Мы такой молодой народ

Василий Овчинников
               Мы такой молодой народ
               Оптимистичные воспоминания о будущем.

                Вот, только жить в эту пору прекрасную
                Уж не придётся, ни мне, ни тебе.
                Н.А. Некрасов

                - Опять мой уписался. Идём колготки менять.
                - А моему, пока в памперс не наложет,
                ничто нипочём, - заметила мамка покруче.
                Демократический разговор,
                подслушанный около песочницы

       Вот я и безработный. Всего лишь четыре месяца назад, хозяин Андрей, выстраивая задачу на очередные Васюки, в ответ на мои сомнения относительно объёмов финансирования, заметил, что деньги будут. Не моё это дело заглядывать в хозяйский карман. Технарь. Всего я и видеть не могу. И, даже если чувствуешь неладное,  хочется надеяться, что деньги, действительно, будут. "Жираф большой..."

       Буквально через месяц где-то кого-то кинули, денег не то, что на развитие, на текущие расходы и зарплату не стало.  Потом и сам Андрей не выдержал. Обширный инфаркт в сорок лет и стенты трубки в сердце при двоих маленьких в семье - не подарок. Скис Андрей. Напуганный. Может, действительно, не моё это дело в разборки хозяйские вникать. Только за народ обидно, да и за себя немного. В построенном литейном цехе есть толика и моего труда. Так трудно создавать и строить, и не только в наше время. И так легко всё разваливается.
   
      Главный инженер стал хозяину пока как бы и не нужен. Работать бесплатно?  Я не Ли Якокка. Не по средствам. Да и не позволяют. В пятьдесят шесть искать новое место? Подыскиваю, но с этим делом туго: "Дядя, ты ж седой. В таком возрасте или больной, или дурной, если не так, то чего ты у нас ищешь?" На всякий случай, и я молодых прекрасно понимаю, лучше со стариками и дураками, только не будем путать первых со вторыми, не связываться.

       Нет худа без добра. Пусть за свой счёт, но отпуск. Впервые за три года. Время подходящее. Надо всё в землю потыкать. На дачу. С дачи. Бензин нынче дорог. Автобусом. На проездной жена наскребла.
       Хочешь - не хочешь, но общение с народом. На остановках,  в автобусе. Весна нынче запоздалая. У стариков дачников нервоз, или невроз?   Добавляет неуверенности и отрыжка монетизации. Компенсации и день Победы ничего не загладили. Гордости уже не осталось, а гордыня, она так рядом с комплексом неполноценности. Народ чувствует себя приопущенным. В автобусах давка, нет – нет, да и скандалы. Кто-то толкнул соседа, или неудачно подвинул. Кто-то сам втиснулся и о задних сразу забыл, щёки дует, и двигаться не хочет. Кому-то неудачно на лапу наступили, кто-то платить не хочет, кондуктору мозги парит.

      Поневоле вспоминаю, почему дочка в определённом положении, даже днём, старалась если и ездить в автобусах, то только от вокзала, с конечной остановки.
 - Папа, я раньше и предположить не могла, какой у нас народ. Смотрят на тебя так, как будто хотят сказать, а иногда и говорят: "Нам есть нечего, а она, вот, рожать собралась". Какое там место. Никто не уступит.

      Вспоминаю, как в декабре выписали меня из городской больницы. Через пять дней после операции сняли швы. Уступил коечку досрочно. В обед при мне сразу очередного и положили. Часа четыре в холле просидел. К вечеру сын в больницу привёз вещи. Мама ему велела на такси папу вывезти. А я уговорил сэкономить. Да и воздухом подышать.  Доковыляли на Рижский до двойки, меньше километра. Но про час пик забыли. Кое-как сели. Я и не подумал, что меня с моим свежеперешитым животом ещё толкать-колыхать нельзя. Попросил девушку лет семнадцати, стоявшую рядом, поменяться местами, чтобы встать мог спиной к стенке. Девочка попалась с понятием. Подвинулась без проблем. Но рядом мама оказалась. Столько грязи сразу услышал. Обиженные, что опущенные.
    С молодых после этого и взять нечего.

