Секс в большой пустыне-3.
Хорошо только тем,
я знаю...
Хорошо только тем,
я знаю...
У кого ... Любовь ... бывает
на двоих...
Александр Буйнов.
А если... Ну не получилось если? А если она, Любовь, ... на троих? То-то и оно! Не все так в жизни просто, как в песне...
...Не убей... Не укради... Не прелюбодействуй... Не лжесвидетельствуй... Почитай отца и мать... Я не знаю, как другим... Может быть, кому-то и не так, как мне... Мне лично выполнять все это на самом деле и не так сложно… Привычка - вторая натура... Однако.
Гораздо сложнее лично мне выполнять заповедь о любви к ближнему. Тяжелее всего простить этого самого ближнего, подлые поступки которого подчас ранят в самое сердце. Подлые поступки которого, подчас, обескураживают и ошеломляют...
Как простить подлость ближнего? Вот в чем вопрос! Где найти силы, чтобы снова протянуть ему, ближнему, руку, в которую он уже не только не единожды плюнул, но, может даже, и не единожды нагадил?
Что помогает мне? Мне помогают мои Герои моей Библии, трагедию жизни которых я начал понимать лишь совсем недавно, трагедию жизни которых можно по-настоящему понять лишь тогда, когда сам переживешь нечто подобное. Потому-то Библию надо перечитывать и в детстве, и в отрочестве, и в зрелом возрасте, и в глубокой старости. Библия, она такая. Для каждого возраста - своя...
Да, и вот еще что... О, великие романисты великой Европы! Флобер! Золя! Мопассан! Где вашим любовным историям сравниться с любовью между мужчиной и женщиной, описанной в Библии? Смог бы хоть один из ваших «малохольных» «героев-любовников» четырнадцать лет (четырнадцать!!!) работать за любимую женщину? Впрочем, о чем это я? Да, я расскажу и об этом. Но это совсем, совсем не главное...
-//-
Косматый и бородатый Лаван, еще не очень старый, но уже совсем седой, сидел за праздничным столом в своем доме, в комнате, окно которой выходило на главную площадь «Великого Харрана». Сидел и злобно ухмылялся:
- И помните, дети мои: ваш отец выгоды никогда не упустит... Никогда! Можно подумать, что я смирился с упущенной когда-то выгодой. Но это не так! На самом деле я просто притаился и все эти годы ждал. И теперь всё, что мне не удалось когда-то содрать с отца, я получу с сына!
Это была всё та же серая, глинобитная мазанка. Множество раз обновляемая, но по сути своей все та же: именно в этой комнате когда-то, давным-давно, Лаван разругался вконец со своей сестренкой, Ревекой. Судя по тому, что она прислала именно к нему, к Лавану, своего любимого сына Иакова, она простила Лавана. Она простила, а Лаван - нет!
За окном, как и много лет назад, всё было серым. И прокопчено - серый, глинобитный храм богу Луны Сину невероятно огромных размеров. И, мягко сказать, не маленький, прокопчено - серый, глинобитный жертвенник, на котором совсем недавно сожгли живьем очередного несчастного, принеся его в жертву разом всем богам, чтоб не «заморачиваться». И серые, глинобитные торговые ряды базара, разделенные для удобства под торговлю всякой снедью, различным скотом и людьми, располагавшиеся напротив храма, по другую сторону главной городской площади, на которой и располагался "не маленький" жертвенник. И кривые ряды серых, глинобитных мазанок, тянувшиеся до самого горизонта. И высоченная городская стена, серая и глинобитная, у самого горизонта окаймлявшая весь этот серый, глинобитный ад, над которым висело низкое, прокопчено - серое, дымное из-за многочисленных очагов и печей мазанок, небо.
Жители «Великого Харрана» так и не приучили себя сажать деревья и цветы. А потому, как и прежде, куда ни брось взгляд, нигде нельзя было увидеть ни деревца, ни кустика, ни цветочка...
