судей. Он был достаточно умён, чтобы извиниться за задержку. Он придумал убедительную причину, оправдывающую наши мучения, и отпустил пару шуток. На шутки реагировали доброжелательно, но слабо, совершенно изнурённые ожиданием и жарой. И он выступил с короткой речью, напомнив о смысле и правилах поединка и о его значении. Обо всех трёх мастерах судья отозвался в высшей мере хорошо – об Арике Аги и его сыновьях, Миче и Рики. Толпа оживилась, подступила ближе.
- Ну что ж, - подвёл итог дядя Эрнст, - остаётся назвать победителя. Согласно традиции, глава государства объявляет результат голосования судей и мастеров Великих Состязаний. Итак…
Теперь Эрнст Кренст должен был передать слово королю – батюшке. Но он сделал неслыханную вещь.
- Итак… - повторил он, и вдруг воскликнул, наплевав на традиции: - Но я вам намекну! Победила молодость и свежий взгляд на древнее ремесло ювелиров!
- Что? Что? Что? – зашептались на площади. Я сам спросил, обращаясь в темноту:
- Что?
- И наши справедливые государи согласны с мнением всех, кто видел работы семейства Аги! – не унимался дядя Эрнст.
Король, конечно, ничего не успел сказать. Площадь перед павильоном охнула и разразилась воплями ликования. Среди этих воплей отчётливо слышались два имени – моё и Рики, хотя с помоста они произнесены так и не были. Сердце радостно запрыгало, а улыбка, кажется, рвалась в небо, как жаворонок! Все видели, и симпатии всех отданы нашей с Рики работе – ни у кого даже сомнения не возникло!
- Миче, только пусть нас не качают, - испугался братец и прижался ко мне. – Я этого не люблю.
Но куда деваться? Полетать всё-таки пришлось.
Мы с моим Рики победили в Великих Состязаниях мастеров, в поединке с лучшим мастером Някки! Вот это да! Это такая победа, которой будут гордиться не только Розочка и Мичика, но ещё и их пра-пра-правнуки. Мы сами слышали в эти дни, что мнение всех, кто видел наши с папой работы, было однозначным. Только что за выходку позволил себе дядя Кренст?
- Мальчики, - сказал он нам, когда вечером мы праздновали победу, - ребятки, а знаете ли вы, что тут хотела вмешаться власть? О!!! Тс-с! Сама королевская власть. Показать тебе, Миче, что ты как бы пф-ф! Как бы никто. Должен папочку слушать. Нет. Па-по-чек. Ну, власть властью, а они люди-то нормальные, король с королевой, хоть и опоздали сильно. Мы с ними спорили, да. До последнего ругались. Говорим, голосование имеет же некоторое значение. «Нет, говорят, имеет значение воспитательная цель».
- Нас воспитательная? – уточнил Рики.
- Вас-вас! Так что вы, ребятки, как увидите папу с ремнём – тикайте в кусты.
Дядя Эрнст был здорово под хмельком. Это от переживаний, конечно. Ни мы, ни члены его семьи никогда раньше не видели дядю Эрнста пьяным. Братья главного судьи были в шоке, когда утаскивали его домой почти бесчувственным.
- Ой, - говорила его жена, хватаясь за сердце, - ой, что это такое, ребятки? Он заговаривается! Не ходит! Отнялись ноги. Ему же плохо! Надо вызвать врача!
- Это пьяный мужик, - сообщил Аарн. – Вам, соседка, сильно повезло, что раньше не встречались с таким явлением.
- Думаете, его не накажут? За нарушение традиций и перебивание короля? – Лала Паг испуганно глядела вслед нашему захмелевшему конкуренту.
- Он спас наших монархов от потери одной такой важной штуки, - усмехнулся Кереичиките. - За что тут наказывать? Надо благодарность объявить.
- Что за штука такая?
- Называется «авторитет», - сказал Аарн Лале.
- А! - поняла девочка, - Дядя Эрнст побоялся, что дяденька король объявит победителем дяденьку Арика, и весь город возмутится. Ведь все видели, чья работа на самом деле лучше.
- Ну, типа того, типа того, - пробормотал Аарн.
Разве не говорил я вам, что тут какой-то подвох? Больно и горько было мне от мерзкого замысла моих четырёх родителей. Не верили. Хотели унизить. Хотели выставить в плохом свете. Хотели указать мне моё место. Кто такой Миче Аги, даже если он Охти? Сидел бы уж и не высовывался. Если это попытка за мой счёт как-то повысить репутацию Петрика, то это дурная идея.
Оставим в сторонке всякие рассуждения на эту тему. Просто знаете, если вдруг, не дай-то Эя, такое несчастье, как слепота, постигло моего папу, я сделал бы всё, чтобы победа досталась ему с его последней работой. Просто бы пожалел. Меня не пожалели. Это было понятно всем моим ближайшим друзьям.
Но я сказал: нечего квасится и хмуриться. Победа достигнута честно и законно, и на нашей стороне весь город. Давайте праздновать и ни о чём плохом не думать. Потому что с завтрашнего дня на первый план выходит проблема Запретной Гавани.
- Родители? – переспросил я Петрика, будучи тоже несколько пьян. – Это уже не проблема. Никаких таких родителей у меня нет.
Они, однако, были тут, МОИ мама и папа, пили, веселились, поздравляли меня и Рики и делали вид, что очень нами гордятся.
Бедный Рики! Всё это слишком большое испытание для мальчика, любящего всю свою семью.
Проблема Канеке тоже меня волновала.
- Скажи, дяденька Миче, - приставал он ко мне, - если бы тебе был дорог какой-нибудь человек, и, чтобы спасти его, тебе пришлось бы огорчить другого очень хорошего человека, ты сделал бы это?