    Стараюсь объяснить причину старческой разочарованности. Но получается плохо. Не нынешние молодые продали и пропили свою страну, не нынешние молодые, надеясь на халявный процент, наперегонки несли деньги во всякие жидовские фонды. Хотя, "оставьте их, ибо не ведают, что творят", или с ними творят.

     По дороге на дачу забегаю на родник за водой. Чай не с водопровода. Уже полгода, как не стало пенсионера, поэта и писателя, и добровольного смотрителя дачного родника,  Виктора Торопчанина - Виктора Ивановича Васильева. Похоронили после третьего инсульта. Перекопать дорогу стало некому. Грязи вокруг родников... Машины покруче подбираются к самому откосу горки. Вылазят из них ребятишки мордастые, не обременённые излишним интеллектом. Пакеты с городской грязью вырывают из салона, почти не оглядываясь. Уже, другой раз, и не ввязываешься. Не моя весовая категория. После того, как несколько лет назад, при явном численном превосходстве противника, мне, банальным ударом сзади, проломили голову бейсбольной битой в разборке с молодёжью, я иногда следую совету мдадшего брата. Будь всегда готов, как юный пионер. Но, помни о времени и о себе: не готов к бою - не разевай рот, смолчи.

     Живём в тихом районе. Восемь лет назад мы приехали, точнее, вернулись, как теперь говорят, из ближнего зарубежья. Мы из незалежной "жовтно-блакитной" выбрались. Пусть всё за дёшево распродали, но контрабандной зелени на квартиру хватило. Кто с Прибалтики, те тоже не с пустыми карманами приезжают. А вот русским с Кавказа или из нецивилизованной бывшей советской Азии приходится хуже. Их отпускают по лёгкому. Не надо только путать русских, которые возвращаются на "историческую родину", с нацменами, которые от этой  родины  хотят поиметь. Отношение к первым и вторым у нас разное. Сам, когда оформлялся, насмотрелся на наших чиновных. Дешёвые и хронически голодные, даже, если сало с морды капает. Запах у берущего особый. Уже при подходе воротит. Вот чёрные их и используют. За деньги любая справка покупается.

      Квартира по средствам. Подъезд на первом этаже по утрам, иногда, как общественный туалет. Кому-то приспичило. Часто и своя канализация в подвале рвётся. Шмонит на весь подъезд. Рядом школа восемнадцатая. Зимой ребятишки забегают пивко, прикупленное в ларьке рядом со школой, выпить, покурить. Пункт распивки на площадке между первым и вторым этажом. Обычно тихо и быстро. Только оставляют после себя.  Бычки, бутылки, обёртки, шелуха от семечек. И стойкий запах мочи в тамбуре на первом этаже.

     Всю ночь в коридоре, квартира на первом этаже, возня и шум. В шесть утра выхожу. На лестнице перед площадкой второго этажа примостилась парочка. Любовь. Вот только зачем они всю лестницу загадили? Выгоняю их на улицу. Не возражают. А потом пол дня чувствую себя и виноватым: парень незнакомый, но девчоночка то своя, малолетка с третьего этажа. Почто детям свидание испортил.

      По утрам выношу ведро на помойку. К добытчикам "бомжам", они не Бомжи, живут в этих же хрущобах, но так прилепилось к промышляющим на помойках, я уже привык, даже какую то родственность душ ощущаешь. В сущности, разница между нами небольшая. Слаб человек и немощен. Не зарекайся. Ни от сумы, ни от тюрьмы. Нищим, при фактически нулевой социальной защищённости у нас может стать любой. И в момент.