Вокруг Лавана расположились его многочисленные сыновья и внимательно слушали своего отца. Такие же косматые и бородатые, как и их отец, сыновья Лавана, по сути своей, были людьми первобытными и весьма дикими. Они были такими же первобытными людьми, как и те первобытные люди, что жили в пещерах и охотились на мамонтов. Переселение из пещер в города не сделало этих людей более цивилизованными, более милосердными. Напротив, они стали еще более жестокими и злыми. А их "рабовладельческая" цивилизация сделала их, как, впрочем, и всех жителей «Великого Харрана», вдобавок ко всему прочему ещё и алчными, ещё и корыстолюбивыми. У каждого из сыновей Лавана, как и у любого свободного гражданина "Великого Харрана", каждую ночь в подвале томилось с десяток закованных в цепи рабов, которых каждое утро выгоняли на работы, а каждый вечер снова сажали на цепь...
-//-
... Во дворе того же дома играла темпераментная, зажигательная, полная страсти и огня, музыка. Отработавший семь лет на своего дядю Лавана Иаков получил, наконец, право женится на своей возлюбленной, Рахили, младшей дочке старика Лавана. Семь лет прошло, и в эту самую минуту огромная толпа жителей «Великого Харрана» провожала новобрачных в ту мазанку, где они должны были провести свою первую брачную ночь…
Новобрачная весь брачный пир с ног до головы была укутана в красивое покрывало, вышитое причудливым орнаментом, и за все время брачного пира не проронила ни слова.
Любые попытки Иакова заглянуть под покрывало, любые попытки Иакова завязать с ней разговор во время брачного пира невеста пресекала на корню, что Иакова несказанно веселило:
- Эй! Там! Под покрывалом! Смотри не задохнись! Тебе еще моих сыновей рожать!
"Зачем все эти сложные обряды? К чему это покрывало? Зачем старик всегда так все усложняет? Все эти семь лет я постоянно виделся с Рахилью. И иногда мы даже целовались украдкой. И тут на тебе: покрывало! И такое плотное, что даже лица не разглядеть! Просто смешно!"
- Эй! А помнишь, как мы целовались с тобой в ивняке за городом? Теперь мы стали супругами и нам больше не придется прятаться. Но ... ты знаешь? Мне будет не хватать наших встреч в ивняке...
Невеста ничего не ответила Иакову и лишь ускорила шаг. Толпа провожала их до самой двери мазанки, где суждено было Иакову стать мужчиной, а его невесте - женщиной. А когда дверь за новобрачными закрылась, кто-то ударил Иакова по голове и Иаков потерял сознание...
-//-
... Прошло несколько часов, прежде чем Иаков пришел в себя:
- Что это было?! Что это?! Очередной безумный обряд твоего отца?!
Невеста Иакова неподвижно сидела в дальнем углу мазанки на овечьей коже, ничего ему не отвечая. Она так и не сняла своего покрывала, скрывающего и ее лицо, и фигуру...
- Рахиль! Почему ты ничего мне не отвечаешь?! Почему ты не помогла мне, когда меня ударили?!
Не дождавшись ответа, Иаков поднялся на ноги, приблизился вплотную к своей невесте, встал перед ней на колени, приподнял покрывало, чтобы увидеть, наконец, свою возлюбленную и ужаснулся:
- Лия?!
Из-под покрывала на Иакова испуганно глядела старшая сестра его возлюбленной, близорукая, сухопарая и нескладная Лия...
-//-
... - И теперь всё, что мне не удалось когда-то содрать с отца, я получу с сына! - в очередной раз сказал захмелевший Лаван, обращаясь к своим сыновьям.
Внезапно дверь распахнулась настежь и в комнату, где продолжали праздновать его свадьбу, вошел разгневанный Иаков:
- Что все это значит?!
Лаван сделал вид, что удивился и деланно - радушно спросил:
- Ты о чем, сын мой! Да, теперь ты мой сын, ведь моя старшая дочь Лия стала твоей женою.
- Никогда лжец не будет моим отцом... Никогда!