- Спасение и огорчение – разные вещи. Почему бы и не огорчить ради такого дела?
- А если очень сильное огорчение? Если одно сплошное расстройство? Если прямо ни в какие ворота.
- Канеке, я всегда просил Эю не ставить меня перед таким выбором. Надеюсь, она будет милостива. Что ты задумал, Канеке? Лучше сразу признавайся. Я слеп, но не менее трёх зрячих уверены, что ты не так благонадёжен, как хочешь казаться. Я склонен им верить.
Но мальчик признаваться не желал. Он подозрительно твердил о том, что очень полюбил мою семью, что если он когда-нибудь расстроит меня, то это только по необходимости, а не со зла. И то и дело не к месту упоминал, что умеет заботиться о младших и в обиду их не даёт. На мои вопросы он не реагировал. Я заподозрил, что кто-нибудь из соседушек по доброте душевной дал хлебнуть ребёнку вина.
- Канеке, поговорим завтра, хорошо? Я понимаю, ты тоскуешь по Таену и хочешь ему помочь. Мы тоже хотим. Только сейчас не время строить планы. Подождём до завтра. Канеке, ты понимаешь, что я говорю?
- Да, Миче, - тихонько произнёс мальчик и отошёл, пошатываясь. Нет, всё-таки, он тяпнул вина. Завтра от меня всем соседям достанется! Я покажу им, как угощать вином четырнадцатилетних малявок!
- Миче, - позвали Петрик и Лёка. – Ты заметил, что Канеке невменяемый какой-то?
- Ничего, - легкомысленно ответил я, - завтра приведём его в чувство. Посредством наилучшего ремня.
*
На этом празднике, в самом конце уже, когда гости начали расходиться, нашу компанию всё-таки постигло сильное огорчение. Мы меньше всего могли ожидать его с этой стороны.
Вроде бы вот только что наш Кереичиките был, как обычно, весел, и казался беззаботным. На этот вечер он выбрался из-под панциря, перестал задумываться и хандрить, обрёл былую уверенность и искромётность. Ну всё, решил я, Аарн оправился после тяжёлого периода лечения Чудилки, и теперь это просто наш дорогой друг. Но вот праздник закончился, и они с Саей подошли к воротам, где наша компания как раз распрощалась с другой какой-то компанией. Вид у обоих был уже далеко не беззаботным и вовсе не радостным, о чём мне на ухо сообщил Лёка. А Мадинка спросила встревожено:
- Что случилось?
- Ребята, - голосом, полным печали, произнёс Аарн. – Мы с Саей письмо получили. Только что. От папы. Вы, конечно, удивлены тем, что ни его, ни его цирка, ни его жены Милы ни нашего с Инарой сводного братца Васятки сейчас с нами нет…
- А то! – сознались мы. – Не то слово! Всё спросить хотим: как же так?
Сая всплакнула:
- Сначала папочка Лесик приболел. Потом заболел сильнее. А без него какой же праздник для близких? Вся семья осталась с ним, тем более Милочка беременна, и там какие-то осложнения…
- Осложнения? – поразились мы. – Серьёзные?
- Лесик болен? Что с ним?
- Васятка сломал ногу. Обе, - добавила Сая и спрятала лицо в кружевах шали.
- Мама моя! Вот ужас-то! – прошептала Аня. – Прямо мор какой-то.
- Мы должны ехать к ним. Срочно, - пробасил Аарн. - Прямо сейчас. Иначе я умру от беспокойства. Простите, ребята, в подготовке к обороне мы вам не помощники. Но к осени, надеюсь, я вернусь и буду с вами.
- Сейчас? Как сейчас? Сейчас ночь, - всполошились мы.
- Мы идём собираться, - твёрдо заявила Сая. – Как только будем готовы – махнём в Текр, на Навину. Здоровье близких превыше всего. Лесик и Мила мне настоящими и единственными родителями стали. Я их люблю. Мы не бросим их в беде. Конечно, побудем с ними подольше. Летом в Текре хорошо. Наши девочки должны чаще общаться со всей семьёй. Должны увидеть ребёночка Милы: он уже очень скоро появится на свет. Потом мы вернёмся. Будем держать вас в курсе.
- Нет, подождите. Немедленно отвечайте: что с Лесиком?
- Вот мы как раз и узнаем. Из письма не очень понятно.
- Стойте! Мы с вами! Мы поможем!
- Ни в коем случае. Нельзя напрягать больных людей. Если надо будет, или если разрешат вас пригласить, мы сразу напишем. В любом случае всё расскажем. И помните: здесь у вас самих дел невпроворот. Таен, Запретная Гавань, оборона и прочее. Лучше Петрику помогайте.
Наша компания наперебой принялась желать занедужившим скорейшего выздоровления, семейству Кереичиките – счастливого пути, передавать приветы, подарки, умолять о частых и подробных письмах и обнимать отбывающих.
- До свидания, ребята, - наконец поставил точку в церемонии проводов Аарн. – Не думайте, что это дезертирство. Я с вами и с Няккой. Някка – это моя страна. Считайте, что я написал своё имя на Камне Клятв. Как и Таен. Будьте в этом уверены.
Допрыгались. Он и Таен.
- Летом в Текре хорошо? Но сейчас там зима.
- Эй, Аарн, погоди-ка…
Но он ушёл от нас в сторону своего сада и увёл Саю и свою старшую дочку, которой разрешили веселиться допоздна, с ними ушла Аарнова сестра Инара. А утром в его доме обнаружились только слуги.