       Вот интеллигентная по виду бабушка. Бутылки аккуратненько в сумку прячет, у бомжиков хлеб отбивает.
 -     Мамуля, неужели на пенсию не прожить?
 -     Сынок, одной хватало бы. Сын всё пропивает.
 -     А не давать?
 -     Так он сильнее. Отнимает. -
       Вот такая материнская "радость", или крест, уже при жизни.
 
       Соседи по лестничной площадке. Старушка за семьдесят, её дочь, ещё вроде бы не старушка, за пятьдесят и сын, или до или чуть за тридцать. Сколько раз, возвращаясь с работы я поднимал его в подъезде, ставил перед дверью и нажимал кнопку звонка. Дверь открывает кто-нибудь из женщин.
-      Кладите здесь, в прихожей.
-      Вам же тяжело. Давайте заведу и уложим.
-      Пусть сначала  здесь обоссытся. -
       На следующий день или через день сосед при встрече благодарит и извиняется.
-      Да ладно. Чего уж там.
-      Но, командир, я же до подъезда всегда сам добираюсь, на автопилоте. -
       Чуть ли не с гордостью объясняется сосед.
       Потом соседа не стало. Не дошёл до дома после очередного приёма. Или автопилот отказал, или мотор сдох.

       Ещё один сосед. Не ходячий. Время от времени приезжает на инвалидной коляске. Навещает мать. На пятый этаж его затаскивают. В камуфляже, тельняха десантная, подачки выпрашивает. Но, не Афган, не Чечня и в десантуре не служил. С отцом надрались палёнины. Видно с метанолом оказалась. Старший не выдержал. Похоронили. Младший выжил. Но, почти ослеп и обезножел.

      На пятом этаже в подъезде малина. Тихая. Отец, хозяин семейства, он не против, когда к дочке малолетке гости приходят. Ему пузырь для удовлетворения и закусь с весёлого стола тоже достаётся.

      Соседи с первого этажа пытаются сгоношить жильцов на железную дверь. Если с кодовым замком, то вполне подъёмно, учитывая, что скинется только половина из жильцов подъезда. Но домофон... Не по карману. Нужны ли затеи? В подъездах даже новых домов за железными дверьми не чище. Гадят свои. Да и замок, самый изощрённый, преграда лишь для честного.

       Считаю, нам в чём-то даже повезло, что восемь лет назад мы въехали в этот дешёвый район. Первые Хрущёвки в Пскове построены на Яна Фабрициуса и Стахановской. Строили добросовестно, на двадцать пять лет рассчитывали. Пятый десяток стоят. В шестьдесят третьем отдельная клетка - квартира с кухней и санузлом - предел мечтаний многих. Давали нехудшим людям. Во втором поколении сыновья и дочери выбрались в дома попрестижнее. Из "коренных" в панельных хрущобах доживают старики. И внуки. Заметны внуки в первые дни после выдачи пенсии. Пока у бабушек - дедушек карманы не пусты, почёт им от внуков и уважение.

    Депутат Алёшка Большаков. Последнюю избирательную кампанию, с третьего захода, он провёл талантливо. Купил квартиру в нашем районе. Не хрущовка, двухуровневый комплекс уже в современном доме. За неделю до выборов в областное собрание народ повалил досрочно голосовать. Мне как раз надо было на выходные уезжать из города. Забежал в пятницу на пункт.
-   Вы в конце третьей сотни проголосовавших досрочно. Тоже за Большакова?
-   Да, нет. У меня свой "непроходной" кандидат.
    "Волеизъявление" народа, в сущности, стоит недорого. Говорят, пары стаканов за местный голос более чем достаточно.

    Потом что-то у Алёшки не поделилось. Всю обойму в спину. (Или заряд из обреза?) Завалили депутата в двух шагах от подъезда.На глазах у школьницы дочки, одноклассницы моего младшего. Глушняк. Совсем, как прокурора армянина Асрияна, к делу которого того же Алёшку не так давно пристегнуть пытались.  Жаль. Большаков не из худших в этом собрании  был.

