Глава 269. Венчается творение мира Зла Судным Днем.
1.Кончилась энергия на творение старого мира.
Павел Г. 15.08.96. Сон: Во Владимире нет бензина. Из-за этого встала вся работа в городе, в том числе у меня. Все ждут, скоро должен подойти эшелон (несколько цистерн) с бензином, который заказал начальник Управления ГО области Козубай. Он смог, благодаря своим способностям (деловитости, изворотливости, прохиндейству) без денег, так как денег нет ни у кого, в том числе у организаций, специализирующихся на поставке бензина, заполучить его. Мало того, в обход всех правил, оборудовал на территории городского защищенного пункта (ГЗПУ) свою заправку для машин Управления. У меня мысль, что я теперь смогу спокойно и свою машину там заправить, потому что мне Козубай не откажет.
Понимание: Сон прямо касается меня и показывает, что пока движущей силой в моей духовной работе является мой ОДСМ, я буду в этом ненормальном состоянии, которое надо переделывать так, чтобы источником энергии и движущей силой стало мое высшее Я.
2015-04-20: Где находится Я человеческое, могут сказать, и то лишь относительно, йоги на Востоке, которые думают в этом направлении: приходится им думать, когда они экспериментируют со своим физическим телом, заставляя его выдерживать сверхфизические нагрузки. Ложится йог на битое стекло, на него кладут двухсоткилограммовую плиту, на неё встают еще человек пять, которые эту плиту раскачивают, после чего йог поднимается, совершенно невредимый: ни одного пореза на его спине. Другого йога прокалывают шпагой насквозь, в том числе прокалываются печень или сердце и другие важные органы. Шпагу вынимают – нигде ни одной кровинки. Обычный человек умер бы ото всех этих манипуляций. Йог не умирает, потому что научился управлять всеми этими важными для физической жизни процессами, происходящими в теле. Третьи йоги предлагают замуровать их в гроб, где они без еды, без воды, без воздуха лежат неделю-две, а потом, когда их размуровывают, начинают дышать. При этом в весе их тело теряет всего два килограмма. Настоящие йоги такой чепухой не занимаются и называют своих собратьев, этим занимающихся, факирами. Настоящие йоги ставят перед собой задачу поднять в себе энергию первого эфирного центра (кундалини). Над этим йоги бьются давно и это у них, по моим раскладам, может получиться лишь частично.
Не получается у йогов задействовать энергию кундалини потому, что Замыслом все эти вещи строго отслеживаются, а отслеживаются потому, что задействовать энергию первого эфирного центра, а это атомная энергия, практически неиссякаемая, можно только, пройдя по Пути, который у меня называется «Моим путем к богу». На этом Пути производится очищение аскезой (это йогам так знакомо, что они могут хоть целый год не есть, не пить), в результате чего получается чистый проводник (физическое тело), которому энергия Кундалини не нужна. Не нужна потому, что чистой половине (половиной я этот очищенный проводник называю потому, что в Едином (рисунок 43) есть чистая (вверху) половина, которой ничего не нужно. Ничего не требуется человеку, если нет в нем качеств, какие есть в избытке у Павла Г. Для этого, чтобы Единому что-то захотелось, подсоединяется к нему снизу вторая половина, в которой все эти качества, которым всегда чего-то хочется, сверхразвиты. Очень хочется Павлу Г. славы, публичной работы и всего прочего, чего требуют чувства (таблица 3). Йогу, когда он своим сознанием отделяется от своего тела, ничего не хочется. Для йога это неразрешимая проблема, определить, где находится его Я, потому что он, покидая свое тело, почти весь растворяется в едином Пространстве. Вроде бы, когда он своим сознанием отделяется от тела, его Я должно находиться в Его сознании. Но что делать с этим своим отделенным от тела Я, это вопрос для йога. Чтобы было что делать, он перед отделением раскладывает страницы книг, чтобы читать их (переворачивать страницы нечем, поскольку тело обездвижено). Это интересно как фокус. И йог (абстрактно) понимает, что эта способность, которую он приобрел в результате многолетней практики, не ради фокуса приобретается: есть что-то во всем этом такое, что по-настоящему должно составлять смысл всех этих входов и выходов Я-сознания. Мать Сатпрема двадцать лет мучилась, чувствуя потребность родить что-то, что стоит за всеми этими чудесами. Не родила. И ни один йог ничего не родил, как ни старался, кроме Будды: Будда родил просветление, которое свойственно верхней половине Единого. Я называю это рождением верхней половины Единого. В нём есть желания, прибитые аскезой. Восточные Духи (полубоги) Мория и Кут Хуми надиктовывают европейским проводникам Алисе Бейли, Анни Безант, Блаватской свои откровения. Делают они это из желания распространить свое учение на весь мир. Получается изо всего этого только то, что я называю современной Эзотерикой. Само понятие «эзотерика» или «эзотеризм» существует давно.
