Часть 2: Чародей
"...Вой и кровь, лязг железа... Крики принцессы не заглушал хохот врагов ее отца, бросивших к ногам наследницы замка Конрадайн поседевшую за одну ночь голову со стянутым белым обручем лбом.
С того страшного, грозового дня пало на замок проклятье королей-волков, властителей моря и суши, лесов и рек, и не стало слугам Кэйтан покоя. Молясь Матери, разрушили они башни и стены, предали их огню и уехали на восток, чтобы основать новый город.
Но и поныне никто из живущих не смеет ступить на древние камни: каждую ночь и до конца их дней слышатся смельчакам вопли умирающей принцессы.
А теперь спи."
Местная поучительная легенда.
***
Солнце горело плавящимся рубином, медленно перетекая к горизонту и окрашивая раскинувшиеся по обе стороны от дороги поля оттенками золота и багрянца. Аллен, стянувший капюшон, как только путники покинули последнюю деревню, наслаждался теплом и покоем, слушая стрекот насекомых в высокой, поднявшейся после дождя траве. В такую славную погоду не хотелось гнать и рваться вперед (а заодно давиться поднятой пылью и то и дело проверять, не вывалился ли спутник из седла, пытаясь не отстать).
Кобыла паладина была другого мнения: без тяжелых доспехов и закованного по кончики ушей всадника она шла легко, изредка фыркая и встряхиваясь. Не хватало только одобрения хозяина, чтобы перейти на рысь. На свою товарку, умную, но слишком спокойную и послушную Лею, она глядела без одобрения.
— Чудный вечер, — вздохнул Михаэль, до боли наполняя легкие и вслушиваясь в шелест трав. — Ночью будет гроза. Чувствуешь, как пахнет?
— Чую, чую, — отозвался Аллен лениво. Перебирая лошадиную гриву, он улыбнулся своим мыслям и наклонился к бурдюку с водой. — Ничего, скоро доберемся до развалин, а уж там и заноч... кх...
Скривившись, он закашлялся и, притормозив свою Кайру, свесился, отплевываясь и пытаясь трясущимися руками вернуть бурдюк на место.
— С-с... — выдохнул он, гадливо обтирая рот. — У них даже вода на вкус как это проклятое пиво!
***
Огромные развалины старого замка некогда великой, но угасшей династии Куинн стояли на высоком скалистом берегу, медленно и неумолимо рассыпаясь под грохот тяжелых черных волн и стоны ветра. Триста лет прошло с тех пор, как его покинули люди, гонимые проклятьем королей и подступающими врагами. Пройдет еще триста лет, и забудутся старинные легенды, а камни, открытые непогоде, обтреплет до неузнаваемости, а затем — когда-нибудь — изотрет в пыль.
Скучающие горожане приехали к его подножью поздним вечером, перебрасываясь шутками и то и дело принимаясь петь сомнительного содержания песни. Но чем ближе был замок, тем тише звучали голоса и тем неувереннее становились улыбки. Даже Аллен чувствовал себя крошечным, подъезжая к обвалившейся крепостной стене.
Его друг, избавленный от возможности сравнить себя с древней громадиной, поглаживал Лею по вздрагивающей шее и напряженно вслушивался в гул ветра и скрипы, многочисленные шорохи, обволакивающие все вокруг ломким коконом. Каждый листик, каждая веточка здесь пела, и песня выходила пробирающей до дрожи.
— Дождь скоро начнется, — почему-то сдавленно прошептал он, задрав подбородок. Теплый капюшон свалился на спину, и волосы растрепало ледяными прикосновениями. — И клянусь всеми богинями, нас смоет в океан.
Аллен поежился. При всех своих достоинствах плавать он не умел.
Так, спешившись, он повел лошадей под огороженный покосившейся стеной навес, слушая, как приятель, вцепившись в поводья, упрямо напевает под нос прилипчивую уличную песенку.
— Что-то не так? — решился прервать его Аллен, но в ответ ему только покачали головой, выводя мелодию припева. Припомнив текст, паладин ухмыльнулся до легкой боли в щеках и дальше пошел гораздо увереннее, рассуждая так, что услышь его внимательный друг нечто необычное — еще более необычное, чем стоны ветра в щелях крошащихся стен — сказал бы без промедления.
Через несколько долгих минут, проведенных в борьбе со стихией, полуразбитой мостовой и дырявыми крышами ближайших зданий, но скрашенных при этом музыкальными талантами человеческого воришки, Аллен смог обтереть пот и с чувством выругаться.
— Нужно было отправляться в Нижние миры, а не готовиться к купанию верхом. — Михаэль неловко выполз из седла и зачем-то проверил, крепко ли привязана Лея. — Кто знает, кого бы мы там нашли?
— Твоего папашу, — буркнул паладин.
Снимая пожитки с лошадей, он подумал, что даже в Нижних мирах было бы спокойнее: от Древних хотя бы удрать можно, если повезет, а от проклятого ливня — нет. Даже если выехать обратно немедленно, он застанет их в дороге.
Михаэль оскалил в кривоватой усмешке зубы и, проходя мимо, метко наступил ему на ногу. Не больно, куда уж там, но сапог испачкал.
— Или твоего. — Он, нащупав руку паладина, потянул из нее один из мешков. — Хоть в лицо ему все выскажешь, а не промучаешься всю жизнь, страдая над семейной историей.
— Ох, Михаэль, могу поспорить, что лестницы здесь крутые...
— Ну разве ж я не прав? Если ты его поймаешь, то полегчает же. А доберешься до прадеда — точно обретешь просветление, удалишься в храм Матери и станешь первым и любимым ее жрецом.
