В один прекрасный летний денек семья главы администрации в полном составе наконец-то вырвалась на природу. Погода была чудесная, на небе ни облачка. Солнышко ласково пригревало, не было ни намека на ветерок. Они расположились под дубом у склона оврага, дети бегали в высокой сочной траве, а взрослые уже готовили костер и нанизывали маринованное мясо на шампуры. Если есть на свете идиллия, то это был как раз тот случай. Сидя на раскладном, с матерчатым верхом, стульчике, глава администрации смотрел на свою жену, на детей и внуков, и был на верху блаженства. Вот он я, думал он, добился немалого в жизни. У меня верная жена, послушные и уважительные дети и радующие душу внуки. Что еще надо для счастья? Он, первый человек в районе, почетный гражданин, желал бы еще только одного – стабильности. Но, как известно, постоянство истории в ее непостоянстве! Все могло измениться, он это знал по горькому личному опыту, измениться в мгновение, так же быстро, как лодка могла опрокинуться. И, чтоб не барахтаться в ледяной воде, нужно постоянно быть начеку и заручаться поддержкой даже у своих низвергнутых врагов, которых все сейчас игнорируют и презирают. А что, если завтра они прорвутся к власти? Тем более, нужно было искать поддержки у тех, кто сейчас на самом верху. А это ох, как не просто. Поэтому приходилось ему работать и день, и ночь, не покладая своего сотового телефона и служебной машины.
Его куратор и заступник, Семен Семеныч, далеко не последний человек в областном аппарате, знал о стремлении районного главы к сближению с высокопоставленными лицами области и ревниво старался этого не допустить, желая быть его единственным «хозяином». Ему приходилось вести тонкую игру, чтобы убить двух зайцев: не потерять доверия у подопечного и не допустить его сближения с кем-нибудь из областного аппарата. И надо отдать должное, пока это удавалось.
Районный глава безоговорочно доверял Семену Семеновичу, и, даже сейчас, сидя в тени дуба, он забеспокоился, что не позвонил тому сегодня. Но потом, отвлекшись на голоса резвящихся ребятишек, решил все дела оставить на завтра. Ну, в самом деле, нужно хоть иногда устраивать такие праздники.
От костра долетали дурманящие запахи шашлыка. Молодежь уже сказала по второму тосту и заговорила веселее и громче. Глава не пил и его не беспокоили.
И вдруг светлый день померк, как будто кто жирно мазнул по акварели черной краской. Он не помнит, как вскочил, как бежал, как отдавал распоряжения. Его любимая десятилетняя внучка Танечка бегая, наступила на черенок брошенной кем-то косы. Коса подпрыгнула, и ее лезвие глубоко вонзилось в икру другой ноги девочки. У него до сих пор в ушах ее крик, а перед глазами – испуганное, заплаканное и искаженное болью лицо девочки, и страшная рана, развалившая икру надвое, и бьющая из нее черная кровь. Дальше все как в бреду: забыто мясо на огне, что-то опрокинуто, что-то в сердцах отброшено. В памяти только попытки остановить кровь, бесконечно долгий и ухабистый путь до больницы, и капли крови, как капли жизни, падающие, не смотря на жгут, на дорогую обивку казенного авто.
В больнице, как обычно в воскресный день, дежурил молодой хирург. Глава администрации сначала заартачился, не желая доверять любимое дитяти этому юнцу, но, когда узнал, что главный хирург уже вторую неделю «прибаливает», обреченно согласился, но предупреждающе погрозил пальцем у Владислава перед носом:
- Смотри у меня. Если что – я тебе не спущу!
Тот сверкнул на главу администрации очками и удалился в операционную.
Ассистировала ему старшая медсестра Анечка. Ей было уже за тридцать, но благодаря озорному нраву, миниатюрной внешности и смазливому личику, она так и оставалась Анечкой, и никому в голову не приходило называть ее по отчеству. Как и у каждого человека, которому за тридцать, у нее был жизненный опыт, включавший в себя весь полагающийся набор радостей и печалей, с обязательным замужеством и предполагаемым разводом, по причине проблематичности иметь детей. Она никак не могла нормально доносить ребенка, и после второго выкидыша просто запретила себе беременеть. Это совершенно не понравилось ее мужу, и, в конце концов, он развелся с Анечкой и вскоре женился на крепенькой восьмикласснице, которая через две недели после свадьбы подарила счастливому папаше двойню, причем мальчика и девочку.