Справка:
Современный термин «эзотерический» впервые использовал в английском языке Томас Стэнли в 1701 году в своей работе История Философии для описания пифагорейской школы. Учение Пифагора подразделялось на ту часть, которая была доступна всем, и то, чему учили только членов ордена, после того, как брали с них клятву не разглашать то, чему их научили. Эту часть Пифагорейского учения Стэнли и назвал эзотерической. Историки и до сих пор не знают, в чём заключалась эзотерическая часть учения Пифагора. Позднее термин распространился на другие учения, не пропагандировавшиеся адептами среди непосвящённых. Существительное «эзотеризм» впервые появилось во французском языке в 1828 и было популяризировано Элифасом Леви в 1850х годах.
Многие современные эзотерические учения активно пропагандируются, поэтому их нельзя назвать тайными в том же смысле, что эзотеризм внутри религий и других эзотерических организаций, а лишь в том смысле, что они претендуют на постижение тайны, недоступной непосвящённым. Также в современном языке слово «эзотерический» может пониматься в чрезвычайно расширенном смысле как синоним слов «тайный», «понятный только узкому кругу» и т. п. (например, эзотерические языки программирования).
В определённом смысле эзотерическим можно назвать любое знание в древности до начала развития древнегреческой цивилизации, так как даже таким практическим знанием, как геометрия, тогда владели только жрецы.
В Древней Греции к эзотерическому знанию относят мистерии Деметры и Диониса, орфизм, а также тайную часть различных философских учений, в частности пифагореизма. Считается также, что Платон и Аристотель делили своё учение на то, что рассказывалось всем желающим, и то, что обсуждалось только среди учеников Ликея и Академии.
Во II—III в. стал популярен герметизм и появился Corpus Hermeticum, сборник текстов, приписываемых Гермесу Трисмегисту.
Я говорю только о новейшей современной эзотерике, которая начинается с Блаватской. Новейшей я её называю потому, что она впервые занялась тем, чем занимаюсь сейчас я (соединением тайного с общедоступным): книги Блаватской называются «Тайная доктрина», но они не скрываются, а открываются для чтения всем желающим. Люди читают, проникаются ощущением прикосновения к тайнам бытия, но конкретно ничего не понимают. Почему? Потому что знания, полученные Блаватской, исходят от восточных Учителей-Духов, которые сами имеют представление об истине только абстрактное. Язык продолжателей дела Блаватской Алисы Бейли и Анни Безант становится похожим на обычный понятный любому непосвященному логический язык. Восточные Учители, словно бы осознав, почему их мало кто понимает, постарались конкретизировать тайные знания или, если другими словами, кристаллы тайного знания они расшифровали или, если еще проще, растворили в воде. В результате, получилось то, что получилось, когда хотят как лучше, а получается как всегда, если авторы не мастера своего дела: воды так много, что нужно очень долго плавать в ней, чтобы найти крупицы правильного знания. Так бывает, повторю, когда не очень знакомый с кристаллами знания адепт пытается абстракцию перевести на логический язык. Ближе к истине оказываются чисто западные переводчики абстрактного в логическое Паскаль и Макс Гендель. Они дают как раз то, что я сейчас называю конкретными началами современной новейшей эзотерики. В основном, это «Космогеническая концепция» Макса Генделя, в которой почти на все сто процентов всё сказанное точно и предельно конкретизировано (понятно). Все рисунки оттуда я принял, на них ссылаюсь, добавляю свои. Не хватает у Макса Генделя только того, чем занимаюсь я сейчас. Не хватает практического соединения тайных знаний с прозой бытия. Эти знания нужны западному человеку, который прошел через Христианство, что значит, приобрел нужный для понимания конкретный ум, который, по Замыслу, должен помочь западному человеку стать полным Богом (Единым). Восточный человек, в лучшем случае, может стать полубогом, как Мория, западный, если пройдет весь путь, станет полным Богом. У Мории не получается осветить Запад своим откровением потому, повторю, что на Востоке нет той величины Света, которая требуется для освещения Запада. На практике это показано на примере Рериха, который поехал на Запад, движимый своими восточными учителями, и вынужден был бежать отовсюду, в том числе на самом Востоке уже, куда он бежал, его чуть не достали англичане.