*
Обнаружилось это вовсе не мной. Назавтра все, конечно, отсыпались после праздника, а вот я отчего-то проснулся в несусветную рань. И, забыв на радостях обо всём – о покушении, обо всех опасностях, отправился побродить по Някке. Хотел взять трость, но не нашёл её там, где оставлял, что и не удивительно при таком нашествии гостей, взрослых и малолетних. Зато на этом месте мне почему-то попалась деревянная сабля, моё собственное оружие, овеянное славой. Она приехала со мной с Верпты, поскольку обязана быть при мне. Так велели Петрик и Рики, который, подражая старшему брату, время от времени тренируется напускать на себя царственный вид под его наблюдением. Он потренировался на мне, и я, сильно хохоча, снял со стены и взял с собой игрушечную саблю из балька, иначе её снял бы Рики. В нашем няккском доме Ната повесила её на прежнее место – на ковёр в спальне. Но вчера здесь было несметное количество мальчишек, и вот сабля там, где должна быть трость. От хорошего настроения я взял её и вышел с ней на улицу. Показалось забавным использовать мою деревянную сабельку в качестве помощи для слепого.
Мне хотелось самому, одному побродить по Някке, пока она ещё не проснулась до конца, пока она прохладна и немноголюдна, пока пахнет свежестью с гор и морем. Я должен был ощутить, наконец, что я дома. Не так далеко была дата отъезда, а я ещё не насладился общением с моим городом. Как раньше. Один на один.
Я хорошо ориентируюсь на родных улицах, мне не нужен для этого поводырь. Главное, чтобы ничего не валялось поперёк дороги, не подвернулось под ноги или не налетело из-за угла. Если что – мне обязательно помогут. Я сейчас спущусь к пляжам, посижу у моря, и успею вернуться до того, как домашние примутся за завтрак.
Первая часть плана осуществилась замечательно. Я не спеша добрёл туда, куда хотел, и посидел себе спокойно на прохладном ещё песке, размышляя всё о том же: о проблемах наших друзей с Навины, о несостоявшейся разведке, о Запретной Гавани, о Таене и о том, как бы ему помочь. Какой-то план начал оформляться у меня в голове. Но додумать я его не успел.
Едва я поднялся, спеша идти к дому, чтобы не волновалась моя Ната, как что-то напало на меня, лишив воли и способности шевелиться, кто-то подхватил меня… Куда-то вели или даже тащили в вертикальном положении… Я не мог издать ни звука, не мог сообразить, что происходит, не мог сражаться за себя, хотя саблю не выпустил… Когда меня сволокли вниз с какой-то лестницы и положили горизонтально, я вообще потерял сознание, или, может, заснул, или ещё что. Но не умер, это точно. Потому что через какое-то время я очнулся и подумал: а как же Ната? Я тут где-то прохлаждаюсь, а она ждёт меня к завтраку, волнуется, спрашивает соседей, не видели ли меня. Странным было то, что место, где я прохлаждался, покачивалось, и я ощущал себя, как на большом судне. Я точно помнил, что такого не было в моих утренних планах.
- Ну вот, - сказал рядом грубый голос. – Очухался наконец-то.
- Сам поил его этой дрянью, чтобы он не проснулся, а теперь жалуешься, - ответил другой. И оба голоса были мне не знакомы.
- Так четвёртый день уже. Сколько можно?
- Лучше, чтоб от берега подальше.
- Скажи там, чтобы дали ему воды и привели в порядок. После этого я с ним поговорю о наших делах.
- Хорошо.
Кто-то вышел. А кто-то вошёл. И сказал мне сочувственно:
- Ну, коли так уж дело повернулось, поднимайся, господин Миче. Не печалься сильно. Сделаешь у нас своё дело, да и домой тебя доставим в наилучшем виде. А колдовать не выйдет. Надели на тебя такие штуки, что волшебству помеха.
Я схватился за запястья. Чёрт возьми! На меня надели браслеты из лиура, металла, пресекающего колдовство!
Металл лиур очень редок, очень дорог. Браслеты из него имеются в некоторых тюрьмах – мало ли, вдруг какой заключённый окажется магом. Поскольку цена лиура огромна, наручники эти всегда очень тонкие. И разумеется, безо всяких ненужных узоров. На мои же запястья надели широкие и узорчатые – настоящие браслеты, произведение искусства. Женское украшение. Правда, тут можно составить мнение о веке, в который их сделали, но мне это было сейчас без разницы. Я отмахнулся от воспоминания о том, у кого в Мрачные времена были такие браслеты. С ума сойти! Как же я так глупо попался?! Магическим нападением с дальнего расстояния объяснил я это.
Мне помогли сесть, напоили водой, подставили тазик для умывания, переодели. Я молчал, потому что плохо себя чувствовал. У меня раскалывалась и кружилась голова, болел живот и почти не шевелились пальцы. Это не удивительно. Присутствие на теле лиура большое испытание для волшебника, особенно в первые несколько дней. По опыту знаю. Тем более, меня три дня поили какой-то мерзостью. А сейчас уже четвёртый день. Что скажет Ната? Мои родные? Они в ужасе! Ищут меня. Опрашивают всех. Подняли на уши полицию. Плачут и переживают. Не знают, что делать и куда кидаться. Ната! Моя Ната! Вторично я исчезаю от неё вот так, ни с того, ни с сего, не предупредив, не прислав записки!
В прошлый раз Ната заболела от горя, едва вынесла потрясение. Женщины очень чувствительны. Как же она сейчас?! А если вдруг мои вещи найдут у Бездонного провала в лесу? Она подумает, что я погиб! Мерзавцы! Подвергнуть мою Нату… Моего Рики… Моего Петрика… Моих всех, а главное, меня, такому испытанию!