Анечка не очень огорчилась такому развитию событий. С каждым днем в ней крепла уверенность, что она поторопилась с замужеством, а благодаря поспешным шагам своего бывшего мужа, в глазах народной молвы в этой ситуации она осталась жертвой, что только добавило к ней уважения. Она не раз с ужасом думала, как бы она дальше жила с этим недалеким, ограниченным самовлюбленным красавцем? Смогла бы она стать инициатором развода? Наверное, не смогла бы, и это страшно, потому, что уже сегодня она не испытывала к этому человеку никаких чувств. Слава Богу, ситуация сложилась, как нельзя лучше: он, ее бывший получил молоденькую жену и наследников, а Анечка – свободу! Она, отнюдь, не была обделена вниманием молодых людей, но у нее хватало благоразумия не давать любителям посплетничать вывалять свое имя в грязи. Поговаривали, что у нее какие-то шуры-муры с главой местной администрации, но чего только не наболтают со скуки досужие кумушки.
Ассистировала Анечка без суеты, грамотно и уверенно, хоть очень волновалась – все-таки, внучка самого главы администрации, да и порез довольно глубокий, а ноги – это визитка женщины. Сможет ли Владислав сделать все аккуратно?
Но беспокоилась она напрасно. Операция прошла хорошо, девочка легко отошла от наркоза, и только после этого Владислав, отдежуривший две смены подряд, отправился домой.
Среди ночи он вдруг проснулся, как от толчка. Сильное беспокойство медленно, но четко сформулировалось в страшную пульсирующую мысль: девочка умирает! Да, нет же, этого не может быть! Он все сделал правильно, и сам характер травмы совершенно не угрожает жизни ребенка. Владислав попытался отогнать пугающую мысль, но приписать ее появление обыкновенному кошмару из сна не смог. Он наяву все отчетливей, осязаемей ощущал надвигающуюся беду. Ноги его уже искали тапочки, а руки шарили по спинке стула, куда Владислав на ночь сбрасывал одежду. Он бежал к больнице, застегиваясь на ходу, а в голове билось – успеть! Успеть!
В больничных коридорах стояла тишина, едва нарушаемая храпом и стонами, приглушенными прикрытыми дверьми, горел тусклый дежурный свет. Его быстрые шаги гулко отозвались в коридоре эхом.
Анечка удивленно подняла глаза от заполняемой истории болезни.
- Владислав Львович? Что случилось?
- Идемте к девочке. – Бросил он и, не останавливаясь, прошел в палату. Там тоже горел ночник. На пустующей койке чутко спала мать девочки, готовая вскочить при малейших признаках тревоги. Но тревожиться было не о чем. Девочка спокойно спала. Слишком спокойно.
Владислав взял ее запястье и едва-едва смог различить редкие толчки пульса. Не теряя времени, он разбудил мать девочки. Та переполошилась, но успокаивать ее и объяснять, в чем дело, просто не было времени.
- В реанимацию, – коротко бросил он Анечке, а насмерть перепуганной женщине сказал, - Не волнуйтесь, все будет хорошо. Видимо, мы слишком рано перевели ее в палату.
Та, конечно, сразу же бросилась звонить своему высокопоставленному папаше, но Владиславу было уже не до нее.
В реанимации он сказал Анечке:
- Готовьте девочку к прямому переливанию крови. Какая у нее группа?
- Четвертая, резус фактор положительный.
- Хорошо, тогда первый буду я, а вы, тем временем, подготовьте еще доноров, поднимите всех ее родственников. Да, у отца и матери девочки кровь не берите.
- Почему?
- Я сейчас не хочу ничего объяснять, но вы, пожалуйста, сделайте так, как я сказал, хорошо?
К сожалению, во врачебной практике нередки случаи, когда кровь отца и ребенка не совпадают. По разным причинам. Не хотелось бы оказаться свидетелем еще одного подобного скандала. Хорошо, если здесь в этом отношении все в порядке, а если нет? Нет уж, лучше подальше от греха, а чтобы не вызвать ненужных догадок и подозрений, не берем кровь и у мамы.
- И еще поднимите всех лаборантов, сейчас же. Мне срочно нужны все возможные анализы крови девочки. Очень срочно.
- Хорошо. Но зачем нам прямое переливание, у нас сегодня свежее поступление со станции переливания крови? – Анечка была обескуражена происходящим.
- Нет, нам нужна свежая, «горячая» кровь,- ответил Владислав и задумчиво добавил, - я думаю, все дело в крови.