Причина всех неудач восточных адептов, работавших в западном направлении, – в их незнании полного Замысла, что у Востока своя миссия, у Запада – своя. Повторю, у западного человека миссия его заключается в том, чтобы стать полным Богом, как Единый, в котором есть верхняя половина, относительно чистая, и есть нижняя половина, со множеством разных способностей и возможностей, предназначенная для творения отрицательных миров. Вот этому Единому, дабы он мог творить в космическом масштабе миры, дается технология подъема в себе энергии Кундалини.
Одной технологии мало. Нужно еще всезнающее сознание, которое взращивается с помощью Христианства. У восточного адепта сознание есть, но это сознание половинчатое или абстрактное. С таким сознанием ничего целого, да еще в деталях, не сотворить, даже такого мира, как восточный.
В видении Павла Г. показан тот отрицательный западный мир, в котором масса всяких дел и желаний, но нет возможностей (энергии). Была у них энергия, пока они строили этот мир, но была ровно в таком количестве, чтобы её чуть-чуть всегда не хватало. И вот энергия вдруг совсем кончилась. Две цистерны на весь мир это капля в море. Кончилась энергия потому, что Инволюция кончилась. Теперь надо делать Эволюцию. А для строительства её нужны, как выяснилось, не такие проводники, как Павел Г.. У таких проводников, как Павел Г., что бы они ни строили, всё равно будет получаться атомная бомба.
2. Грехи всплывают, когда энергия на творение (сокрытие) грехов кончается.
Павел Г. 16.06.96. Видение: Нахожусь во Владимире на улице Лермонтова на проезжей части. Меня обгоняет справа молоковоз (КАМАЗ) с прицепом (цистерна) едущий к молокозаводу, который на этой же улице. Молоковоз повернул с улицы Мира, а обгонял меня на перекрестке с улицей Труда, к которой примыкает липовый сквер (из лип).
2015-04-21: Что бы ни делали адепты старого мира, получалась у них липа. Липа красивое кудрявое стройное дерево, аллея из лип глаз радует, лыко липовое крепкий хороший материал для лаптей.
Справка:
Лыко - , лыка, мн. и, ср.
1. Волокнистая древесная ткань, отделяемая непосредственно от ствола; луб. Драть лыко. Плести лапти из лыка. На лапти идет преимущественно липовое лыко.
2. Жгут или лоскут из этой ткани. Ивовые лыки. Подпоясанный лыком. Лыка не вязать (разг. фам.) - перен. говорить заплетающимся языком, будучи пьяным. Не всякое лыко в строку (поговорка) - нельзя каждую мелочь ставить в вину, в упрек (букв. - не всякое лыко годится для плетения лаптей; строка - каждая полоса лыка в лапте). Не лыком шит - поговорка о человеке, не лишенном способностей, знаний, уменья.;
Толковый словарь Ушакова
Жили в древности люди без лыка (без лаптей) и горя не знали. Но потом обулись в лапти, и так им понравилось ходить в лаптях, что без лаптей больше никуда они не выходили. То же самое с плотным (физическим) телом: жили без него и горя не знали, но потом одели людей в новую одежку, и понравилось людям жить в этой одежке так, что больше без этой одежки никуда они не выходили. Однако потом лапти сменились туфлями. Это значит, что сменились плотные тела на еще более плотные. Никто сейчас лапти не плетет и в них не ходит. То же самое происходило со способностями людей, которые от одной эпохи к другой улучшались. На примере способностей Лермонтова предлагается нам оценить развитие способностей вообще. А способности у Лермонтова писать стихи такие, что лучше Лермонтова можно назвать только Пушкина, и то лишь условно, поскольку у Пушкина и у Лермонтова у каждого своё: с раскрытием сути демонизма никто с Лермонтовым не сравнится.
Способности к тому или иному делу предопределяют место человека в обществе. У пирата есть способность убивать, которая взращивается в нём, как выяснилось выше, специально в предыдущем воплощении. Поэтому в следующем воплощении с детских лет его тянет именно к этому. Бандеровцы на Украине все советские годы мечтали об этом и сейчас, когда американцы помогли им прорваться к власти, с наслаждением, поскольку долго к этому тянулись, насилуют, пытают, убивают. И эту с такими трудами добытую ими власть на Украине они не собираются отдавать никому, вплоть до полного уничтожения всего населения Украины. Убивают они, в первую очередь, самых активных оппонентов. Составили на них список в Интернете на сайте «Миротворец» (автор официальное лицо правительства Геращенко) с адресами, родными и принялись за дело. Вначале убивали, выдавая убийства за самоубийства (Чечетин), а потом решили, что лучше убивать открыто и в упор прямо возле его дома расстреляли Олеся Бузину, чтобы других запугать. Их организация УПА взяла это убийство на себя. А государственная власть отвечает всему остальному миру, что такой организации на Украине нет.