И что вообще происходит? Меня не убили почему-то, хотя, кажется, всё последнее время только к этому и стремились. Куда меня везут? Чего от меня хотят? Кто эти люди? Четвёртый день пути! Это надо же!
- Вот, господин Миче, выпей лекарство. Ты несколько суток спал, а это даром не проходит. Сейчас слегка очухаешься. Не отказывайся от лекарства, а то гораздо дольше болеть будешь.
Я не отказался. Мне нужна была ясная голова. Меня напоили разными микстурами и оставили полежать немного. Сразу всё, конечно, не прошло, но стало легче. Голова перестала болеть, только тяжёлой была, как чугунный утюг. Тут за мной пришли и повели к тому типу с грубым голосом, очевидно, начальнику.
Ничего себе – посидел на пляже!
Одно хорошо: сейчас мне объяснят причину моего похищения.
*
Там, куда меня привели, пахло едой, а я, знаете ли, здорово оголодал за четыре дня. Я решил, что если мне предложат поесть, я отказываться не стану – нужны силы, чтобы попытаться справиться с ситуацией.
- Садись, Миче, угощайся, - оправдал мои надежды большой начальник.
Я пошарил руками, нащупал стул, стол, тарелку, и тут же кто-то её наполнил.
- Вина не наливай, а то ему хуже станет, - предупредил человек напротив. При слове «вино» меня едва не стошнило.
- Нда-с, Миче, и как же с тобой произошло это несчастье? – спросил обладатель грубого голоса, понаблюдав, как я ем.
- Растяпой оказался, - честно доложил я. – Позабыл о таких, как вы, да и вышел прогуляться один.
- И что? – озадачился второй человек, что сидел напротив меня. – Какая связь?
- Как какая? Я вышел прогуляться без охраны, а тут вы. Взяли в плен. Могу, кстати, полюбопытствовать, зачем?
- Ты не понял, Миче. Я о твоей слепоте.
- А! Пустяки, - я легкомысленно взмахнул вилкой в воздухе. – Травма на пожаре.
- Он сказал, «пустяки», - озадачился господин напротив.
- Пустяки! Ничего себе! – хохотнул обладатель гнусного голоса.
- Ну, вообще-то, благодаря этому мы его и заполучили.
- Да уж. Иначе я даже и не знаю, как бы мы это провернули.
- К нему ведь не подберёшься незамеченным.
- Мокрого места мог бы не оставить.
Я отвлёк их от обсуждения меня же:
- Господа, может, хотя бы представитесь?
- Да, и впрямь невежливо получилось. Называй меня господином Нодо, - сказал человек напротив. – А рядом со мной господин Орумо. Наверное, Миче, это всё, что тебе пока следует знать.
- То есть, вы мне не расскажете о цели похищения?
- Ну почему же? Конечно расскажем. Иначе какой смысл тебя похищать?
- Да, это было бы крайне нерационально.
- Понятно. Разбойники с Запретной Гавани, - сообразил я, услышав о рациональном. И осознав, что они, как Канута, Канеке, и Таен, не употребляют обращения «вы».
- Кажется, в Запределье у запредельщиков распространено такое название? Запретная Гавань, – обратился Орумо к Нодо.
- Вроде бы, да.
- Значит, мы оттуда.
- Заморыши, значит, - подвёл я итог.
- Не хами, Миче. Нерационально обзывать заморышами тех, кого ты в глаза не видел.
Эта отповедь вызвала у меня смех. Помнится, Леон с Чудилкой сразу догадались, кто такие, в моём представлении, заморыши.
- Заморыши – это те, кто за морем, - дружелюбно объяснил я, в надежде, что мои собеседники тоже посмеются. Но они рационально молчали. Тогда я не удержался: - Слово «запредельщик» в Запределье носит негативный характер. Нецелесообразно обзывать запредельщиками тех, кого вы вообще не знаете.
- Нецелесообразно – это значит, несообразно цели, - перевёл Нодо.
- Почему? – спросил Орумо.
- Не знаю. Почему несообразно, Миче?
- У-у! – протянул я. – С вами каши не сваришь.
- Мы думали, ты уже наелся, и собирались перейти к основной части нашей беседы.
- Я уже наелся.
- Но ты ведь сказал, что надо каши.
Мама моя! Легче общаться с жителями Навины, что говорят на устаревшем наречии.
- Давайте перейдём к основной части без всякой каши, - предложил я.
- Давай перейдём, - нерешительно произнесли эти двое. Очевидно, они считали нерациональным приступать к чему-либо не наевшись от пуза.
- Наверное, это просто диалектический оборот в Запределье, а то, может, и шутка, - прошептал Нодо Орумо. – Я слышал, в Запределье любят шутки.
- Но мы её не поняли, - тихо ответил Орумо и обратился ко мне: - Миче, нам нужна твоя помощь в деле разгрома наших врагов.
- Каких конкретно врагов?
- Конкретно наших врагов.
И как с ними разговаривать? Я решил молчать. Авось так дело быстрей пойдёт.
- Наши враги могущественны, - принялся рассказывать Нодо. – Прямо скажем, они все умеют колдовать. Среди нас, можно смело сказать, никто не умеет так, как требуется. У них есть секрет изготовления страшного оружия. Объясняю важный пункт. С этим оружием они не боятся идти войной на твою страну, Миче. А если учесть то, что им подвластна магия, то они ничего вообще не боятся. У нас повсюду расклеены плакаты с таким примерно содержанием. Внимание. «Дадим отпор нерациональному из Запределья!», и «Долой угрозу из-за моря!», и «Победа будет за рациональным».
Мне показалось, что рациональное победит уже сейчас и конкретно меня. Всё-таки, затевается война. С применением магии и оружия с Зокарды.
