(введение к Испанской повести читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/04/1877
а её первую часть здесь: http://www.proza.ru/2014/05/05/152)
– Так ты ещё и музыкантша? – он крепко обхватил её длинные тонкие пальчики.
– Нет, только слушательница.
Он посмотрел через дорогу и сказал:
– Уже дошли.
Потом выпустил её ладонь и поднял к глазам видеокамеру.
Но они не перестали прикасаться руками. Её пальцы просто соскользнули по его руке вниз и касались его локтя снизу. Голубой шёлковый рукав медленно сполз, и ему захотелось лизнуть её руку.
Но надо было снимать. Он выдохнул, включил камеру и, как всегда, привычно стал негромко бормотать по-русски:
– Здесь вы видите типичные приметы сплава стилей мудехар и романского… В начале Ренессанса в этом аристократическом дворце произошла одна грустная история...
Он медленно провёл камерой по особняку, чтобы успеть сказать всё. Всё, что прочитал об этом ещё в Ташкенте. Потом выключил камеру и повторил для неё весь текст. Она напряжённо вгляделась в окна, за которыми всё случилось, и медленно шепнула:
– Я не знала этого.
– Да, об этом мало кто знает.
– Лучше бы я раньше знала.
– Зачем? Это не из путеводителей. Когда-то я встретил об этом в старинном польском романе.
– Каком?
– Польском. Книга была переведена на русский.
– Польша, я знаю, была там – Краков, ещё где-то. Уже не помню.
Он махнул головой в сторону:
– Пошли дальше?
– Подожди. Мне как-то не по себе.
– Да, невесёлая история у этого дома, но приготовься - тут у многих особняков свои скелеты в шкафу.
– Да, я про многие знала, но мне именно про этот важно узнать.
– Сегодня я расскажу на камеру истории ещё про три дома. Хочешь, не буду переводить?
– Другие дома мне не так важны. Просто за этим домом жила моя однокурсница. Я несколько раз ходила к ней. И всегда с этой стороны. Но, ни разу не задумывалась о таком…
– А о чём задумывалась?
– Да, уже и не вспомнишь… Хотя, ладно, помню. Но не скажу, а то засмеёшься...
– Да ну, зачем?
– Ну, ладно. Что я зайду в него с любимым человеком. И будем в нём счастливо жить. А надо было…
– Надо было оглянуться и увидеть, как в будущем мы с тобой на другой стороне улицы стоим. И я снимаю видео.
– Да, знать бы тогда… А на твоём видео не видно, как когда-то мимо того дома я иду к подруге?
– Нет, у меня простая камера, не мистическая.
– Ну, неужели меня даже полупрозрачной нет? – разочарованно рассмеялась она. Потом молча ткнулась носом в его щёку, потёрлась и ласково чмокнула. От щеки сразу покатили волны, и к затылку и к спине, и глаза стали прикрываться.
От их первого поцелуя прошло всего два часа, и он ещё не привык. Надо было отвлечься:
– Так ты за этот отпуск хочешь встретиться со всеми однокурсниками?
– Со всеми – вряд ли, у нас был большой поток. А для близких пятнадцати хочу снять на вечер маленькую таверну.
– Нам её надо выбрать?
– Нет, я её знаю – слева от ратуши. Я их как раз там после диплома собирала, за день до отъезда. У них делают шедевры из риса.
– На весь вечер? Всю? В центре это же сумасшедшие деньги!
– Зато чужие люди не отвлекут и мы весело повспоминаем юность.
Они уже отошли от особняка, и он повернулся снять вид сбоку. Её пальцы опять скользнули от его ладони к локтю. И там, где их подушечки касались его руки, появлялись мурашки. Он отвернулся налево, якобы смотря в глазок камеры, и прикрыл глаза. Мурашки не проходили. И ладонь, и рука до локтя были заполнены чем-то клубящимся и покалывающим. А потом он сглотнул и подумал:
«Надо было кинуться на неё ещё в комнате, когда она показала, куда мне лучше заселиться».
«Конечно, надо было».
«Хотя, нет – утром она ещё не была готова, и только смущённо улыбалась». Она ещё только привыкла к нему за три дня, когда они стали случайными попутчиками.
Он вспомнил про свою прохладную комнату с душем, пустующую весь день. Снимать город уже не хотелось. Тем более, допоздна.
– Кстати, тот парень выжил.
– Ой!
– Впрочем, это неважно – вассалы всё равно его настигли.
– Ну, вот! Хотя бы не скоро?
– Через неделю. Но он успел всё записать.
– Жалко. Сейчас перенести бы их обоих сюда и пусть будут счастливы!
– Хорошо бы. Тогда уж не только их одних.
– О, да! Оживить всех несчастных влюблённых и – сюда их! В наше время уже можно быть счастливой.
– Да, можно. Я, кстати, вспомнил первую строчку его серенады. Она по-русски красиво звучит.
– Вспомнил? - она вдруг звонко рассмеялась и быстро взбежала на массивную мраморную лестницу очередного старинного особняка, с которым они уже поравнялись. Свесилась над чёрными коваными перилами и задорно скомандовала:
– Давай, пой её мне!
– Да тут кругом прохожие.
– Пусть нам завидуют! А в средние века их разве не было?
– А, точно – пусть, – махнул он рукой, рассмеявшись с облегчением.
Потом перелез через живую изгородь из тёмного вечнозёлёного кустарника, сбив на землю несколько глянцево блестевших мясистых листьев. Участок между изгородью и домом был небольшой и на нём вокруг бутылочного дерева из сухой серой земли изредка торчали жёлтые и розовые камелии.
Он осторожно переступил их и, раздвинув ветки дерева, поднял к ней голову:
– Жалко, что оно сейчас не цветёт, а то его цветок красиво бы смотрелся у тебя в волосах.
– Не отвлекайся!
– Я бы лучше взлетел и стал целоваться.
– Я и сама могу спуститься. Но это надо заслужить! Твоей серенадой.
– Вымогательница, - рассмеялся он. Потом отвернулся от прохожих, поднял к ней руки и открыл рот.
(Другие повести читайте здесь: http://www.proza.ru/avtor/clapton1969)