Способность убивать это крайность, которая квинтэссенционно выражает скрываемую в человеке корысть. Не будет человек сажать хлеб или картофель, если не надеется вырастить урожай. Ест человек, когда вырастит, хлеб, что значит, убивает он растение. Растение человеку разрешено убивать свыше программой развития. Разрешено убивать животное, чтобы съесть. А вот убивать человека не разрешено. Однако убивать человека заставляет та же самая корысть, которая просто слишком хорошо выросла. А выросла она для того, чтобы заметили люди и сделали нужные для понимания процесса развития выводы.
То же самое с корыстью на идейном фронте. Пока корысть в меру, люди строят Коммунизм, Капитализм и прочие измы. Но капиталист, что точно вычислил Маркс, при доходе свыше пятнадцати процентов, не останавливается ни перед чем (перед убийством). А сколько людей было убито в СССР ради Коммунизма, знает только Сталин. Ради власти своей Демократии США сейчас по всему миру готовы, как националисты на Украине, убить всех непослушных.
Те или иные способности в Душе человека заставляют его стремиться в нужном для этих способностей направлении. Пират никогда не будет вскапывать лопатой землю, чтобы посадить пшеницу, но тупой лопатой в поисках клада хоть целый остров перекопает. Достаточно для того, чтобы пират копал, послать ему мысль, что на острове есть клад, подбросить карту – и он будет копать.
Отрицательных людей, чтобы они копали, стимулируют материально, духовных людей, чтобы они занимались духовными делами, стимулируют духовно. Меня стимулируют поисками корней греха. Копаю я на пару с Павлом Г. его грехи в прошлых воплощениях — и нахожу фараона Эхнатона, от которого пошло возвеличение Эго, а еще глубже копнув, обнаруживаю Авеля, в котором скрыт грех Непокорности. А потом (не случайно) попадается мне на глаза повесть о Василии Фивейском, от которого (Фивы) ниточка протягивается к Эхнатону. Спустя некоторое время вот как раз сейчас (1996) читаю «Великого розенкрейцера» Всеволода Соловьева (М., «Фирма Арт», 1993). И в этой повести, смотрю, тоже есть поп, как у Леонида Андреева. Тоже есть имя Настя, только Настей звать саму попадью, и так же поп служит в селе Знаменском, и так же появляется урод в жизни попа (приносят ему на излечение), о котором мать говорит, что он хуже зверя. Так же свыше отцу Николаю, как отцу Василию, дается способность проникать в Души людей. Но есть и отличия. Беспримерно смирение отца Николая, который и дитя-зверя принимает как благо, поскольку, мол, это наказание Божье, имеющее своей целью излечение Души. Выше я говорил, применительно к отцу Василию, что вся его страшная жизнь это следствие (или наказание) за грехи в прошлом воплощении. В повести Соловьева эта моя мысль о наказании прослеживается еще более ощутимо:
Метлин, к которому приходит отец Николай, казалось бы, погиб безвозвратно, потому что, вроде бы, ни один человек не способен вынести тех несчастий, которые с удивительной последовательностью и неизбежностью сваливаются на него одно за другим.
« Метлин, сам того не желая и не по своей вине, поссорился с богатой и влиятельной роднёю. Родня стала всячески притеснять его, завела с ним тяжбу, задарила всех судей и неправильно оттягала у него почти все имение. Да и не только своим имением, а и жениным приданым он должен был поплатиться. Пожар усадьбы, где они жили, уничтожил остальное. Никто из родных и близких людей не вступился – все отвернулись, как от зачумленных» (стр. 63).