- Теперь ты видишь, Миче, если ты, конечно, патриот, что угроза твоей стране Някке есть, и она велика.
- Я патриот, - не стал отказываться я.
- Из этого логично вытекает что?
- Что я должен быть дома и постоять за свою страну.
- Нет. У тебя что-то с логическим мышлением, Миче. Наверное, сказывается травма на пожаре. Ты должен помочь сделать так, чтобы никакого вторжения не было вообще.
- Отличная идея! – воскликнул я. – Как действовать будем? Считаете, нужно уничтожить арсенал? Я готов. Правда, не вижу ни шиша, но если у меня будут помощники, описание местности, и что там ещё полагается, то можно попытаться уничтожить оружие. Где-то ведь они его хранят. С магами, конечно, будет труднее, но если всё изучить…
- Нет, Миче, ты не понял. Оружие мы уничтожать не будем.
- Странно.
- Отчего же? Оружие нужно захватить. И повернуть его против волшебников, против наших и твоих врагов. Они засели в городе Врата Сна. Без этого оружия с магами не справиться.
- Ну, вроде логично, - должен был признать я.
Логично-то логично, но что-то мне не понравилось в этих словах Нодо. Голос его не дрогнул, не изменился тон, не была сделана пауза. Но я заподозрил подвох.
- Где гарантия, что потом это оружие вы не повернёте против моей страны? – напрямик спросил я.
- Каких гарантий тебе надо, Миче? – заговорил Орумо. - Мы не можем дать тебе расписку в таком деле или заключить договор. Не потому что не хотим. А потому, что ты не увидишь, что там написано. Тебе придётся поверить нам на слово. Согласишься ли ты на это?
- Предположим, я поверю на слово. Но что дальше?
- В смысле?
- Чем должна увенчаться ваша победа? Ты, господин Орумо, займёшь лучшие помещения в городе Врата Сна, и будешь мудро управлять всей страной? Или ты жаждешь приобщиться к тайнам, скрытым волшебниками от разного сброда? Или тебе надо завладеть чем-то особо ценным, что сохраняется где-то там? Или… - я рискнул, - кем-то особо ценным, кто будет тебе служить? Или ты всё-таки имеешь собственные планы на великую Някку в Запределье?
- Ты откуда такой умный взялся? – разгневался Орумо. – Твоя задача сделать так, чтобы оружие оказалось в наших руках. После этого мы вернём тебя домой. К жене под бок. Похода на Някку не будет. Клянусь. Это запрещено добрым Мелиораком и прекрасной Аринар. Это запрещено совестью потомков племени Отца Морей. С покинувшими континент и основавшими Акети воевать нельзя.
Нодо добавил:
- Ты нам поможешь, и мы обернём это оружие против Познавших Всё. О! Это они хотят воевать с Севером. Страшное оружие громострел – их изобретение. Это они творят на нашем прекрасном континенте дела беззаконные и страшные. Но тебя, Миче, как чужака, дела нашей страны после исполнения договора не должны касаться. Ни тебя, ни кого-либо из Запределья. Ты будешь первым иностранцем, допущенным вглубь континента и вернувшимся в Запределье живым. Жаль, ты не видишь. Наши земли прекрасны. Ты вспоминал бы эту красоту всю жизнь.
Я засмеялся с издёвкой:
- О свойствах упомянутого вами оружия мы наслышаны. Посмотрите на мои руки. Видите эти шрамы? Всего лишь результат общения с маленькими частицами громострела. Может, даже слепота – это следствие тех событий. Я видел, что бывает, если бросить составляющие части в огонь. Громострел убьёт не только ваших волшебников и Познавших Всё. Он погубит ваши прекрасные земли, все священные места и реликвии, все яблоневые сады, кроликов и белых кур. Он отравит ваши реки и озёра и рыбу в них. Он разрушит священную границу территории Покровителей. Те существа, что не похожи на людей, но не хуже их, погибнут все. Погибнет прекрасная Аринар, если она ещё жива. Золотые холмы, гордость древней Мидар, покроются пеплом и перестанут цвести. Вырождение коснётся не только чернокрылых, о нет! Я предскажу вам полное безлюдье от побережья до побережья. Даже бывшие слуги Чёрной Нечисти не перенесут его влияния в своих тёмных и тайных пещерах. Но сначала осиротеют ваши семьи, Орумо и Нодо. Поверьте мне, я знаю. И я не трушу. Ведь меня защищает перстень Шутка Отца Морей.
Я молодец. Я недаром общался с Леоном, Канутой, Канеке и всей армией разновозрастных Мале. Я оперировал понятиями, привычными для заморышей. И с торжеством прислушивался к их оцепенению.
- Миче очень хорошо осведомлен, - шепнул Орумо Нодо.
- Мы это предполагали. Тем лучше, - был ответ.
- Мы всё это знаем, - сокрушённо поведал мне Нодо. – Но Миче, есть ли другой выход?
Я молчал.
- Придётся пожертвовать священным лугом и садом за ним, - огорчил меня Орумо, сам сильно огорчаясь. Я добавил ему печали:
- Стеклянным домом великанов, городом Врата Сна, рекой Вилюйкой, полями, садами, пастбищами и лесами вдоль её русла и всем западным побережьем вашего континента. Столицей Глаз Моря – обязательно. У нас так было. На реке Някке.
Я не надеялся, что эти двое немедленно раскаются от моих слов. Что раздумают палить из громострела по дому моего Таена в саду за священным лугом. По дому, который на двухслойной карте я посчитал за соринку. И они не раздумали, нет. Я чувствовал это по их молчанию.
- На краю священного луга, за городом Врата Сна – школа. Как же дети? – призвал я к совести заговорщиков. Но у заговорщиков с совестью чаще всего нелады.