Высокомерно промолчав, Аллен пошел следом за осторожно крадущимся приятелем, не без грусти осознавая, что кем бы ни были его предки, от них грации и легкого шага ему не досталось. Даже слепец, впервые залезший в эту обитель выщербленного пола и кривых стен, чувствовал себя увереннее него.
***
Первую дверь они встретили спустя четверть часа блужданий. Тучи уже занимали полнеба, а ветер хлопал одеждой путников, заставляя их ежиться и искать укрытия у старых стен. Лошадям хорошо, они защищены от непогоды, а вот их хозяевам повезло много меньше.
Приметил дверь демонов воришка. Видите ли, почудилось ему, что из темного угла у подножия просевшей невзрачной башенки на три этажа больно уж сильно дует. Аллен сползал в расщелину, не поленился. И нашел дверь. И ведь такую, что не будешь искать специально — не заметишь.
— Михаэль, сдается мне, твоей бабушкой была та еще подземная бестия, — ворчал паладин, помогая приятелю спуститься, не переломав тонкие косточки. В расщелине сквозило еще сильнее, зато почти не капало. — Это ж надо... Скажи мне, друг мой Михаэль, ты ведь знаешь, за что тебя не любят в приличном обществе?
— За то же, за что любят в неприличном. А что?
Мастер-вор ощупал просевший край мостовой и, поерзав, забрался на удобный выступ. Мешать Аллену искать потайную панель он не стал, слишком хорошо зная, чем заканчивается фраза "если хочешь мне помочь...", исполненная озлобленным паладиньим рыком.
Только щелкнул пальцами, высекая язычок огня прямо из податливой человеческой плоти.
Искать стало проще, но остроухий паладин поглядел на приятеля не без настороженности. Мелкие чары, бытовые пустячки — так называл их сам Михаэль. "Клятое колдовство" — шептались другие.
Нет, ни один из канонов Матери не велел сжигать и свежевать чародеев, но в простом народе разве что один из пяти сам читал религиозные тексты. Жрецы не любят конкурентов. И если против придворных магов сделать они ничего не могли, то простой наемный воришка, приколдовывающий над замками и сундуками, вполне мог по их наущению оказаться вздернутым на столбе.
— Ты бы поосторожнее с этим, демонов выкормыш, — буркнул Аллен тихо, а Михаэль только поулыбался в ответ. Пришлось, уже плюхнувшись на колени и обшаривая кривой пол, прибавить: — Если бы за нами наблюдали, то...
— Но за нами не наблюдают. Аллен, в кого ж ты такой нудный?
Рыцарь раскатисто фыркнул, отворачиваясь от самодовольного коротышки. Не хочет жить долго и счастливо — его проблемы. Жаль только, что если его все же засадят за решетку, то рисковать головой придется его единственному настоящему другу.
"Здесь же никого нет," — мрачно вторил он за слепцом, простукивая камни. — "Кто будет тратить время и тащиться за нами в такую даль..."
Один из крупных камней, притертый к другим временем и затвердевшей грязью, показался ему каким-то не таким, как остальные. Распрямившись, Аллен примерился и топнул по нему пяткой.
Хрустнуло и заскрежетало. Тяжелая дверь, почти сливающаяся со стеной, выщербленная по низу, но крепкая, сдвинулась внутрь и в сторону, а испугавшийся неожиданного шума Михаэль стряхнул огонек себе под ноги. Хорошо, что ничего не подпалил, но в расщелине стало темно.
— Эх ты, горе-чародей, — проворчал паладин, против воли прижимая уши, словно встревоженная лисица. Осторожно убрав ногу с камня-рычага, он протянул ладонь бесцельно озирающемуся приятелю. — Ну что, пойдешь со мной? Или сходишь проверить лошадок?
— Сам сходи, — выдохнув, упрямо тряхнул головой парень.
Позволив себе помочь, он немного постоял, привыкая к наклонному полу, и шагнул в темный зев башни, вновь зажигая маленький теплый огонек.
***
Подвал. Древние знают как, но Аллен завел приятеля в подвал, проплутав невесть сколько по сумрачным переходам, похожим друг на друга как близнецы. За это время они дважды сделали привал. Провизия еще оставалась, а вот вина и захваченной вором фляжки воды было маловато.
— Давай назад, — предложил Михаэль, заинтересованно вслушиваясь в шорохи. По его прикидкам здесь обитал целый выводок мышей, но чем дальше, тем меньше стука маленьких когтистых лапок.
Зато он слышал дождь. Сильный, крупный, с ветром, воющим в щелях, и грохотом молний в налитых облаках. Отчего-то его тревожили эти звуки и невесть куда пропавшие мыши. Было у него в памяти нечто связанное со старым замком и грозой...
— Посвети, — велел ему, сбивая с мыслей, Аллен, и воришка-чародей, потомок невесть кого, охотно хлопнул в ладоши, широко разводя в стороны. Меж них из растянувшихся язычков пламени начал сплетаться ком огня.
Этот огонь охотно разгонял темноту и грел, но почти не обжигал сам по себе. Сунешь руку — не сожжешь, но если перегреешь одежду, то полыхнет знатно. Бестолковое умение, если рядом нет сухой соломы.
Аллен заморгал, ругнувшись про себя за то, что, погрузившись в размышления, засмотрелся на пламя. Теперь перед глазами полыхало оранжевым пополам с золотом.
— Слушай-ка, — пробормотал он вскоре, кривясь на один глаз, но вполне пристойно видя другим пол, — здесь даже помета нет. А ведь мы в замке. Даже водись здесь пара голодных кошек, мыши б все изгадили.
— Это ж мыши, — поддакнул ему вор, разводя руки еще шире.
Шар огня лопнул, рассыпаясь медленно тлеющими пузырьками, а мелкий негодяй довольно расхохотался.