Собрали Метлины кое-какие крохи и перебрались с детьми в Петербург, надеясь доказать свою правоту и вернуть незаконно отнятое имение. Жили в бедности, но не замечали ее, не теряли бодрости духа, верили в торжество правды, А время шло. Прошло четыре года. Сын, прекрасный и добрый мальчик, отрада и надежда родителей, не выдержал лишений, простудился зимою в легкой одежде и, проболев, прометавшись в жару несколько дней, умер. Все старания Метлина доказать свою правоту остались напрасны, кроме вечных неудач, оскорблений, он ничего не видел. Жить стало совсем нечем. Пробовал искать службы – и тут не повезло, не удалось ему найти себе хоть какого-нибудь маленького места. Чтобы не умереть с голоду, приходилось иной раз ходить на поденщину. Жена с дочкой, уже выросшей, ходили по домам, выпрашивая себе работу – шитье, вязанье, все, что можно было достать…
– Думала я, батюшка, – говорила Метлина отцу Николаю, что уже хуже с нами быть не может, а случилось худшее, подкараулило нас такое горе, какого я и во сне не видывала, а сны-то мне снились ух какие страшные да тяжкие!.. Терпел мой Петр Ильич, все терпел, и никогда не слыхала я от него речей богохульных… А тут вдруг вернулась я домой с Катюшей, этому уж восемь месяцев будет, гляжу на него и не узнаю: не он совсем – лицо страшное, глаза кровью налиты, дышит тяжело, зубы стучат, кулаки сжаты: «Довольно, говорит, будет! Нет, говорит, на свете ни правды, ни Бога, их глупые да счастливые люди выдумали!» Кинулась я к нему, обняла его, слезами обливалась: «Батюшка мой, очнись, что ты говоришь, не бери греха на душу, не губи себя». А он как оттолкнет меня да такое вымолвил, что повторить у меня и язык не повернется. С тех пор запил, запил, иной раз дня по три, по четыре пропадает, вернется пьяный и вот завалится, спит… Бывает, и деньги у него водятся, а откуда те деньги, придумать не могу, да и боюсь думать…
Рыдания подступили ей к горлу, но она удержала их и продолжала:
– И этого горя, видно, мало было. Катюша моя, на отца, что ли, глядя, стала на себя не похожа. По целым дням молчит, по ночам плачет. А потом вот точь-в-точь как он: будет, говорит, довольно! Я ей рот зажимаю, а она от меня и руками, и ногами. Вот уж третью неделю она меня изводит. Не могу, говорит, больше так жить. либо повешусь, либо, забыв стыд, стану жить в палатах… Вот ее речи! Батюшка, спаси ты нас, на тебя только и надежда!
– Не на меня, а на Бога, – тихо сказал отец Николай. – Молись, мать.
– Молилась я, батюшка, молилась. Без молитвы-то как бы я прожила! И вера была, крепкая вера… А теперь, теперь и хочу молиться, да не могу… душа, знать, молчит, на молитвенные слова не откликается… и вера… ищу ее – и нет…
– А ты все же молись и ищи веры…
Он уже сам молился. На него уже сходил молитвенный трепет, и он уже искал, жадно и тревожно, той спасительной и надежной нити, которая поднимала, окрыляла всю его душу и приводила его в общение с высшей, святой, всемогущей силой. Он подошел, почти шатаясь, к спящему человеку и простер к нему руки.
– Встань, – произнес он.
И человек приподнял голову, сел на кровати и изумленно воспаленными глазами глядел на священника. Девушка у окна тоже было повернула голову, но затем вдруг резким движением склонилась еще ниже над своей работой.
– Кто это, кто?.. Зачем? Чего вам от меня надо? – шептал Метлин.
Недоумение, робость, даже ужас изображались в его воспаленных глазах. Дрожь пробегала по его телу. Это был человек лет около пятидесяти, крупного и сильного сложения, с лицом, еще сохранившим следы породистой красоты и благородства. Но долгие лишения, несчастия и пьянство последних месяцев исказили, измозжили это лицо, придали ему болезненную одутловатость, и вся эта большая, сильно исхудалая фигура как-то съежилась, сгорбилась и производила жалкое впечатление, говорила о падении, о беспомощности.
В последнее время, находясь почти постоянно в болезненном возбуждении под влиянием вина, Метлин мало-помалу начинал жить какой-то фантастической жизнью. Он переставал ясно отличать действительность от своих болезненных представлений и галлюцинаций, и то, и другое путалось перед ним и в нем смешивалось. Он жил в ярком мучительном бреду, ему чудились несуществующие в действительности лица, и эти лица были так реальны, ощутимы, что он говорил с ними, и они ему отвечали.
Ему и теперь казалось, что перед ним одно из таких лиц. Только он еще в первый раз видел такое лицо, и оно нисколько не было похоже на прежние, всегда мучившие его призраки».
Судя по тому, что рассказывал выше о своей болезни Андрей Гусев из Узбекистана, у Метлина тоже была вялотекущая шизофрения. И если бы Метлин не был персонажем художественного произведения, я бы сказал, что Андрей Гусев сейчас точно воспроизводит то, что было с ним в прошлом воплощении. Хотя там же (выше) я уже говорил о том, что художественные произведения если не прямо иногда пишутся натуры (с Апполова писал свой образ Леонид Андреев), то косвенно ниточками своими они все равно протягиваются в реальную жизнь, которая, как видим, в сознании шизофреника становится вполне осязаемой реальностью.