- Другие дети станут жить хорошо. Потом. Чем-то приходится жертвовать, - ожидаемо ответил Орумо.
Зато Нодо меня удивил.
- Я против, ты знаешь, - сказал он. - Ты знаешь, Орумо. Мидар – моя земля. От священного луга рукой подать до Золотых холмов. Твой сын, Орумо, дружит с мальчиками из школы за городом. О каких других можно тут говорить? Эйсиль никогда не простит тебе. Если сам уцелеет, конечно.
- Мы это ещё обсудим, - фыркнул убивец. Вряд ли он прислушается к доводам Нодо.
- Должен быть другой выход. Громострел использовать лучше не надо. Я склонен встать на сторону Миче и поддержать его, если он предложит разумный и рациональный способ одержать победу над Познавшими Всё и приструнить чернокрылых. Королевич Някки, введённый нами в курс дела – ценный союзник. Он символ и знамя.
Хочу спросить: вы поняли? Вы поняли, что это мой шанс спасти Таена? И, может, даже предотвратить вторжение. Я сейчас благословлял свою слепоту, ликуя в душе. И, по правде говоря, было мне наплевать на взгляды и планы Орумо и Нодо. Моя задача не возиться с ними, не переубеждать, не воспитывать. Главное – добыть себе Таена. И тогда уж… Тогда – как пойдёт. Всё что я говорил, это не столько стремление изменить мировоззрение моих похитителей, сколько демонстрация знаний об их заморской родине. Они должны поверить, когда я выдвину свои требования.
- Если желаете, чтобы я вам помогал, - насупился я, - думайте о договоре. Как хотите. Я должен быть уверен в безопасности Запределья. И в своей безопасности тоже. Кто знает, не держите ли вы в уме утопить меня в море по окончании заварушки. Вы определитесь в своих планах. Мы подпишем такой договор, чтобы вы его не смогли нарушить, не умерев тут же на месте. Я, как маг, эту сторону вопроса беру на себя. Ваша задача быстро найти того, кому я безоговорочно поверю на вашей земле. Он будет моими глазами. Иначе я пальцем не пошевелю.
Заговорщики помолчали немного, а потом Нодо вкрадчиво сказал:
- Пока мы будем искать такого человека, Миче, на твою землю нападут.
Орумо тоже подал голос:
- Да и нет такого человека у тебя на примете на нашем континенте. Кому ты мог бы поверить у нас? Ты никого не знаешь.
Они не выказывали возмущения, не пытались увильнуть. И я немного уверился, что заговор Орумо не имеет целью захват Някки. Я сказал:
- Такой человек есть. Которому я безоговорочно поверю на вашем континенте. Вы мне приводите этого человека, мы подписываем договор, после этого я берусь вам помочь. Буду ли я работать у вас символом и знаменем или, может, похитителем громострела, мне безразлично. Это ваша земля и только ваше благоразумие её бережёт. После того, как моя часть договора будет выполнена, вы доставляете меня и того человека обратно в Някку и оставляете нас в покое. Согласно магическому контракту, вы отвечаете своими жизнями за безопасность мою, человека которого я вам назову и всего Запределья. Вы не повернёте громострел, армию и флот Запретной Гавани против него. Я всё правильно перечислил?
Они не возмущались, услышав от меня про всё Запределье, хотя сначала речь шла лишь о Някке. Их интересовали дела своей земли, но не нашей. На Запределье им было начихать.
- По рукам, Миче. Ты выдвинул свои условия, мы согласны на них. Опиши этого человека. Как его зовут? Где его найти?
Я достаточно много имел дел с заговорщиками, чтобы не знать, как часто они вероломны, коварны и злы. С моей стороны честно рисковать собой, но не Таеном. Подожду немного. Авось, что новое узнаю об этих людях, Орумо и Нодо. Подожду пока они договорятся о способе свержения Познавшего Всё. Вот умора! Они же сами приведут его ко мне, не догадываясь о том, кто это.
- Скажу, когда прибудем, - ответил я. И стоял на своём. От меня отстали и отвели в помещение внизу, где я до этого был. И не запретили мне свободно передвигаться по судну. Я ощупал стены каюты и сказал сам себе: «Миче, какой случай! Вот тебе и разведка и всё такое прочее. Я молодец, хорошо повёл беседу, Чудилка гордился бы мной».
Но тут же радужные мысли о замечательном исходе дела сменили другие. Я подумал о моих родных, которые ищут меня. Даже в груди закололо. А ну как они бросятся за мной на Запретную Гавань себе на беду?
Нет-нет, раз я ничего не могу изменить, если я всё равно уже здесь, надо сосредоточиться на том, чтобы извлечь как можно большую выгоду из авантюры, в которую я ввязался. И выручить Таена.
Таен! Вот кто поможет всем нам, если мы поможем ему!
Я повалился на постель и снова стал проваливаться в сон - отдохнуть после всех этих ужасов.
* * *
Воспоминания на грани сна и яви, яркие и подробные, как никогда…
Ранняя весна, я сижу на толстой ветке, почти горизонтально нависшей над пляжем. Уже тепло, а листья только – только начали проклёвываться из жирненьких почек. Самые замечательные почки на каштане. Я делаю вид, что разглядываю их, такие большие, такие смолистые. Мне скоро восемь лет, а Лёке – уже. Я не понимаю, отчего меня так злит то, что Ната, очень красивая в серо – розовом клетчатом пальтишке и таком же берете, болтает на пляже, так далеко от меня, с каким-то мальчишкой. Мальчишка тощий и, судя по росту, похоже, младше нас с Натой, но всё равно.
