Володька заболел тишиной... Тишина подкараулила его и глухонемым вирусом вползла в Володькино туловище. Туловище при этом не отметило никаких агрессивных провокаций со стороны наружной атмосферы, поэтому не задрыгало ногами, не озябло ладонями, и даже не зарябило мурашками на спине, решив, что это не его туловищная боль, и пусть за это болит голова.
После этого Володькина голова вздохнула, покачалась из стороны в сторону и начала болеть. Сама же болезнь выражалась в том, что инфицированный Володька стал избегать места и часы всеобщей говорильни, начал сторониться духовых оркестров с их громкими дудками, отбойных молотков, ремонтных бригад и даже полезных советов программы «Здоровье».
Когда же он ненароком попадал в эпицентр какой-либо трескотни, то захворавшая голова начинала кружиться, и, видимо в отместку, кидала недальновидное туловище в комичный припляс полуприсядью, с заведением рук в стороны. Окружающие на такой танец глядели с опаской, и обходили плясуна по широкой дуге, боясь быть вовлечёнными в стихийный несанкционированный хоровод. Володька же, отплясав отмеренные вирусом секунды, стыдливо извинялся и бежал прочь, и от окружающих, и от гиблого места.
Какое-то, пусть и короткое успокоение он получал, оставшись в одиночестве, или же при собеседнике псовой породы, обитающим в его дворе. Вислоухий дворецкий митингов не устраивал и, глядя глаза в глаза, мысленно спрашивал: «Ну, что, брат? Хреново?» В ответ Володька качал хворой головой и, так же беззвучно, подтверждал: «Хреново!» На что пёс неизменно заключал: «А мне каково? Меня и вовсе никогда никто из ваших не спрашивал – нравится ли мне весь этот ваш гвалт или нет…» После этого откровения, он получал свой кусок колбасы и удалялся.
Так Володька какое-то время и жил, бегая между редкими пятнами тишины, спасаясь от назойливого непрерывного шума. Бегал и прятался, пока не случилось пугающее и роковое…
Как-то, сидя у окна, Володька переглядывался со своим молчаливым дворовым приятелем и увидел, как один симпатичный гражданин с портфелем, спешащий по своим делам, вдруг, ни с того ни с сего, взял да и заходил по тротуару на полусогнутых,. Так, будто исполнял увертюрку перед прыгучим Гопаком. А пошатавшись с минуту, опасливо огляделся, тяжко выдохнул, отёр со лба пот, и отправился дальше, уставившись в потрескавшийся асфальт. От увиденного, Володька обомлел, но где-то в душе и порадовался, что не один он на свете убогий – вон ещё одного дяденьку прищучило.
А вскоре нелёгкая и вовсе завертелась - плясунов становилось всё больше, а говорильни всё меньше. Где-то же через месяц, очень аккуратный в своих выражениях диктор, полушёпотом объявил по телевизору о всеобщей тишайшей эпидемии. Гром грянул – мужик перекрестился! А потом случилось и оно – Событие!
Володька сидел во дворе, на лавочке и, как обычно молчал на пару с ужинающим псом, когда в небе что-то захрустело, треснуло, и оттуда раздался оглушительный пронзительный звон. Звон длился, наверное, целую минуту, а то и полторы. Когда же он затих, Володька встал с корточек и с опаской поглядел на облака.
Облака замерли, и сквозь них послышался Голос. Голос коротко откашлялся и проговорил: «Ну что? Все успокоились? – затем он выдержал положенную паузу и продолжил, - Так… Перемена закончилась… Запишите тему нового урока - «Тишина, как средство гигиены против мысленного блуда и говорильной гордыни».
После чего Голос вновь замолк, а Володьке показалось, что кто-то там глядит на него, через облака. И словно в подтверждении его догадки, Голос что-то промычал и произнёс: «Урок касается говорунов… Четвероногие могут быть свободны…»