Услыхав последние слова Иакова, сыновья Лавана вскочили со своих мест и протянули руки к оружию, чтобы тут же, на месте, наказать Иакова за оскорбление, которое он нанес их отцу. В планы Лавана убийство Иакова совсем не входило. Потому он поспешил остановить своих сыновей:
- Тише, мальчики... Я сказал: Ти-ше! Позволим нашему родственнику объясниться...
- А чего тут объяснять?! Я работал семь лет за твою младшую дочь, Рахиль. Почему же я обнаружил на своем свадебном ложе другую твою дочь, Лию?
Лаван хохотнул:
- Много же времени тебе потребовалось, чтобы обнаружить ошибку... Целая ночь!
- Я знаю, что это - твоих рук дело, - сказал Иаков, указывая на свежий шрам на своей голове. - Я знаю, что мне не справиться с тобой и твоими сыновьями...
- Вот и хорошо, что знаешь, - резко перебил Иакова Лаван, в мгновение ока протрезвев, в мгновение ока отбросив наигранную шутливость и радушие, - Я знаю, что ты работал за Рахиль. Но по законам Северной Месопотамии и Великого Харрана не принято выдавать замуж младшую дочь прежде старшей...
Ты любишь Рахиль? Очень хорошо! Можешь через две недели жениться и на ней. Но за это ты будешь на меня работать... еще семь лет!
-//-
Мать... Отец... Старший брат… Но, главное, конечно – Свобода, о которой ему рассказывал его отец, Исаак. Там, в пустыне, рассказывал. Но, главное – любимая Пустыня, полная овец, разнотравья и дичи! Когда он, наконец, снова все это увидит? Еще через семь лет? А может быть, вообще никогда не увидит: от старика Лавана можно чего угодно ожидать! Чего угодно!
Первые семь лет? Нет, они не показались Иакову тяжелыми. И это не смотря на то, что его иногда просто выворачивало наизнанку и от «Великого Харрана», и от его жителей, злобных язычников-рабовладельцев... Эти годы не показались Иакову тяжелыми, потому что он любил Рахиль. Любил всем сердцем, всею душою. Потребуй Лаван десятилетней отработки – он бы и на нее согласился. Но впаянный ни за что очередной срок? При полном осознании того, что могут запросто обмануть и во второй раз, и в третий, как обманули в первый раз?
-//-
Рахиль и Иаков... Они стояли по разные стороны высокого глинобитного забора и смотрели друг на друга более трех часов, не в силах произнести ни слова. Нет, они не плакали, потому что понимали: плакать бесполезно. Рахиль сделала движение, чтобы уйти…
- Я соглашусь работать за тебя еще семь лет! Заставят работать десять – соглашусь и десять! - закричал Иаков, пытаясь остановить Рахиль.
Рахиль отвернулась, чтобы уйти. Затем она снова повернулась к Иакову и сказала:
- Это должна была быть наша с тобою ночь! Почему твой Единый Безымянный Бог Неба и Земли допустил такое?! Почему он не помог нам?! Почему?!
- Твой отец, а не мой Бог Неба и Земли, обманул нас, - ответил Иаков в смущении, разведя руки в разные стороны.
- И что теперь?! - как бы и не слыша Иакова, продолжила Рахиль, - я должна возненавидеть и своего отца, и свою сестру?! Я уже их ненавижу!
- Нет, ты должна продолжать их любить, - живо возразил Иаков.
- Это невозможно, - ответила Рахиль и удалилась.
-//-
На весь этот бурный, полный событиями день, первый день её жизни в браке, о Лии как будто все забыли. А между тем и она была жертвой обмана, хотя и согласилась сама в нем участвовать. Не посмела не согласиться...
Почему она согласилась участвовать в этом обмане? Весь первый день своего брака она в одиночестве просидела в своей мазанке, на своем нетронутом брачном ложе, пытаясь найти ответ на этот вопрос, но найти ответ так и не смогла. И страх перед отцом, и скрытая любовь к Иакову, и вера в то, что ее родная тетка именно там, в пустыне, нашла свое счастье: все смешалось в ее одурманенной голове, в ее трепещущем сердечке...