- Миче, что ты всё крутишься? – возмущённо восклицает Лёка Мале. – Я так никогда твой портрет не напишу.
- Ты уж пиши скорей, - уговариваю я, - а то знаешь что…
- Что? Ты слово дал, что будешь позировать.
Раз слово дал, значит, некуда деваться. Приходится терпеть.
- Ната с каким-то мальчиком на пляже, - думая, что равнодушно, говорю я. – В песочек играются. Посмотри.
- Что там смотреть? Это, наверное, её новый приятель из «Прибежища». Тот, с которым её Кэти познакомила. А теперь она хочет познакомить его с нами. Только и всего. Они бы уже подошли, да не знают, что мы здесь. Мы же очень и очень раньше явились. Не вертись-ка.
Ну ладно. Недавно я читал о заклинании Длинного Уха. Лёка, значит, учится портрет писать, а я поупражняюсь в магии.
- Я думаю, - вдруг прямо у меня перед носом говорит мальчишка незнакомым голосом, - что золото получается от большой любви к солнцу.
- Да ну! – насмешливо отвечает Ната. – А злодеи получаются от большой любви к золоту.
- Злодеи пусть как хотят. Но одни камни любят солнце больше, чем другие, и из них вылупляются самородки. Как цыплята из яиц. Или бабочки из куколок.
- Посмотри, какие песчинки. Видишь, как блестят? - смеётся Ната, - Они почти золотые. Но почему не по-настоящему?
- Потому что им и так хорошо. Золото появляется где мрачно. В пещерах, там, в горах, в лесах. Чтобы было красивей и ярче.
- А потом его находит кто-нибудь и делает чудесные вещи. Как дядя Арик или как Миче, - захлопала в ладоши Ната.
- Всякие листики, цветы золотые, букашек. Самородок видел всё это, когда вылупился. А потом нам рассказал. Нашептал прямо в душу. Или пальцам твоих знакомых.
От такой интересной теории я даже растерялся. Ната, видимо, тоже.
- Я думала, наоборот. Ювелир делает то, что видел. Ты прямо сказочник, Таен. Нога не болит больше? Как тебя угораздило споткнуться на ровном?
- Задумался, - смеётся Таен. – Загляделся, как море блестит.
- Ты попробуй стихи писать. Или сказки. Здорово получится.
- Стихи мне нравятся, но сам я пока не умею. Я бы хотел путешествовать. Знаешь, как разные изучатели земель.
- Исследователи, - машинально поправила Ната.
- Я бы описывал гору какую-нибудь, или пещеры. Карты бы изучал, сверял и чертил новые. Я знаю, есть такая профессия. Нам рассказывали. К примеру, даёт король задание такому человеку. «Ступай, - говорит, - на такое-то место, там сто лет не ступала нога человека. А когда ступала, там зарыли клад. Ну, или видели разрушенный город. Или медведя, который по-человечески разговаривает. Надо всё описать, сделать целую кучу открытий, и при этом нарисовать таинственную карту…»
- Почему таинственную?
- Ну, сначала обычную, зато лет через миллион она точно таинственной станет. Вот я бы отправился и всё это сделал. А на привалах песни бы пел у костра. Один выпускник, взрослый уже, приходил к нам на праздник и рассказывал, что в походах всегда песни поют.
- Ох, Таен, - смеясь, выговаривает ему Ната. – Пока мы шли, ты три раза грохнулся ни с того, ни с сего. Врезался в столб и наступил на единственную лужу. Чуть не попал под воз с солью. Так нельзя, Таен! Какие уж тут путешествия?! Мама говорит, тебе надо заняться спортом и быть повнимательней.
- Знаешь, хорошо, что я теперь в «Прибежище» живу. Мне тут всё объяснили. Вот слово в слово. А раньше говорили: «Не переживай, Таен, просто учись жить, как все калеки живут. Тебе ещё повезло, ты хоть как-то, но ходишь». Даже говорили, что я потом забуду, что хотел путешествовать. Стану я сидеть себе в конторе, перекладывать бумажки, ну, самое большее, карты чертить по образцу, который мне дадут. Зато это верный кусок хлеба. Но здесь я, может, и спортом займусь. Мне хорошо объяснили, что ничего невозможного нет. Мечтать – это полезно. Я смогу стать кем угодно! Ну, в меру своих возможностей.
- Ладно, мечтатель, идём знакомиться с хорошими парнями. С ними не пропадёшь! Сами такие мечтатели. Ещё и песни поют.
Так мы познакомились с Таеном.
Он был очень обаятельным. Очень добродушным. Открытым, искренним, романтичным. Он придумывал истории о предметах и природных явлениях. Мне истории тоже приходили на ум, но не такие. Одна сказка о самородках чего стоит. Большего выдумщика и фантазёра было поискать! Петрик твердил, что даже его он переплюнул по части чудачеств, хотя, это спорный вопрос, и я всё-таки склоняюсь в пользу Чудилки.
Таен был способен к совершенно особым розыгрышам, забавным, долговременным, требующим от него актёрского мастерства, и понять было невозможно, откуда он вообще берёт такие идеи. В этом деле лучшим его союзником был, опять же, Петрик. А вот к ремёслам Таен не был приспособлен природой, поэтому я поглядывал на него поначалу чуть свысока.
Он чрезвычайно понравился моим деду и бабушке. Они даже брали его порой в недалёкие путешествия в каникулы, не смущаясь оформлением кучи бумаг. Они показывали ему, как составляются карты и рассказывали о своих приключениях. У меня были немного другие интересы, а Таен стал для маминых приёмных родителей словно ещё одним внуком. Время от времени, а потом всё чаще и чаще ему разрешали оставаться ночевать в доме бабушки и деда. Тогда подтягивались мы с Лёкой и Натой, приходил Петрик, если мог, набегали мои любимые двоюродные сёстры, и то-то у нас было веселье!