   Под утро сон. Пришёл на работу, полаялся с хозяином. Тут мне и шнурок сзади. Да какой-то неправильный, больше похожий на грязное полотенце, и не туда. Но прижали. По кавказским законам, начни разговор - жить будешь. Хриплю:  - А поговорить. - Ослабла удавка. Начал я говорить. Ребята бандиты удавку отпустили, слушают. Живой. Тут я и проснулся.

   Днём заехал на завод. Денег нет. Народу убыло. Увольняются лучшие.  Зашёл к бандитам - охранникам. По кругу ходит большая козья ножка. На стене новый план Пскова. У меня такого ещё нет. - Какой у вас план свежий и хороший, - смеются - План у нас, действительно, хорош.
   Про сон рассказал. Тоже посмеялись. Но как-то грустно. Уж больно сон на жизнь похожий.

   Что это я? Увлёкся. Ничего нового не сказал. Включай ящик, там и не такое увидишь - услышишь. О ящике разговор особый. Как реклама, так подсознание переводит: "Сникерс в рот, баунти? Ничего не напутал? Эту, с крылышками бабе в промежность. У тебя денег нет? Так ты ещё не придавил старика? Не обманул дурака? Спеши".
   Хорошо быть творцом истории. Но плохо, когда историю творят, и дурно творят, над тобой.

    В популяции людской, как и в растительном мире, действует, наверное, закон прошлогодней травы. Можно так и оставить. Новое, пусть немного попозже, всё равно пробьётся через жёсткую мёртвую ость. После пала новая трава растёт быстрее,  дружным шёлковым ковром и не видно старых уродливых остин. Война, революция - тот же пал? "Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем". Нет. Дай Бог здоровья сегодняшним старикам. И дуракам тоже. Пусть доживают. Совками их окрестили. Я "Сделано в СССР", горжусь прозвищем "Совок", вспоминая про яблочников и либеро-фашистов с "Эха Москвы". Молодые потерпят. Да и медленнее - это не значит хуже.  Невтерпёж-то не молодым, а старым. Вот и цепляются за них всякие от коммунистов до экстремистов.

   Русские, в массе своей, никогда и не жили жирно и беззаботно. "В поте лица своего..." - это нормально. До золотого миллиарда нам далеко. Но помнить надо: "Богатые тоже плачут". До развивающихся стран, голодающей, близкой нам по духу Африки близко, ещё не опустились. Стремиться стоит. К лучшему. Всё в мире относительно.

    Однако я загнул. С кем сравниваю наш великий и могучий, так недавно учивший всех жить, советский народ? Неужели сами ничему не научились? Почему? Мы не хуже других. Ну, царскую семью приговорили. Так англичане и французы этим намного раньше нас, да и круче нас отбаловались. Американцы до сих пор президентов отстреливают. Вот только они своими Великими революциями гордятся. А мы? Почему-то стесняемся. Кто ж этот комплекс нам навяливает?

   Демократия. Это тоже всего лишь лозунг. Прикрытие. Революция, как бы для рабочих и крестьян,  в семнадцатом году, ничему не научила. Революция в девяносто третьем году. Для лавочников и уголовников. Учимся?

     Уважение к власти. Было бы кого и за что. Уважали бы. Во всём мире высший авторитет на улице рядовой полицейский. К дубинке - демократизатору ему и прибегать не приходится. Наши тоже потихоньку набираются авторитета. Догоним. И сдвиги есть. Березовского-Гусинского в эмиграцию отправили, Ходорковского приговорили, с самого Чубайса объяснение истребовали ... Оказывается, не только по низам загребаем. Учимся.

     Не нравятся мне записные льстецы, которые нашу историю тысячелетиями считают. Аркаим. Гималаи. Этруски, которые тоже русские. Киевские валы, которые чуть ли не Змей Горыныч под управлением Ильи Муромца напахал. К культуре, истории ещё и приобщиться надо. Тогда и почувствуешь себя частью народа, не по гордыне, но по любви.