Терпеть надо, когда несчастья сваливаются, потому что ты же сам и виноват в этих несчастиях, когда творил непотребности в прошлом воплощении. ТВ показывает оставшегося в живых после пыток украинца: пальцы у него изуродованы иголками, ногти вырваны, спину ему поджаривали. И тот, кто это делал с ним, испытывал наслаждение от мук терзаемого. И наплевать ему было, что пленник сознания лишался. Многих бандеровцы до смерти так замучили. Этот выжил, чтобы рассказать. Вопрос, какие муки нужно придумать для этого палача в следующем воплощении, чтобы искупить хотя бы частично муки многих замученных им?
Отец Николай сам из таких, которые отбывают муки за прошлые свои грехи. Поэтому он жалеет Метлина: свой своего видит издалека и пожалеет, когда тот иголкой, загоняемой под ногти связанному, себя вдруг оцарапнет. Так сердобольная мать, когда сын убивает её, спросит, не зашиб ли ты руку свою, сынок?
Такое наказание для отца Николая избрал механизм Кармы, что вот он попом стал и теперь жалеет своего бывшего соратника. Всякие нужны роли, чтобы опять встретились, как в прошлой жизни, два сослуживца. И у каждого роль такая, что по грехам его. Очевидно, отец Николай, скажем, в воплощении Василия Фивейского частично искупил свой грех Неверия и каким-то образом додумался, умирая, что верить все равно надо, несмотря ни на что. И вот теперь уже в отце Николае он убеждает в этом Метлина и себя, в первую очередь, поскольку Неверие велико.
Цитата:
«Всякое испытание, посылаемое человеку, есть только пища души, и душа, вкушая сию пищу, может и должна крепнуть, расти, очищаться. Но человек свободен, а посему может погубить свою душу, предавшись злу, которое сторожит его особливо во времена испытаний. Вот и ты: твоя душа уже начинала крепнуть и очищаться благодаря пище испытаний. Ты среди бед и несчастий становился добрее, чище, снисходительнее, кротче, умнее, чем во времена благополучия. Так ли я говорю?
– Так! – прошептал Метлин, не спуская глаз с отца Николая.
Священник продолжал:
– Но ты допустил в себе зло и внезапно ослабел, и начал шататься, и усомнился в добре и правде, в Боге, и душа твоя стала разрушаться. Но Бог милосерд, Он приходит на помощь слабости человеческой! Если ты почуешь Бога, если почувствуешь и поймешь, что Он видит тебя и слышит, – ты спасен.
– О, если б я мог это! – отчаянно воскликнул Метлин.
– Пожди еще малое время с терпением и увидишь, что Господь снизойдет даже и к телесной твоей слабости. Он знает меру сил человека и чрезмерно не испытуeт. Верь, что Он придет тебе на помощь без промедления, я обещаю тебе это, а когда увидишь Божью помощь, то откажись навеки от зла и омой свою греховную душу добром и любовью.
Отец Николай поднялся с сияющим лицом.
– Веришь ли, что я тебя не обманываю, что спасение твое близко?
– Верю! – воскликнул Метлин, вдруг падая на колени и осеняя себя крестным знамением. Мир и радость теперь наполнили его душу. Ничего не изменилось вокруг него – те же горе и беды были позади, та же безысходная нищета в настоящем, тот же голод и холод, а между тем душа его ликовала и он без ужаса, с надеждой смотрел вперед – он верил.
Его жена тоже молилась и громко плакала, и это были благодарные, освежающие слезы.
Одна Катюша по-прежнему сидела у окна. Только теперь она уж не делала вид, что работает. Она бросила работу свою на пол и бледная, с дрожащей по временам нижней губою, во все глаза смотрела на отца Николая. Вот он благословил ее отца, потом мать. Он подходит к ней. Она вскочила и остановилась перед ним, сверкая глазами. Его рука уже поднимается для благословения.
– Лгун! Обманщик! – вдруг злобно крикнула Катюша и, очевидно не владея собою, выбежала из комнаты во двор как была, в одном платье.
Метлины, ошеломленные, в ужасе, даже не тронулись с места.
– Бог милостив! – сказал отец Николай, перекрестился и поспешно вышел. Когда он проходил по двору, то почувствовал на себе злобный взгляд Катюши. Она действительно глядела на него из полуотворенной двери в соседнее помещение. От этого взгляда легкая дрожь пробежала по телу священника, и он стал молиться за несчастную девушку».
Говорит отец Николай так убежденно, что весь светится от правды. Однако через девочку Бог дает знать отцу Николаю, что и сейчас он, когда сияет весь светом истины, не верит, потому что в скрытом виде Неверие в нём остается, а Вера его в данный момент это просто либо по роли его дается ему, либо лицемерие в его Душе вынужденно искажает то, что есть.