Наша компания любила спорт, и Таен тянулся за нами. Но он не перестал зацепляться за все кусты, падать во все канавы, ушибаться обо все углы, и редкому столбу удавалось невредимым увернуться от Таена. Двигался он как-то странно, как-то не так, как мы, но я не берусь описать, как именно. Говорил, почти неуловимо растягивая слова. Это становилось заметней, если он нервничал.
На тренировках ему, бедняге, поначалу мало что удавалось и здорово доставалось, но тренер хвалил его, не уставая, не напрягал так, как нас, отмечал любой успех и просил не забывать о плавании и массаже. Мы считали, что Таена потому хвалят, что он, при своей неуклюжести, не отступает, и упорно продолжает заниматься. Тренер говорил, что у него к нашему товарищу индивидуальный подход. Мне нравилось это словосочетание.
Из музыкальных инструментов Таен не сумел освоить даже свирели. У него был хороший слух, и он любил петь так просто, или в хоре, или когда подыгрывал кто-то другой. Но ему было трудно общаться со струнами или клавишами. При всём его желании, пальцы не слушались хозяина. Почерк у Таена был кошмарный, как ни бились с ним учителя. Но оценок за грязь в тетради ему не снижали. Поделки Таена были хуже всех в его классе, и даже, наверное, во всей школе, но их тоже выставляли на всеобщее обозрение. И наш приятель, показывая нам что-то невообразимое, называл это зайцем, к примеру. И говорил, что это большое достижение, поскольку в прошлый раз было хуже. Его одноклассники не жаловались на несправедливость, не пытались бить Таена или обзывать его любимчиком. Я считал, это потому, что Таен такой хороший. А ещё потому, что я бы лично излупил любого, кто тронул бы Таена.
В начале нашего знакомства дедушка меня спросил:
- Родной мой, надеюсь, ты с друзьями не смеёшься над мальчиком?
Мы не смеялись, так только, подтрунивали слегка. Какой смысл смеяться над рекой, если она всё равно продолжит течь? Наоборот, мы стремились опекать этого чудака, понимая, что с ним что-то неладно.
- Если бы мы обижали Таена, разве он стал бы с нами дружить? – справедливо заметил я.
- Это правильно, - закивал дедушка. - Спорт, и все эти процедуры, что назначили ему в Лечебнице, и игры с вами, и путешествия, это всё нужно. Но так просто не справиться с проблемой. Ведь не случайно мальчика перевели из Поштойты в Някку. Здесь лечебные источники и все условия, чтобы ему помочь.
- Таен сильно болен? – испугался я. – Я думал, он просто хромой.
- Нет-нет, не переживай, ничего такого уж страшного. Наверное, у его матери роды проходили неудачно, а может, пока она была беременной, что-то помешало ребёночку правильно развиваться. Или что-то случилось сразу после его рождения. Его могли уронить – а много ли такой крошке надо? Знаешь, его ведь зимой, в сильный холод, в ливень, подбросили к приюту. Ему и одного дня от роду, наверное, не было.
- Ужас какой! – прошептал я. И рассказал ребятам. И мы стали относиться к Таену ещё более бережно.
- Миче, ты пока не буди в нём желание учиться магии, - сказал мне дед. – Маленький мальчик с такой плохой координацией движений ужасных дел натворить может!
Запоздал дедушка с этим советом. Интерес к магии у Таена был огромный. Я объяснил ему про координацию движений и просто учил таким заклинаниям, с которыми он ужасных дел не натворит. А взрослым мы не рассказывали.
Дедушка меня успокаивал, когда я заводил речь о проблемах Таена:
- Кое-что с возрастом пройдёт, а мы поможем, чтобы быстрей прошло.
Но каким он стал! Спокойным, уверенным, собранным, отважным. Мне, помнится, показалось, что заморский гость странно передвигается, но я подумал, это оттого, что он вынужден ступать по земле Запределья. Он даже почти не растягивал слова! Или преодолел этот недостаток, или так здорово держал себя в руках. Он ни во что не врезался на пути. Он стал волшебником! А почерк, Лёка сказал, остался прежним. Но вот почерк волшебства изменился. Я был уверен, что хитроумный мальчишка специально его изменил, чтобы мы не узнали, кто такой насылатель бурь. Я никогда о таком не слышал. Впрочем, может, это из-за волшебной палочки? Или из-за того, что он добился своего, упёртый человек. Развил, насколько возможно, правую руку и теперь больше пользуется ею. Вопреки очевидному, Таен всегда утверждал, что он правша.
- Ничего, - шептал я в темноту. – Ничего, подожди, мы с тобой скоро встретимся. И всё пойдёт, как надо. Мы всё исправим и всё наверстаем.
Конечно, мне было страшно. Но уверенность, что всё идёт, как нужно, вернулась. Я не столько думал сейчас о тех, кто остался в Някке, сколько о том, с кем обязательно встречусь там, впереди. О делах, которые мы вместе сможем наворотить: Таен, друг моего детства и всей будущей жизни, и я, заместитель Мелиорака, окольцованный перстнем Шутка Отца Морей.
Чужой корабль быстро нёс меня к берегам Запретной Гавани.
Далеко за кормой осталась родная Някка, взбаламученная моим исчезновением.
О! Вы и не представляете, насколько взбаламученная! Я даже могу утверждать, что того, что случилось в это утро в Някке, там никогда ещё не случалось!
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ РОМАНА "ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ".
ПРОДОЛЖЕНИЕ: www.proza.ru/2015/05/31/1656
Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".