   Сдаётся мне, что после каждого великого потрясения, потрясённый народ, как бы теряет немалую часть своей памяти, культуры, истории и становится во многом уже другим народом. Плохо это или хорошо? В крайности плохо: "Иван, родства непомнящий". А в реальности? Свежая кровь. Как после донорской сдачи.

    Как бы то ни было, но хорошо уже то, что появилась свобода выбора. Ещё Эммануил Кант сказал, что есть две вещи в этом мире, удивительные и необъяснимые. Звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас. Закон, следуя которому, человек творец отделяет себя от твари.

  Чтобы понятнее было, приведу короткую индийскую притчу. Господь, создав мир, вложил в человека всё, что осталось. Вот и получился целый зоопарк в одном виде. Однако, не всё в замысле так просто. Каждый волен стремиться быть тем, кем хочет. Овцы, бараны, козлы...  Паства. И хищники.  Но у волка в человеческом обличье никогда не вырастет волчонок. В лучшем случае шакал. Шакала порвёт тигр. Тигра затопчет слон. Слона приручит человек. Так стоит ли терять в себе человеческое?

    Старикам, ругающим молодёжь, действительно трудно. И опять от гордыни: "Вот, мы, бывало". А что бывало? Дают задание стену порушить. Умный просит кирку, лом. Нету. Он отказывается. В лучшем случае не у дел остаётся. Дурак с энтузиазмом берётся. И лбом. Кровь, пот, слёзы и сопли. А потом он с гордостью просит сначала зарплату, потом пенсию. За кровь, пот и слёзы. Стена то стоит...

   Как-то в разговоре, ещё в Крыму, верующий мусульманин, не из тех слепых, которые кроме "Аллах акбар" ничего из Корана не знают, но из думающих, сказал:
- Вы, русские, странные. При народе рубаху рвёте до пупа, а один на один...
- Да какая разница? Ваши такие же.
- Нет. Вот он я. Вот ты. И Аллах между нами.
Спор окончился ничем. Но эту формулу я запомнил. Солженицын сказал и раньше и, для русских, понятнее: "Если у человека есть Бог в душе, то его никто не согнёт".

    В суете своей большинству из старшего поколения некогда зайти в библиотеки, где заполнены читальные залы. Их раздражает количество учащихся и студентов в автобусах. Они уже не общаются с молодёжью на работе. Цепкой, талантливой, но не желающей работать за бесплатно. Трудно приобщиться и к последствиям информационного взрыва. Ящик - не в счёт. ТV - это, скорей, от лукавого. Остаётся доживать, сетуя на "неблагодарную" молодёжь.

   Опять же, мы и в этом неоригинальны. Вспомним Тургенева "Отцы и дети". Проблему, более оптимистичную "Деды и внуки" он не смог рассмотреть, ибо сам не имел счастья быть не то, что дедом, а даже полноценным отцом.

    Как и после любой революции, после нашей "мягкой" революции "лавочников и уголовников" дерьмо и пена всплыли на поверхность. Что-то долго не раздувает? Ну и что ж. Значит много. Наше, родное. Но за суетным и временным надо видеть и новое. От Бога. У живущих времени всегда мало. Чем старше, тем меньше. Как в компьютерной игре под названием жизнь. Так хочется, хотя бы под конец, не выживать, а просто пожить.  Жизнь человека есть миг по сравнению с вечностью, так быстро проходит.

  Но если отвлечься от быстротечности бытия нашего, поражаешься темпами и динамикой постреволюционного развития. Закономерно, что изменения в технологиях, информационной сфере, происходят намного быстрее, чем в культуре и нравственности. В культуре и нравственности изменения и не происходят. Просто у  поколения следующего другая культура, другая нравственность, часто непонятная и даже пугающая для уходящих. И, не смотря ни на что, приходит в голову оптимистичное: народ мы юный, динамичный, имеющий день грядущий.
                Василий Овчинников, Псков, июнь 2005 г.