«Но если я слаб, Бог должен укрепить меня, а не терзать не в меру!» (стр. 68) «Кто ж это сказал тебе, что ты знаешь меру своих сил!!» – отвечает отец Николай.
О мере заговорил Метлин. Вопрос, о какой мере думал бандеровец, когда спиливал напильником зубы, поливал холодной водой обнаженные нервы жертвы, а потом опять пилил напильником?
Эти грехи, творимые злодеем в прошлой жизни, крепко запечатлелись в глубине Души, так крепко, что влипли в самое дно Души, и в этом следующем воплощении наверх поднимались не они, а следствие их в виде наказаний. Не знает ничего обо всех этих деталях работы механизма Кармы человек и в памяти его нет ничего о его прошлых злодеяниях, но чувствует, что скрыто в его Душе что-то страшное.
Цитата:
Полные внутренним светом глаза отца Николая неотразимо влекли его к себе, и в то же время ему становилось страшно, так как эти глаза глубоко проникали ему в душу и видели в ней то, чего никто не должен был видеть.
– Кто это? – повторял он, и ему хотелось уйти, спрятаться от этого всевидящего взора. Ему невыносимым становилось новое, охватывавшее его ощущение своей нравственной наготы перед незваным, непрошеным свидетелем.
Между тем отец Николай вдруг охватил его голову руками и прижал ее к своей груди. Это было невольное движение, видимое выражение того, что должно было совершиться. Человек, полный веры и силы, взял, весь горя сожалением и любовью, больную, измученную голову обессиленного человека в полное, непосредственное общение с собою и действовал на этого человека всем своим внутренним миром. Такое воздействие не могло остаться бесплодным, и совершилось именно то, чего «хотел» отец Николай: больной, измученный человек быстро начинал выходить из своего тумана и бреда».
Нечто подобное, но в малой мере, что касается его смертоубийств с издевательствами в прошлых воплощениях, должно было и в этом воплощении произойти. И ощущение радости в глубине Души при этом он должен был получить. Вот это всё, что произошло с ним в этом воплощении, осталось в тайне, поскольку воплощение это искупительно-наказательное и мучиться он должен, а не удовольствие получать. Так Эллис почувствовала радость в глубине своей Души, когда на экране ТВ увидела кадры с чеченской войны. Испугало её это ощущение, а не обрадовало.
Перед нами два вида поповских искупительных страданий Василия Фивейского и отца Николая, к которым присовокупляется искупительное воплощение Метлина. Так много требуется воплощений и страданий, что мало этих трех воплощений, чтобы искупить Зло, принесенное на Землю фараоном Эхнатоном, апостолом Павлом, Мазепой и Лермонтовым. Казалось бы, велик ли грех Лермонтова – всего лишь 28 лет прожил он? Но с Лермонтовым пришел на Землю Демон. И этим гениальным рассказом в стихах о Демоне Лермонтов заставил полюбить то, что называется демоническим началом в человеке и что, если вскармливать, доставляет неимоверно сладостные мгновения. Чтобы получать эти сладостные мгновения, человек вскармливает в себе это начало, которое кажется вначале божественным проявлением, поскольку очень тонко оно в самом начале. Потом тонкие струна уплотнятся так, что на них становится возможным играть, как на струнах арфы, целые симфонии разных удовольствий. Все сценарии садомазохических наслаждений от этого демонического начала. Пытки в застенках – того же садистского свойства.
Всё в жизни сексуально. Сама жизнь сексуальна. Только потому она и существует, что сексуальна. Великий розенкрейцер у Соловьева владеет такими средствами воздействия на жизнь, что его называют великим Повелителем. Надо ему – и в его власти оказывается лучшая при дворе красавица Сильвия. Но он и сам влюбляется в неё.
Цитата:
Вслед за разочарованием в Саторе и других приближенных его ждало разочарование в красавице Сильвии…
Была дивная, душистая ночь, и аллеи волшебного сада озарялись полной луною. Эта ночь манила к счастью, к поэтическим мечтам, к возвышенным и плодотворным мыслям. Но мрачно и тоскливо было в душе великого розенкрейцера. Он покинул свое ложе и, будто бледный призрак, прошел ряд безмолвных чертогов. Его тень скользила по широким ступеням террасы. Он в саду среди благоуханной тишины, под грустными ветвями могучих померанцев. Он сидит неподвижно, склонив голову и будто прислушиваясь к душевному голосу, который тоскливо и страстно ему плачется: «Не держи меня в неволе, выпусти из неволи, дай расправить ослабевшие крылья!..»
Но вот другой тихий голос достигает его слуха. Он вздрогнул, затаил дыхание, прислушивается…
– К чему твои сомнения, – шепчет знакомый нежный голос, близко шепчет, в душистой беседке, со всех сторон закрытой невиданными причудливыми цветами, – к чему твои сомнения, они только портят и сокращают эти быстротечные минуты счастья!