Вечером пришел Иаков. Зайдя в комнату, он устало сел на ложе, спиной к своей жене, Лии. Она не шелохнулась. Несколько мгновений прошло в полной тишине. И вдруг до Лии дошло, в какое жуткое положение она попала. Слезы ручьем потекли по ее щекам, и она зарыдала:
- Я знала, что вы с сестрой любите друг друга! И пусть она будет твоей возлюбленной! Я всего лишь хочу быть твоей женой!
Забери и меня в пустыню! С самого раннего детства я слышала, как вы живете там, в пустыне, без цепей, замков и затворов! С самого младенчества я ожидала тот день, когда ты, наконец, придешь и ... заберешь меня отсюда!
Я не хочу провести всю жизнь под замком! Я не хочу принадлежать какому-нибудь харранскому старику только потому, что у него куча серебра, золота и невольников! Не хочу я!
Услыхав рыдания Лии, Иаков попытался ее успокоить, но тщетно:
- Меня казнят если я не стану твоей женой сегодня! Законы Великого Харрана суровы к девушкам, не сохранившим своего девства. А я сохранила себя! Сохранила себя для тебя! Люби ее, но будь и моим тоже!
До Иакова вдруг дошло, что Лию действительно казнят, если он пренебрежет ею. Это было бы и жестоко, и не справедливо по отношению к Лии: она не была злодейкой. Иаков обнял Лию и обреченно посмотрел в окно, на полное звезд небо, совершенно не понимая чего же оно, звездное небо, от него хочет...
-//-
…А что же было дальше? А вот что: через несколько недель Иакову, как и обещали, позволили взять в жены и Рахиль. За Рахиль Иаков еще семь лет работал на своего тестя.
Жены Иакова, Лия и Рахиль, ревновали Иакова друг к другу и постоянно враждовали между собой.
Когда окончились и эти семь лет "выяснилось", что "по законам Северной Месопотамии и Великого Харрана" Иаков может, конечно, и уйти, забрав своих жен. Но все, что он приобрел в "Великом Харране", а также детей, что нарожали ему его жены, он должен оставить Лавану. Если же Иаков хочет забрать и своих детей, и нажитое имущество, он должен работать на тестя … еще четырнадцать лет! Что оставалось делать Иакову? Иаков согласился...
Двадцать восемь лет Иаков работал на своего тестя, Лавана. Двадцать восемь лет Иаков не видел отца с матерью, не видел своей родной, любимой Пустыни. Видя, что сыновья Лавана, да и сам Лаван, не становятся со временем дружелюбней, а напротив, все более и более против него ожесточаются (потому что он, как это ни странно, быстро богател, а они - нет) Иаков решил, в конце концов, бежать со всеми своими женами, детьми и стадами скота, которые ему удалось приобрести в "Великом Харране".
Разумеется, Лаван с сыновьями пустился в погоню и, разумеется, догнал убегавшего Иакова. И, разумеется, я, как Христианский мракобес, верю в то, что именно Ангел Господень остановил Лавана от нападения на становище Иакова. Я просто обязан в это верить. Но ... лично мне, чисто по-человечески, хочется верить и в то, что сам Лаван хоть что-то, да понял на старость лет и хоть немного, да изменился. Очень хочется верить в то, что до самого Лавана дошло, наконец, что сыновья Иакова - это, в конце концов, его, Лавана, внуки. А убивать отца своих внуков из-за мелких финансовых разногласий и собственной гипертрофированной жадности - это как-то неправильно...
…А что же было дальше? А дальше была встреча со старшим братом, Исавом, от гнева которого Иакову и пришлось в свое время бежать в "Великий Харран". Будучи старшим братом, Исав гневался на Иакова из-за якобы "украденного" первородства, которым сам же Исав в свое время и пренебрег. Сначала Исав ревновал Иакова к отцу и грозился даже убить брата. Но годы шли, и до Исава вдруг дошло, что ближе и родней любимого брата у него и нет никого:
" ...И побежал Исав к нему навстречу и обнял его, и пал на шею его и целовал его, и плакали оба..."