   Первое мая 2011 г. Возвращаюсь из Ханко. Пересадка в Хельсинки. Ребята купили мне билет на дорогой поезд «Аллегро». Пару часов до поезда гуляю в окрестностях вокзала. Все магазины, кроме кафе и ресторанов, закрыты. Народу на улицах толпы. Ловлю себя на том, что не вижу вокруг красивых людей; обычно симпатичные лица сегодня кажутся какими-то кривыми. Нет-нет, попадаются на встречу со стаканами в руках. Приподымают, приветствуя.  Не понять, я вроде бы трезвый. Значит, все вокруг слегка пьяны? Почти все? Многие в одинаковых черных студенческих фуражках с белым околышем, только кокарды – эмблемы университетов и институтов на фуражках разные. День труда. День студентов. Всеобщий праздник. Соответственно, и выходной.

   В поезде напротив меня молодой, лет сорока, мужик. Компьютер, блокнот. Считает, рисует, сопромат. Разговорились. Механик, подрабатывает в Хельсинки. Финны с удовольствием пользуются услугами русских инженеров, обходится дешевле. Чем ближе к границе, тем мой сосед как-то озабоченнее. Уже на своей стороне, перед Петербургом спрашивает, с каким чувством я возвращаюсь в свой идиотизм. Долго не думая, отвечаю, что не считаю свою страну «страной дураков» и возвращаюсь всякий раз с чувством здорового оптимизма. Познакомившись с жизнью Финнов, я, кажется, понял главное. Мы разные, нас трудно сравнивать как народы. «Старый мудрый Финн» из «Руслана и Людмилы» Пушкина - это не только литературный образ, это относится не к конкретному персонажу, а ко всему древнему народу, осознавшему себя, мудрому именно народной мудростью. Этим и объясняется их «Сиссу». Старше они, как этнос, нас, русских на целую тысячу лет, оттого и спокойнее, мудрее, берегут культуру свою. Реликт. Хорошо ли это для Финнов? Не во всём. Вот они уже и размножаться не очень-то хотят. Молодые Финки всё больше в социальную и карьерную реализацию вдаряются. И приходится финским мужикам невест на стороне искать. Русские женщины уже не в моде, всё больше жёлтеньких, чёрненьких, из Азии. И кровь освежается. И папе финну есть чем гордиться. Не важно, что тёмненький, важно, что их четверо, к примеру. Ну, а мы, как этнос, ведущие, по Гумилёву, свой отсчёт от времёни монголо-татарского нашествия и Александра Невского, ещё слишком молоды. И как дети малые, слишком жестоки друг к другу, образно выражаясь, гадим вокруг себя, под себя и друг на друга. Великий, Могучий Русский народ. Великий в буквальном смысле. Нас очень много, хотя бы по сравнению с Финнами, потому и могучий. Предмет не для гордости, всё в мире относительно. Нас очень мало по сравнению хотя бы с китайцами. Народ Великий своими лучшими сынами, своей культурой. Но наша беда, что достижения лучших умов не осознаются нашим народом в должной мере. Во многом этому мешает культивируемая гордыня. Ну, что ж? Только стрелять и резать друг друга перестали. У нас ещё многое впереди. Исполнится? Вот это-то от нас и зависит. 

    Поговорили. А здесь и поезд к перрону финляндского вокзала подошёл. «Аллегро».

01.09.14. В шесть утра проснулся. «День знаний». Внук Миша пойдёт в школу. А мне как-то неспокойно. Вчера на сон грядущий посмотрел по ТВ «Время за неделю». Стрелять и резать мы друг друга не перестали. Украина отзывается болью. Неужели удалось «Америкосам» придвинуть Вьетнам вплотную к нашим границам?

05.01.19. Старческое. По утру не спится. Ползаю по "Просторам Прозы РУ".
Время-то как бежит...