Кровь! Ну, конечно! Анечку как будто ударило. Она влила девочке ту самую кровь! Ту, которую передал ей, взяв из института, благодетель и куратор местного главы чиновник из области, Семен Семенович. Девочка потеряла много крови, и Анечка решила влить ей лучшую кровь, которую берегла для главы администрации. Кровь из института, это вам не кровь со станции переливания. Неужели все дело в этом?
Она, действительно, любила главу администрации и была с ним близка. Познакомились они на очередных учениях по чрезвычайным ситуациям, где глава администрации, изображая из себя рядового человека, решил принять в них участие, в качестве «пострадавшего». Его внесли в палатку полевого госпиталя, где он и увидел Анечку, которая, по сценарию должна была оказать ему «первую медицинскую помощь». Соблюдая субординацию, заносить других «пострадавших» в эту палатку не посмели, и они остались наедине.
Ее изящная миниатюрность и приятное личико привлекли пристальное внимание уже пожилого человека, и он охотно заговорил с ней. Сначала они говорили об учениях, потом на общие темы, и Анечка, с удивлением, отметила, что ей нравится этот человек. Умный, начитанный, тактичный и, в то же время, нагловатый (положение обязывает?) он показался ей близким и своим. Странно, но она не замечала его расплывшейся фигуры и того, что он был намного старше ее. Анечке с ним было легко, как ни с кем, такого ощущения она не испытывала никогда раньше. Наверное, это была ее любовь с первого взгляда.
Несколько раз в палатку заглядывал его заместитель с докладом и ждал распоряжений, но глава повелительным жестом отсылал его и снова обращался к Анечке, которая слушала с неподдельным интересом, еще больше распаляя его красноречие. Он тоже отдыхал с ней душой.
Со своей женой глава не мог говорить так запросто, потому что та всегда умудрялась (не специально ли?), придраться к какому-нибудь слову, перевернуть все с ног на голову, и любой их разговор неизменно заканчивался или ее истерическими слезами, или его злобным хлопаньем дверью. Пока он общался с женой односложно: да; нет; я подумаю; хорошо; да, я могу это сделать; конечно, покупай; тебе идет; как там внуки?; как дела у старшего?; и т.д. – в доме царили мир и покой. Но стоили ему заговорить пространно, желая, что-либо обсудить или рассказать, это всегда заканчивалось скандалом.
А с Анечкой он парил на крыльях красноречия и встречал только лучистый благодарный взгляд. Душа отдыхала! И, судя по всему, Анечка могла дать отдохновение и его телу, что вскоре и случилось, когда она пришла в кабинет, чтобы сделать ему укол. Там, в уютной комнатке отдыха он забыл про недомогание, а она, впервые в жизни, познала настоящее блаженство слияния с мужчиной.
Это было счастье! Такого отношения к себе Анечка не знала. Ребята трактористы, с которыми до этого сводила ее судьба, и трактористами были не очень хорошими, а уж в постели – и того хуже.
Секретарша главы, полногрудая, с роскошной фигурой, красивая блондинка, боясь вылететь с теплого местечка, держала свой склочный, падкий на сплетни ядовитый язычок на привязи, и поэтому редкие свидания Анечки и главы были вне опасности. Секретаршу бесило, что ее, такую всю из себя, сам ни разу не попытался заманить в ту потаенную комнатку, ни разу не ущипнул и, даже, не подмигнул. Ну что он нашел в той пигалице? Не знаем, как повернулся бы сюжет, будь секретарша не замужем, а раз та состояла в законном браке, глава резонно рассудил, что ему ни к чему местные Отелло и скандалы в районном масштабе. Его личный водитель имел на этот счет свою точку зрения, и злые языки утверждали, что, будто кто-то видел, как в лесопосадке из окон служебной машины торчали ноги секретарши, и мелькала его форменная фуражка. Только все врут.
Глава администрации тщательно скрывал свою связь с молоденькой медичкой, но не прихвастнуть своей пассией перед благодетелем из области он не мог. Семену Семеновичу понравилась Анечка своей простотой и наивной доверчивостью. Он то понял, что девочка по уши влюблена в главу администрации, и точно бы превратилась в соляной столб от шока, скажи ей Семен Семеныч, что старый ловелас просто забавляется ею, как игрушкой.
Но как раз эта доверчивость и помогла Семену Семенычу всучить ей при случае пакетик донорской крови из института. Он еще пошутил, что де тот, кому она вольет эту кровь, будет ей обязан по гроб жизни и приворожится к ней, как бы тем самым, подсказывая, кому предназначается эта кровь.
И вот, она влила эту кровь девочке.