-//-
...А годы все шли... Дошло, наконец, и до Рахили, что их с сестрой жизнь проходит во вражде и что это … неправильно...
В тот год она была беременна и ждала появления своего второго ребенка. Годы брали свое, и беременность проходила не гладко. Будучи на шестом месяце Рахиль решилась, наконец, пойти и окончательно помириться со своей сестрой. Зайдя в шатер Лии, она поздоровалась и устало села напротив сестры на разостланные вокруг шкуры. Шатер Лии, в отличие от шатра Рахили, весь был устлан звериными шкурами, которые дарили Лии ее многочисленные сыновья: смелые охотники и пастухи. У Рахили был только один сын, Иосиф, а потому шатер Рахили был гораздо, гораздо скромнее...
Лия в ответ на приветствие сестры ничего не ответила. Она лишь молча кивнула головой и продолжила, как ни в чем не бывало, прясть шерсть.
"Даже воды не предложила!" - возмутилась Рахиль, но ничего не сказала вслух.
"Ну почему у нее так много сыновей, а у меня только один Йося?!" - снова подумала Рахиль и насупилась, забыв о том, что именно она, Рахиль, всю жизнь была возлюбленной Иакова, а Лия была всего лишь его женой. Люди всегда помнят о том как "обидело" их Небо и редко когда вспоминают о милости Неба по отношению к ним, подчас недостойным какой-либо милости. Наверное, это главная проблема Всевышнего...
Прошло какое-то время. Жены Иакова сидели друг напротив друга в тягостном молчании и вдруг Рахиль не выдержала:
- Ты украла моего возлюбленного!
Лии нужен был только повод, чтоб поскандалить с сестрой. Только повод:
- А ты украла моего мужа!
Они бы снова вцепились друг другу в космы, как бывало не раз в их жизни, но вовремя спохватились. Может быть, их образумила беременность Рахили... Может быть, возраст давал о себе знать. Так или иначе, Рахиль вспомнила, зачем пришла в шатер сестры. Вспомнила, но не успокоилась:
- Возможно, мы никогда не сможем восстановить нашу дружбу… Пусть так! Я вряд ли смогу простить тебя и я уже не мечтаю о том, что ты простишь меня! Я всего лишь прошу: пусть наша вражда умрет вместе с нами! Дитя под моим сердцем и мой старший сын, Йося, я не хочу, чтобы они были одиноки в этом жестоком Мире…
Лот отделился от Авраама. Исаак и Исмаил разошлись в разные стороны. То же сделали Исав и Иаков. Когда же начнется сбываться пророчество о многочисленном народе, что должен произойти из чресел Авраама? Да и как Господь может выполнить обещанное, если мы сами в каждом поколении разбегаемся по пустыне в разные стороны, как тараканы?
Пусть наша вражда умрет вместе с нами! Давай заповедуем нашим детям жить одним племенем, и ни при каких обстоятельствах не бросать друг друга!
Лии понравились слова сестры, но она решила кое-что добавить и от себя:
- А еще мы заповедуем им никогда (никогда!!!) не брать в жены девушку вместе с ее сестрою... Тогда я согласна...
«…И отправились из Вефиля. И когда еще оставалось некоторое расстояние земли до Ефрафы, Рахиль родила, и роды ее были трудны.
Когда же она страдала в родах, повивальная бабка сказала ей: не бойся, ибо и это тебе сын.
И когда выходила из нее душа, ибо она умирала, то нарекла ему имя: Бенони (что значит: сын скорби). Но отец его назвал его Вениамином (что значит: сын моей десницы).
И умерла Рахиль, и погребена на дороге в Ефрафу, то есть Вифлееем.
Иаков поставил над гробом ее памятник. Это надгробный памятник Рахили до сего дня…»