– Но я не могу избавиться от этих сомнений, – отвечает другой, незнакомый, голос, – я жадно, с мучением слежу за тобою, за каждым твоим шагом, движением, взглядом… И когда я вижу, что ты улыбаешься властелину и нежно на него смотришь, – мое сердце разрывается, и я едва в силах удержать крик отчаянья и ненависти к этому человеку… Страшное сомнение закрадывается мне в душу и шепчет: «Она его любит!..»
– Если бы я любила его, разве ты мог бы ко мне приблизиться, разве ты был бы со мною теперь в этой беседке? Если я здесь, значит, люблю тебя…
– Но ведь ты любила его?
– Никогда я не любила его… Отказываться от его любви было бы безумием, да и невозможно это: он властелин, одно его слово – и о сопротивлении нечего думать… или исполнение его воли, или погибель. Сатор сказал мне это, а Сатор беспощаден…
– Да, но загляни хорошенько в свое сердце… Ведь он – властелин, в нем власть и сила, несокрушимое могущество, и все это – его обаяние. Женское сердце склоняется перед силой и боготворит ее.
– Может быть, может быть, и я полюбила бы его за могущество и преклонилась бы перед ним, только для этого надо было одно: чтоб он не полюбил меня. Да, тогда бы, если б он не замечал меня, а, заметив, остался бы ко мне равнодушен, может быть, я и увлеклась бы им, может быть, я и добивалась бы его любви и в этой борьбе сама опалила бы свое сердце. Но он полюбил меня, и я сразу увидела, как он трепещет и млеет от моего взгляда, от моего прикосновения… Где же его сила? Где же его могущество? Он не властелин для меня, а раб мой… А я раба любить не могу. Я презираю его, он мне жалок, смешон… Я должна выносить любовь его… но и в его объятиях я все же всегда с тобою, мой милый, мой ненаглядный, и от него я спешу к тебе, чтобы ты скорее согрел меня, чтобы ты стер своими сладкими поцелуями его ненавистные поцелуи…
Властитель не хотел больше слушать. На мгновение сильно забилось его сердце, и он растерялся от неожиданности и грубости этого обмана. Но он сейчас же и понял, что обман этот возбуждает в нем не горе, не обиду, а только глубокое отвращение. Да разве сам он любил ее? Разве сам он не начал отрезвляться от своей животной страсти, от грубого поклонения материальной красоте? Любовь! Разве это любовь? Он не знает, что такое любовь, и не знает, где искать и где найти ее… Стыд поднялся в нем, и пусто и тоскливо стало в его сердце.
Он медленно приблизился к беседке; он уже хотел распахнуть благоухающие ветви и сказать: «Прочь, скорее прочь с глаз моих, прочь из моего волшебного сада!» Но он не коснулся душистых ветвей, не произнес ни слова и поспешно удалился. Снова тень его мелькнула на широких мраморных ступенях террасы.
Он оглядел этот сад, утопавший в лунном блеске, эти далекие, бледные горы, море, колоннады и портики своих чертогов и перенес взгляд выше, к темному небу, усеянному мириадами звезд, трепетавших в загадочном мерцании. И беспредельность охватила его.
«Зачем их гнать отсюда? – думал он. – Они у себя, они такая же часть этой земли, как цветы и деревья, как вода и камни… Они у себя, а я – пришелец в этом мире временных форм, на мгновение остановившихся призраков. Я искал здесь то, чего не мог найти, и должен уйти отсюда!»
Все выше и выше поднимался взгляд его. Душа напрягала последние усилия…
Он открыл глаза, поднялся с кресла, и глубокий вздох, вздох освобождения вырвался из груди его. Свечи догорали на столе, бледное зимнее утро заглядывало в окна…
Кто в этом мире не мечтает о том, чтобы стать как Великий розенкрейцер?! Кто не хотел бы первых в мире красавиц?! Однако механизмы производства жизни таковы, что если овладеть ими в своих интересах, то в конце и жить в этом мире не захочется, как это случилось с Великим розенкрейцером. Влюбившегося в неё Повелителя Сильвия презирает, потому что влюбленный не Повелитель теперь, а раб. Вся эта жизнь творится, пока человек движим иллюзиями любви, добра и справедливости. Когда же человек, пройдя через всё это, понимает, что осуществляется жизнь только когда есть противоречия, обусловленные взаимоотношениями Повелитель – раб, нечего ему здесь больше делать, поскольку для понимания, что такое Зло, отправляется Сын Отцом в путешествие по миру Зла.