Разъяренный глава готов был пришибить этого докторишку, но тот был недосягаем: в реанимацию, несмотря ни на какие регалии, главу не пустили.
Нужна была помощь настоящих врачей, и он кинулся звонить Семену Семенычу. Нельзя сказать, что тот обрадовался ночному звонку, но выслушал все внимательно и обещал помочь. Анечка была рядом, и, переборов свой страх, попросила трубку. Но, только она оказалась в руках, силы покинули ее, и Анечка едва выдохнула:
- Я влила девочке «ту» кровь.
- Не волнуйся, все в порядке, – бодро ответил Семен Семеныч и отключил связь. Через секунду, трясущимися руками он набирал номер свояка, работника института, у которого и выпросил ту проклятую кровь.
- Ты что, родственник, обалдел? Если у тебя бессонница, приходи, полечим, но зачем людей по ночам беспокоить.
- Пациенту влили ту кровь!
- Вот и хорошо. Через день жди звонка, а так, как лекарство есть только у тебя, он твой по гроб жизни. – Свояк зевнул и лег поудобнее.
- Кровь влили десятилетнему ребенку, девочке!
- Когда? – свояк резко сел на постели.
- Вчера.
- Тогда тоже не о чем беспокоиться, - загробным голосом вещал родственник, - она уже наверняка мертва.
- Она еще жива.
- Чушь! Ни один ребенок не протянет с этой кровью больше шести часов! Даже семнадцатилетний, крепкий парень. А здесь – девочка десяти лет. Причем все проходит бессимптомно, так что после смерти будет сложно установить ее причину. Я бы даже сказал, невозможно. Спи спокойно, Македонский. – Свояк недолюбливал Семена Семеныча за его карьеризм и жажду власти, но терпел как родственника и даже помогал, чем мог.
- Да, нет же! Говорю тебе, она жива! Там местный молодой эскулап, говорят, даже института не кончил, назначил ей переливание крови, и до сих пор держит ее в реанимации, постоянно вводя, свежую кровь. Весь райцентр стоит в очереди на сдачу крови.
- Черт бы тебя побрал, с твоей карьерой! Ты что, не понимаешь, что лучше бы девочке умереть? Та кровь – секретная разработка! Это – государственная тайна! Никто и никогда не планировал вводить ее детям. Но, даже если и произошла ошибка, то быстрая смерть прятала все концы. Ни один умник не обвинил бы в этом кровь и не копал бы в том направлении. И вдруг, какой-то недоучившийся лекарь сразу бьет в десятку!
- Может мне позвонить и запретить переливание. Он слушает меня безоговорочно и сразу выкинет этого доктора из реанимации.
- Это ничего не даст. Девочка уже вне опасности. Ей ввели кровь взрослого человека, а та, странным образом взаимодействуя с детской кровью, блокирует действие нашей разработки. Но как он догадался? Одно из двух: либо он каждому пациенту назначает после операции переливание крови, либо он гений. Если второе, то это очень плохо. Плохо для нас с тобой.
- Да что плохого? Девочка жива, все довольны. Я сейчас по телефону дам пару умных советов, и мой подопечный будет уверен, что спасению девочки обязан мне, и будет верен, как пес.
- Дурак! Ты уже стоишь у стенки и ждешь команды: «Пли!». А я – рядом с тобой! Разглашение государственной тайны! Ты хоть понимаешь, чем это грозит? Неужели ты думаешь, что там поверят, что мальчишка догадался сам, и никто ему не подсказал? Тут не до карьеры, тут надо думать, как башку из петли вытащить. – Свояк замолчал, молчал и ошарашенный неожиданной перспективой, Семен Семеныч. После небольшой паузы свояк вздохнул и сказал:
- Делать нечего, я сейчас же позвоню наверх и все подробно доложу. К тебе наверняка придут с вопросами серьезные люди, ради Бога, не вздумай юлить или врать – сам пропадешь и меня погубишь. Только правду, какой бы пакостной она не была. Да, позвони в больницу, скажи, что ты проконсультировался, и что врач сделал все правильно и можно переливание прекращать. Ну, молись, родственник!
Наутро к больнице подкатил армейский Уазик. Дверь расхлябано открылась, и, с повесткой в руке, из машины грузно вывалился посеревший военком. Он сразу прошел в кабинет заведующей и, не дав ей опомниться, припечатал повестку к столу.
- Ты чего, Егорыч? Не осень и не весна, а ты с повесткой.
- Прости, Макаровна, спецнабор. Призывают твоего вундеркинда.
Он сказал это так, что она все поняла и не стала ему перечить.